За колючкой – тайга - Сергей Зверев

– Автоматически вышло, – признался мастер.

– Двое суток карцера, – провозгласил полковник. – Тоже автоматически. Однако в связи с праздником объявляется амнистия. Через час я выхожу на улицу и поражаюсь, насколько флюгер изменил свой вид.

Нет, сегодня начальник не был похож на себя. Многие соотносили это с услышанным обещанием Самого перевести Кузьму в Управу, а некоторые, что подогадливее, сообразили, что полковник растерян. Должность, на которую его прочит начальник Управления, – по строительству. Дальше объяснять не нужно. На месте Кузьмы растеряется любой.

Переезды, окончательный, косметический ремонт, обустройство…

К середине мая жизнь на «даче» вошла в привычную колею, с той лишь разницей, что возвращались зэки не в загаженный, сырой, продуваемый всеми ветрами барак, а в натопленное помещение, в котором витал аромат мнимой, но свободы, ничтожного, но счастья.

А Литуновский, приводимый с делянки, часами лежал на спине, слушая гудение уличного генератора, и не сводил с чистого потолка взгляд. Хранить тайну в бараке долго нельзя, и уже к окончанию строительства об истинном авторе проекта знали все.

Интересно как-то получалось. Летун построил баню, организовал кино. Летун построил новый барак. За год он сделал то, что не смогли сделать более авторитетные люди за десятилетия. Вот в одном лишь незадача. Чем лучше зэкам, тем длиннее срок у Литуновского. Есть люди в лагерях, которых откровенно презирают. Есть те, кого уважать положено в соответствии с их статусом. Литуновский не относился ни к числу первых, ни ко вторым. Он был просто зэк, не пригодный для зоны. Его порывы на волю, кажущиеся идиотскими, с лихвой компенсировались лукавыми выпадами в сторону администрации, от которых заключенным становилось только лучше, и ни разу не случилось так, что кто-то от деяний Литуновского пострадал. В шестом бараке проснулось доселе спящее в людях чувство. Ощущение простой, вольной симпатии к человеку, который, делая свое глупое дело, приносил людям невиданные ранее подарки. Он или человек был такой, или получалось у него так, случайно: никогда не старался войти в общее настроение, не насаживал своего, шел своей дорогой, и зэки, необоснованно следуя за ним, встречали на своем пути лишь хорошее.

Случайно… А что такое случайность? Это непредсказуемая необходимость. Так почему же Летун, поступая по-своему, ни разу не принес в виде этой необходимости зла?

Кажется, он был по душе этому коллективу. И потерять его не хотелось ни одному из его членов.

Однако когда в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое мая 2004 года жители шестого барака проснулись от непонятного шума на улице и одновременно не увидели на нарах Литуновского, они не попросили Бедового вернуть Летуна назад.

Посмотрели на пожарную лестицу, лежащую на двойном ограждении, закурили, сели на нары и стали ждать.

– Ну-ка, упали все, – приказал смотрящий, однако сам уселся, закурил.

Литуновский снова убежал.

Это невероятно. Вот тебе и ответ, Индеец, почему лестница должна быть съемной, а не намертво вбитой в стену. Вот почему она должна проходить мимо окна Литуновского, что наименее резонно, чем по углу здания.

Глазам своим зэки не верили.

Лестница, снятая с крюков, описала дугу и упала на два ряда проволоки. Второй ее конец лег на подоконник. Вот почему по плану Литуновского жилая часть барака должна была быть на высоте четырех метров от земли, а нижняя часть здания занятой под инструменты. От подоконника до верхнего ряда колючки – ровно четыре метра.

Ночью был ветер, какого осужденные не слышали с марта. Собаки прижимали хвосты под брюхо, скулили и прятались в ящики. Вертухаи поднимали воротники легких курток – наружных подстежек бушлатов и старались отстоять два часа так, чтобы нанести своему организму наименьший ущерб. И лишь Литуновский, построивший здание для того, чтобы было по чему перелезть через колючую проволоку на высоте четырех метров, относился к своему здоровью с полным равнодушием. А быть может, наоборот. О нем только и думал. Знал, что хватит его еще на год. Ну, на два – максимум.

Но самое страшное было не это. Месяц назад Литуновский понял, что не помнит, как выглядят Вика и сын. Фотокарточка перед глазами затерлась, поблекла, и когда она превратилась в нечто невесомое, ее унес ветер. Такой же, как этой ночью двадцать пятого мая.

Зэки не спали, молча сидели на нарах, и на этот раз тотализатор не работал. Пари не заключались, ставки не делались. Всем было ясно, что в этот лагерь Литуновский больше не вернется. Его возьмут в тайге. Оборванного, голодного, без единой сигареты в кармане. Изобьют до полусмерти, и будет еще один суд.

Появится новый срок, и когда общий перевалит за двадцать, Литуновского, как злостного нарушителя режима, переведут в тюрьму.

Статус рецидивиста, четыре стены, образующие площадь в шесть квадратных метров, те самые, за которые он бился в зоне, и… он умрет.

Все были уверены, что умрет.

Литуновский не создан для зоны. Он слишком для этого свободен.

Его возьмут в тайге, но уже не привезут обратно. Ребята из СОБРа УИН будут отбивать ему почки и ломать ребра все время полета от места задержания до ближайшего лагеря. Там водворят в камеру и начнут шить дело.

Сошьют. Этап, столыпин, «фильтр», «одиночка».

Три года. Он умрет, когда поймет, что обманывать больше некого, а из каменного мешка в одиночку не уйти.

Сколько до подъема? Три часа. Литуновский знал, когда нужно ронять на проволоку лестницу. С четырех часов утра – «собачья вахта». Независимо от того, отдохнул человек или он уставший, в нем срабатывает биологический будильник на «отбой». И сопротивляться этой «колыбельной», баюкающей из подсознания, может далеко не каждый. А сегодня на западном углу периметра – рядовой Зварин, на северном – Уймуров. Заспанные, чахлые новобранцы, гонимые казарменными «дедами». Все правильно рассчитал зэк, все правильно. Побег обнаружат через два часа. Точнее – уже через один час и сорок пять минут, когда караул начнет менять часовых.

Сколько Литуновский пройдет за один час и сорок пять минут по тайге в полной темноте? Еще пять километров? Семь?

– Уууух!.. – испугавшись, прокричал филин и, хлопая крыльями по тяжелой от росы траве, пошел вдоль «запретки».

Луч прожектора скользнул вдоль полосы, прошелся по стене, лестнице, откровенно лежащей на проволоке, по вышке с Уймуровым, осветил его перекошенное лицо, и снова вернулся к лестнице.

Порыв ветра рассекла автоматная очередь.

– Черт побери… – вполголоса вырвалось у Зебры.

– Караул!.. – слышалось сквозь гудение красноярского ветра. – В ружье!..

И сколько Литуновский пройдет теперь?

Он знал, ответа не будет. Автором письма из этих мест может заинтересоваться лишь Комиссия по помилованию. Помиловать… Смилостивиться над осознавшим свою трагическую ошибку осужденным. Доказать, что он более не представляет угрозы для общества, привести президенту доводы, которые размягчат его сердце, заставят сжалиться над его родными. Но пересмотреть дело…

Для этого нужно признать, что старосибирский суд совершил жуткую ошибку. Впрочем, какая ошибка?

Он бежит, и потому мысли сбиваются. Какая ошибка? Суд не совершал ошибки. Суд вынес заведомо неправосудный приговор, и эта новость нешокирующая.

Судья знала, что он стрелял не потому, что был пьян и не отдавал отчета в своих действиях. Судья знала, что он стрелял осознанно. Каргуш Леня был у нее! Два раза был!!

Как доказать, что ему не помилование нужно, а пересмотр дела? Мотивом, послужившим принятию решения для трех выстрелов, было не хулиганство, а конкретный умысел. Ему не помилование нужно, черт побери…

Звонарев, Звонарь, объявленный ворами «гадом», зять председателя Старосибирского областного суда. Это дочь председателя Старосибирского областного суда Литуновский сделал вдовой, так как же это дело может быть пересмотрено?

У Генпрокуратуры своих забот, особо важных, невпроворот, и все, что они сделают, это направят письмо в Старосибирскую областную прокуратуру. Под обнадеживающим росчерком пера какого-нибудь заместителя Генерального будет написано: «Направляю в ваш адрес письмо осужденного Литуновского для проведения дополнительной проверки по указанным им фактам. О результатах проверки сообщить в срок до такого-то, о чем уведомить Генеральную прокуратуру и заинтересованную сторону».

Он, Литуновский – заинтересованная сторона. Заинтересованная, не больше. Не незаконно осужденная, а заинтересованная! Будет ли областной прокурор искать Каргуша, чтобы снять с него показания или, на худой конец, отобрать объяснение? Будет, обязательно будет. Это обязанность его, областного. Но он, областной прокурор, не обязан высылать в Москву, на Большую Дмитровку, 15, материалы проверки. Ему указано – доложить о результатах проверки. О результатах! И он доложит. «Факты, указанные в письме осужденного Литуновского, в ходе проверки своего подтверждения не нашли».