Клей - Ирвин Уэлш

Я с ним заговорил, купил ему пива. Звать его Вольфганг. Я ему рассказал про флаер, на что он:

– Тесен мир, Рольф мой лучший друг. У нас с ним есть место, где можно отлично провести время. Может взять твоих друзей и поехать к нам, покурим гашиша.

– По мне, так отличная идея, – говорю, но Билли с Голли особого интереса не проявляют. Это внесёт коррективы в соревнование по прыжкам с шестом наперевес, а Голли не хочет опаздывать. Билли тоже в сомнениях, наверняка думает об утренней пробежке. В тоге Голли вглянул на меня и пожал плечами: – Гажл уважить хозяев, – говорит.

Мы вышли из паба, сменили «У-бан» на «С-бан» и проехали минут двадцать пять. Сойдя с поезда, мы ломанулись пешком, и это длилось целую вечность. Похоже, что мы оказались в старинном городке, который поглотили окраины.

– Куда это мы идём, приятель? – спросил Голли, а мне пробурчал: – Чего-то мы далеоквато забрались.

– Нет, – сказал Вольфганг, вышагивая длинными ногами, – мы уже недалеко. Идите за мной... – И повторил: – Идите за мной…

Голли заржал.

– Ну ты и гунн, пиздец. – И запел: – За ним, идём за ним… за Вольфгангом пойдём мы на край света…

К счастью, этого Вольфганга обидеть, похоже, просто невозможно. Он слегка недоумевает, не понимает, о чём этот малыш толкует, и быстро шагает вперёд, так что все мы за ним еле поспеваем. Даже Биррелл, он то, мать его, не так уж много выпил. Может, он бережёт силы для пробежки.

Я-то думал, это будет тесная квартирка. Но мы пришли в огромную пригородную виллу с множеством ходов и помещений, стоящую на большом участке земли. Но главное – в одной из комнат я нашёл вертушки, микшер и кучу пластинок.

– Шикарная хата, дружище.

– Да, отец с матерью разводятся, – объяснил Вольфганг, – папа живёт в Швейцарии, мама в Гамбурге. А я продаю для них этот дом. Только торопиться мне некуда, верно? – И он лукаво улыбнулся.

– Куда уж там, – сказал Биррелл, ошарашено оглядываясь по сторонам.

Мы вломились в большую комнату с вертушками, окан которой выходили через заросший патио в просторный сад, и плюхнулись на клесла-подушки.

Я подсутпился к вертушкам; поставил пару треков. Подборочка здесь хорошая: по большей части евротехно, но есть и пара пластов чикагского хауса, есть даже классика – несколько старых синглов Донны Саммер. Я поставил «Крафтверн», самый заковыристый трек с «Trans-Euro Express».

Вольфганг взглянул одобрительно и пустился конвульсивно так пританцовывать, на что осевший на белой подушке Голли осклабился, да и Билли не сделжал улыбки. Вольфгангу, однако, похуям.

– Хорошая песня. А ты в Шотландии диджеем работаешь, так?

– Да он лучший, – вскликнул Голли, – N-SIGN.

Вольфганг улыбнулся:

– Я тоже люблю поиграть, но я не так хорош. Надо больше игры… практики… тогда, – он указал на себя, – хороший.

Конечно, всё это брехня, диджей он превосходный. В деньгах он, похоже, не нуждается, испорченный жирдяйский сынок, так что целыми днями торчит за вертушками. Всё же он привёл нас сюда, и это будет поинтересней самой сытной тёлы. Мы пошли осматривать дом. Чёткая хата, полно свободных комнат. Он рассказал, что у него две маленькие сестрёнки и ещё два младших брата, и все они в Гамбурге с мамой.

В дверь позвонили, и Вольфганг пошёл открывать, оставив нас наверху.

– Сойдёт, мистер Юарт? – спросил Голли.

– Палаты роскошные, мистер Гэллоуэй. Ещё офигенно повезло, что Джус Терри не с нами, сучара, он бы уже обчистил весь плейс.

Голли засмеялся.

– И вызвал бы Алека Конноли, чтоб приехал из Далри на своём вэне!

Гостиная просто замечательная, стены обшиты дубом, мебель в старосветском стиле. В таких комнатах рассиживаются всякие упырис с глубоким голосом, когда к ним приходят брать интервью с Би-би-си или Четвёртого канала, а ты как раз бухой вваливаешься домой. Они обычно рассказывают нам про то, какие мы ничтожества и подонки, или про то, какие выдающиеся люди их друзья. «В каком-то смысле Гитлера можно было бы назвать первым постмодернистом. К нему так и следует относиться, как мы уже начали воспринимать Бенни Хилла».

Гитлер.

Хайль Гитлер.

Какой я был мудак. Бухой шатался со старыми приятелями. Мы решили сделать на нашем автобусе «Последняя миля» небольшой памятный тур. Какая-то жопа с камерой узнала меня по статьям в музыкальных журналах, где рассказывалось про клуб. Он спросил, фашисты ли мы, и в ответ мы, по приколу, закосили под Джона Клиза.

Какой же я тупой. Тупой настолько, чтобы не понять, что они могуть быть сколь угодно «ироничными», но парням с окраин так себя вести не полагается. Даже если мы выросли на этом, только у нас это называется «прикалываться».

Да хуй с ним, эта комната больше, чем квартира моих стариков и их новая коробка в Бабертон-Мейнз, вместе взятые. Пришлё Рольф со своей подружкой Гретхен и ещё три девушки: Эльза, Гудрун и Марсия. Когда Голли нравится девушка, он становится такой неспокойный, глаза точно выпрыгивают из орбит, и по всему видно, что он с ходу помешался на этой Гудрун. Девчонки, однако, все потрясные, даже сравнивать бесполезно. Этот эффект, когда сытных тёл набивается целая комната, меня просто вырубает. Я изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие. Хотя бы Биррелл повёл себя достойно: встал и пожал всем руки.

По рукам пошли косяки с травой и гашиком, все нормально так курнули, кроме Биррелла, который вежливо отказался. Странным образом это произвело впечатление на девушек. Я объяснил, что Билли готовится к поединку.

– Бокс… а это не очень опасно?

На это случай у Биррелла припасена реплика:

– Опасно… для тех, кому хватает ума выйти со мной на ринг.

Все засмеялись, Голли изобразил, типа, он дрочит, а Билли коротко поклонился в шутейном самоуничтожении.

Я пытаюсь понять, кто с кем фачится, чтоб случайно не наступить кому-нибудь на мозоль, и Марсия, как будто прочитав мои мысли, говорит – я, мол, девушка Вольфганга и живу здесь вместе с ним.

Этому я даже рад, потому что при ближайшем рассмотрении она показалась мне слишком правильной и суровой. Та, что Гретхен, – птичка Рольфа, значит остаются Гудрун и Эльза.

С приближением ночи я почувствовал, что Марсии что-то не в кайф. Надо полагать, это «что-то» – мы. Особенно она выпучивается на Гэллоуэя, который стал уже шумноват.

– Мюнхен – отличный город, совсем не такой, как Эдинбург, – выкрикивает он, – и знаете почему? Старичьё здесь не то, ну то есть пожилые люди – совсем другие, такие милые. – Тут он начал говорить по-немецки, и причём все понимают пиздёныша.

– Брехня! – крикнул я.

– Нет, Карл, – ответил тот. – Здесь нет пятидесятилетних упырей в дешёвых свитерах, которые сидят по пабам в Лейте и готовы изрубить молодых в томатное пюре только за то, что им самим уже не двадцать. – Он взял у меня косяк и замолк, чтоб затянуться. – Как, впрочем, и нам. Четверть века. Древние мы уже, пиздец.

Тут он прав, как подумаю об этом – дрожь по телу. Я вспоминаю, как отец говорил: «Стукнет двадцать восемь, считай, напрыгался», – так что у нас совсем немного времени осталось. Многое изменилось за последнее время: каждый занялся своими делами. Голли с Терри до сих пор постоянно тусуются на районе, и хоть у Голли квартира в Горджи, это скорее почтовый ящик, куда приходят счета, так что от старых мест он далеко не отходит. Мы с Билли часто встречаемся, обычно где-нибудь в клубах. Мы оба теперь чуваки центровые, так что с Билли я больше тусую. Наши старики дружат, работали вместе, так что наша с ним дружба вроде как была предопределена. Но больше всех я до сих пор люблю Голли, хоть он и частенько бесит меня, когда заявляется в клуб. Он банчит таблетками, и я в принципе не против, но иногда качество оставляет желать лучшего, и это может подпортить вечеринку. Кроме того, он забывает об элементарной осторожности. Терри – блатной, это совсем другой мир, у него свои завязки. Однако мы всё равно близки, хоть и не так, как раньше.

Да, время бежит, всё меняется. Да и хуй-то с ним: настало время бодриться – веселиться, лишать прекрасных дев их девственности… хотелось бы.

Боже – Эльза, Гудрун… но и Рольфова Гретхен… да, как тут выберешь. Такое бывает, когда видишь сразу много красивых девушек, их обаяние складывается, производит суммарное действие. Чтобы выявить различия, тербуется какое-то время. Я стараюсь сохранить спокойствие, потому что ненавижу выставлять себя мудаком перед девушками, а в алкашке это проще простого. Я думаю, что это как раз то место, где можно устроить серьёзное фачилово с какой-нибудь чёткой тёлочкой. Я б застрял здесь на несколько дней с одной из немецких куколок, срулив на время от коллег, требующих слишком много внимания, в особенности мистера Гэллоуэя, настроение которого скачет как грёбаный шарик-раскидайчик.

В комнату вошёл огромный чёрный кот. Голли потрепал его немного, и теперь он сидил на ручке кресла и смотрит на Биррелла, прямо уставился на него. Тот сверкает на него своим боксёрским взглядом.