Приходи в полночь - Сюзанна Форстер

Минуту спустя кофе уже булькал в кофеварке, а Ник, прислонясь к холодильнику, набирал на переносной трубке номер своего адвоката. Секретарь Саттерфилда ответила после первого звонка и тут же соединила его с юристом.

— Ник? — Голос Алека был теплым и сердечным. — Чем могу служить?

— Забавно, что вы еще спрашиваете, — ответил Ник. Он помолчал, не для эффекта, а чтобы его голос прозвучал абсолютно ровно. Он не хотел ничем, особенно чувствами, выдать себя, чтобы адвокат не мог использовать это против него. — Я хочу, чтобы вы вызвали Ли Раппапорт в качестве свидетеля защиты.

В трубке послышался вздох удивления:

— Вы с ума сошли?

— Конечно, спросите у врача.

— Она же психиатр обвинения! Зачем вы хотите вызвать такого враждебно настроенного свидетеля?

— Объясню потом. — Ник не был уверен, что его телефон не прослушивается или что Саттерфилд не записывает их разговор на пленку. — Остальную информацию лучше передать лично.

— Объясните сейчас или я этого не сделаю!

— Делайте, — холодно ответил Ник. — Или вы уволены.

Ответ Саттерфилда был кратким.

— Да пошел ты, — пробормотал он за секунду до того, как прервал связь.

Кладя трубку, Ник увидел, что Мэрилин закончила подкрепляться и смотрит на него так, словно ожидает, что он сейчас взмахнет рукой и пустая тарелка волшебным образом наполнится снова.

— Я хороший, Мэрилин, — тихо засмеялся он. — Но не настолько.

Кошка прошествовала к нему, и он облокотился на стойку, чтобы погладить шелковистую шерстку. От кошки пахло курицей и соусом, и, когда она потянулась к его руке, чисто женское урчание удовольствия задрожало в ее горле. Ник улыбнулся.

Теперь ему осталось только вернуть Эстелу.

Глава 17

Прошло три недели.

Телевизионные гуру от погоды скромно называли это февральской волной жары, но живучие лосанджелесцы лишь смеялись над такой формулировкой. Когда солнце поднималось в зенит и всякое движение воздуха прекращалось, для них наступали самые жаркие зимние денечки. Город забытых ангелов превращался в разъяренный реактор. Если бы у этих ангелов был выбор, многие из них предпочли бы пить свой утренний кофе в аду.

Этим утром температура за стенами окружного суда Лос-Анджелеса приближалась к точке кипения, и толпа, сгрудившаяся у входа, выказывала признаки утомления. Четвертое сословие — пресса — уже разделось до рубашек с коротким рукавом, открытых блузок, а в иных случаях и до футболок. Поклонницы Ника Монтеры обмахивали раскрасневшиеся лица табличками с надписью «Свободу Ники!».

Все они жаждали хоть краем глаза увидеть своего любимца, и, пробираясь сквозь толпу газетчиков и тележурналистов, Ли порадовалась, что ее никто не знает. Она надела легкий костюм из голубого льна из уважения к погоде, но все равно обливалась потом, без сомнения, в равной степени от нервозности и от жары.

Ее вызвала защита, но люди Доусона провели целое сражение, доказывая, что ее оценка подсудимого являлась закрытой информацией. Защита обвинила прокурора в попытке скрыть важные факты, способные помочь защите. Поэтому Ли была свидетелем поневоле, как это называлось.

Адвокат Ника, казалось, верил, что ее показания помогут делу, хотя она не представляла, каким образом. Психологические тесты указывали, что его клиент был способен совершить преступление, в котором его обвиняли. Если бы на Ли надавили, то она вынуждена была бы признать: да, Ник Монтера обладает эмоциональной психологией убийцы. Но она могла добавить, что почти каждый человек при соответствующих обстоятельствах способен совершить тяжкое преступление на почве страсти. Это ли хотел услышать Саттерфилд?

Ли удивилась, когда, войдя в здание суда, увидела направляющегося к ней Доусона. Она думала, что он постарается избежать встречи, ведь в этом деле он лично не выступает обвинителем и стремится держаться в стороне. Однако Ли была уверена: в случае победы обвинения он выйдет из тени, чтобы разделить ответственность — и славу.

В ультраконсервативном сером костюме с темно-бордовым галстуком Доусон выглядел просто потрясающе. Он даже улыбался, направляясь к Ли, но она смотрела на него совершенно серьезно. Он пришел в ярость, когда узнал, что ей направили повестку. Доусон разразился гневной тирадой, высказал подозрение, что она участвует в заговоре против него, и предупредил, что она ведет себя необдуманно, словно это она была виновата в действиях защиты. Он даже угрожал разорвать их отношения. Ли была настолько возмущена его поведением, что почти не общалась с ним с того момента.

— Ну как ты? — подойдя, спросил он с искренней заботой в голосе. — Может, выпьем по чашечке кофе до начала заседания?

Она отрицательно покачала головой:

— Спасибо, но мне нужно еще раз просмотреть свои записи.

Он отступил на шаг, чтобы получше разглядеть Ли, и она смущенно вспыхнула, заметив его явное одобрение.

— Ты выглядишь чудесно, — сказал Доусон.

Она постаралась как можно равнодушнее пожать плечами:

— Ответственный день в суде.

— По-моему, нам надо поговорить, Ли.

— Меня вызвали повесткой, Доусон, — быстро заговорила она, стремясь избежать новой стычки. — У меня нет выбора — я должна дать показания. Ты бы предпочел, чтобы меня арестовали за неуважение к суду?

Взяв Ли за локоть, Доусон отвел ее в сторонку.

— Будь осторожна, Ли, прошу тебя. Как только журналисты узнают, что ты недоброжелательный свидетель, они станут цепляться к каждому твоему слову. Я знаю, ты будешь внимательна к тому, что важно… к нашей помолвке, разумеется, и… будешь помнить о предстоящих выборах. До них всего несколько месяцев.

— Не тревожься. Я никак не смогла бы забыть, что ты ждешь перевыборов.

Она посмотрела на часы, и Доусон, схватив ее за рукав, с нежностью притянул к себе.

— Я просто не хочу, чтобы ты там растерялась, понимаешь? Там ведется жестокая игра. Тебя не пощадят, Ли. Не помогут даже наши отношения. На самом деле это способно даже ухудшить дело. Обвинение может почувствовать необходимость обойтись с тобой построже.

— Я постараюсь. Мои показания будут такими же, как если бы меня вызвали твои люди.

— Но они могут прозвучать по-иному. Твои слова могут извратить, и вот ты уже говоришь, что Монтера — бойскаут, что он переводит через дорогу пожилых леди и котят.

— Может, так и есть, Доусон.

Голос Доусона упал до быстрого, злого шепота:

— Бога ради, Ли! Этот человек — хищник. Меня просто корежит, когда я думаю, что твои показания могут освободить его и он продолжит охоту за невинными женщинами.