Сага о двух хевдингах - Наталья Викторовна Бутырская

Так мы и провели эти пять дней.

Глава 14

— Кто-то пришел, — сказал я, держа в руках чашку с крепким травяным отваром.

Припасы закончились, а в начале лета в лесах Альфарики не так много того, чем можно поживиться. Парни ловили зайцев в силки, Эгиль стрелял птиц, Рысь таскал яйца лесных птиц, Велебор рыбачил, но мясо и рыба уходили чуть ли не быстрее, чем мы их добывали. Грибов пока нет, орехов тоже, да и отвык я уже одной дичиной питаться. Вепрь готовил похлебки, где кроме заячьих костей плавали побеги крапивы, стебли лопуха, молодые листья сныти. И хоть меж зубов что-то застревало, в животе постоянно урчало. Не хватало хлеба, сыра и каш. Мы не голодали, но и сытно не ели.

Живодер предлагал сходить в ближайшую деревню и взять, что нужно, силой, но Дагна запретила грабить крестьян. Нет, я ее понимал. Если вдруг ей удастся вернуться в город и выйти замуж за живичского купца, молва о том, что его невеста грабила людей Раудборга, вряд ли пойдет на пользу. С другой стороны, лично мне плевать на дурную молву, если мои хирдманы будут голодать. Но я решил подождать. Сначала узнаем, что творится в городе, а уж потом займемся грабежом, коли придется.

И вот, наконец, я почувствовал радость Коршуна. Он услышал, а, может, и увидел кого-то из наших живичей. Теперь мы узнаем, что же так взбудоражило город и откуда живичи узнали о поимке твари. Впрочем, скоро я их не ждал. Полусарап — муж обстоятельный и осторожный. Сперва он убедится, что за живичами нет слежки, потом выйдет навстречу и расспросит вкратце о вестях из Раудборга, выждет еще немного и лишь потом поведет к нам.

Как-то так вышло, что из всех ульверов я больше доверял Рыси, Простодушному, Трудюру и Коршуну, то есть хирдманам, что пришли уже после меня. Тулле держался наособицу, не смеялся со всеми, не вмешивался в беседы. Я думал, теперь,раз уж я хельт и сам приглядываю за Альриком, Тулле выдохнет и вернется к себе прежнему, но он отстранился еще сильнее. И я ничего не мог с этим поделать.

— Куда пришел? — спросила Дагна.

Я поспешно отхлебнул горький отвар. Вот дурень! Она же не знает, что у меня за дар. Как бы я смог угадать, что к той сосне подошли живичи? Я отговорился какой-то глупостью, но напомнил себе, что пора бы уже научиться держать язык за зубами.

Коршун пришел лишь на другой день, но с ним было всего два человека: Стейн и Вышата. Стоян не вернулся.

Перво-наперво Вышата ответил на невысказанный вопрос Дагны и Велебора.

— Хотевит жив.

А потом, усевшись возле костра и заполучив миску с зеленой похлебкой, в которой мясо лежало больше для запаха, принялся рассказывать подробности.

— В Велигород лучше не лезть. Сейчас поспокойнее стало, воевода созвал дружинников в город и утихомирил людей, но пришлых там совсем невзлюбили. На Торговой стороне десятка два мрежников забили насмерть. Один двор разгромили вчистую, вынесли всё, хотели пожечь, но дружинники за такое вешают сразу же. Всё ведь деревянное, дороги меж домами тоже, если где вспыхнет, так полгорода сгорит. Уж потом воевода сказал, что не все мрежники дурны, многие давно почитают наших богов, у многих перед домом стоит Кудава.

— Но купца, что пришел с нами, всё ж убили, — прорычал я.

— Это еще до прихода воеводы было. Кто-то вспомнил, что он с вами был. С того купца погром-то и начался. А как товар его увидели, так вовсе ополоумели, решили, что там человечье мясо, вот и не удержался люд. И его, и всех, кто с ним, забили насмерть и повесили на столбы возле речки, чтоб, значит, Ведява смилостивилась.

— Человечье мясо? — ошеломленно переспросил я и оглянулся на ульверов. Те тоже не знали, что за товар вез Игуль.

— Твариные трупы, — пояснила Дагна. — Я о том от Хотевита слышала. Купец ваш привез шкуры тварей, их кости, клыки, глаза, когти и прочую дрянь. Без сердец. Видать, немало чудищ забили на Северных островах зимой.

— Как в городе узнали, что мы вылюдь поймали?

Вышата убрал ложку, поднес миску ко рту и залпом допил остатки, затем вытер усы рукавом и вздохнул.

— Вот то-то и странно. Кажись, дурные слухи пошли раньше, чуть ли не тогда, когда мы из Велигорода отплыли. И слухи не о споре Дагны с воеводой, а о всяком недобром…

— Говори, — приказала Дагна. — Говори как есть!

Живич помолчал, глянул на Велебора, постучал пальцами по пустой миске.

— Будто Дагана — это темная мрежница, что заманивает добрых мужей к себе и высасывает из них всю силушку, потому она столь сильна. Да и девицами не брезгует, из них высасывает молодость и красу, потому мрежница столь хороша, хотя по правде ей уже сотня лет. Мрежники ей не годятся, ведь в них души-то нет, только живичи, только они и подходят. И вот пришла она в наши земли, высмотрела лучшего, заморочила ему голову, заставила быстрее слить первый поток, чтоб больше силы забрать у него. Но Хотевит всегда чтил наших богов, мазал медом корень Кудавы, приносил жертвы Ведяве, вот и вступилась за него речная богиня. Разозлилась тогда Дагана и задумала погубить хранительницу вод. Одной ей было не справиться, потому призвала мрежница помощников своих лютых. Те прилетели в Велигород на огромном красно-белом соколе. Прилетел тот сокол, ударился о воду и превратился в корабль, а перья с его спины в людей обернулись. Только изголодал тот сокол в дороге, потому накинулся на первого, кого увидел на пристани, но встал на защиту того мужа медведь, с рождения им воспитанный, загородил собой. Сокол вырвал из медведя сердце и склевал его.

Альрик слушал сказку Вышаты с помертвевшим лицом, да и я онемел от удивления. И ведь знал, что неправда это, но слушал и верил! И все, кто был в тот день на пристани, поверят.

— Запрыгнула Дагана на сокола красного, а чтобы не изголодаться, взяла с собой четырех мужей крепких и бабу красивую, замороченный Хотевит лишь вслед помахал. Рыскает сокол по Странцеву морю, рыскает, ищет Ведяву, подманивает на овец и на людей живичских, но не дается Ведява темной мрежнице, хоронится в подводном тереме и деткам своим наказывает, чтоб не выходили они наружу, переждали. Вот доест мрежница мужей тех и бабу, вернется в город несолоно хлебавши, а там ее воевода и схватит. Не удержалась меньшая дочка Ведявы, выскочила из подводного терема, захотела поиграть с купцами, что мимо проходили. Увидала ее Дагана, налетел сокол на ладью, чуть не потопил, тогда дочь Ведявы подтолкнула купцов ладошкой так, чтоб вынесла их волна на бережок. А сама попала в сети мрежницы. Уж и терзала ее Дагана, и мучила так, что три дня и три ночи крики несчастной дочери Верявы разносились над озером. Не выдержала богиня, вышла из воды, но опоздала, увидела лишь разорванное на куски тело дочери. Разгневалась Ведява и прокляла Велигород, что приютил темную мрежницу! Дала срок, чтоб живичи поймали Дагану и ее прихвостней, иначе не миновать беды! Нахлынут волны высокие и смоют город с берегов, переломят крепкие ограды и мосты, утопят весь люд честной.

— Нельзя нам в город возвращаться, — после долгого молчания сказал Простодушный. — Я бы сам за такое порвал, просто на всякий случай. Что такое два десятка жизней против целого города? Тем более какие-то иноземцы.

Дагна тряхнула головой.

— Не сходится. Ты сказал, что сказ этот по городу прошел, едва мы отплыли. Так откуда там взялись крики и растерзанная дочь Ведявы?

Вышата пожал плечами.

— Я сказывал, что сам слышал. Наверное, поначалу-то не всё говорили, а уж потом и конец придумали.

— Как же Хотевит живым остался?

— Хуже всего на Торговой стороне люд бушевал, на Вечевой-то у всех стены крепкие и воины справные. Мы со Стояном разделились. Я на Торговой остался, а он на Вечевую пошел, да так и не вернулся. Про Жирных я слыхал, будто их хотели пожечь да побить.Хотя больше, наверное, пограбить. Да только встали за них соседи, вингсвейтары, а там воины сильные, в железе добром да с оружием острым. И вроде как никто со двора Жирных выйти не может и войти тоже. Внутри вингсвейтары, снаружи дружина воеводы. Но никого из рода Жирных не убили, о том люди точно бают.

— Уж больно много воеводы во всех этих сказах, — промолвил Альрик. — А ведь мы его даже