Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

— Поцелуйте же меня! — просил он. — У вас такие же холодные носики, как у тех юношей? Ах, вы разговариваете? Вы меня узнали? Согласитесь, я очень изменился! О, наша ослица и я, мы очень удивим соседей, во всем квартале нет никого, кто переменился бы лучше нас!

Жены халифа задыхались от смеха, но им очень хотелось испытать верность Гзайлуна и заставить его остаться с ними.

— Ладно, ладно, будет вам, — отвечал он, — я понимаю, что вы гурии{149}, но я еще не умер, и у меня есть жена.

— Неужели ты любишь женщину, которая тебя бьет? — спросила одна из красавиц.

— Что значит любить? Я должен жить с Уатбой, она моя жена. Любить — это значит жить?

Халиф понял, что они получили от Гзайлуна всё, что можно, и приказал подать ему сытный ужин, а потом опять усыпить до утра, чтобы назавтра позвать Уатбу и отдать ей мужа.

Гзайлун поел с огромным удовольствием. Чудеса не вскружили ему голову: он был счастлив, что наконец переменился и теперь может смело вернуться домой.

Тем временем евнухи и прислужницы гарема задумали позабавиться над простофилей без ведома халифа. Как только Гзайлун уснул, они сняли с него ангельские одежды и завернули в козью шкуру. На руки ему натянули меховые рукавицы, но не с раздвоенным копытцем, а с когтями грифа. Голову же спрятали под огромной маской козла с вытаращенными красными глазами из хрусталя.

Вырядив несчастного так, чтобы он сам себя не узнал, невольницы перетащили его в дворцовый подвал, туда, куда отправляли слуг в наказанье за мелкие проступки. Уложив беднягу на циновку, они жестокости ради зажгли в подвале две лампы и повесили на стены несколько зеркал, чтобы, проснувшись, Гзайлун увидел себя.

Завершив задуманное, прислужницы и евнухи вернулись в сад, где продолжалось празднество, и позволили себе до утра любоваться развлечениями, предназначенными для халифа и его жен.

Утром главный евнух обнаружил, что слуги куда-то пропали. Наконец он нашел их. Они забавлялись, видя, как страдает и ревет от страха Гзайлун. Начальник стражи немедленно наказал бы виновных в этой дикой проделке, если бы издевательствами и насмешками над несчастным простофилей не заправляла любимая служанка одной из жен халифа.

Вспомните, что Гзайлун за каких-то четырнадцать часов дважды принял сонный порошок, побывал в раю, наслаждался вкусной едой, а также грубоватыми ласками целой толпы нескромных красавиц, а потом перенесся в преисподнюю и увидел ее сквозь красные стекла, из-за которых всё вокруг казалось ему в огне, и вам станет ясно, что даже неглупый человек на его месте потерял бы рассудок.

Увы! Гзайлун чувствовал себя точно так же, когда был ослом на мельнице и быком на пашне. Одно его утешало: судя по опыту, перемены, как хорошие, так и дурные, длятся недолго. Но когда он из ангела превратился в дьявола, то вспомнил, как накануне в саду ему сказали, что он находится у наместника Божьего. И дурак решил, что попал не к настоящему Богу и именно потому так страшно преобразился.

— О Аллах! О Всемогущий! — взмолился он. — Измени бедного Гзайлуна, потому что наместник твой поступил с ним очень дурно!

В тот же миг его желание исполнилось. Главный евнух, который обнаружил пропажу Гзайлуна и слуг, застал их всех в подвале, велел невольникам браться за работу и освободил беднягу от его ужасного наряда. Потом он приказал его одеть во всё новое и соответствующее его положению, а на бритую голову повязать красивую чалму. Гзайлуна проводили в одну из беседок и подали ему прекрасный завтрак, который он уплетал, рассуждая в своей обычной манере.

Вот он снова переменился, он видит это в зеркале, и, хотя теперь он без бороды, а голова завернута в большую чалму, он всё равно себя узнаёт.

— Ах, я снова превратился в молодого мусульманина. Жена твердила, что я хуже малого ребенка, посмотрим, что она теперь скажет. И все-таки я себе нравлюсь, пусть только борода отрастет, а в остальном я не прочь остаться таким.

Беседуя так с самим собой перед зеркалом, Гзайлун не терял времени: он ел и пил с большой охотой до тех пор, пока не опустошил все тарелки.

Тем временем халиф проснулся, и главный евнух доложил своему господину, сколь жестоко слуги обошлись с его вчерашним гостем.

Вместо того чтобы рассердиться, царь обвинил во всем самого себя.

— Это я подал им пример, — сказал Харун. — Неудивительно, что слуги пошли дальше меня в насмешках и издевках. Я наблюдал за этим человеком: ума у него нет, зато есть сердце. Мне любопытно посмотреть на его жену: ведь ей удалось укротить, похоже, лишь побоями и запугиванием, этого неразумного медведя, и она приручила его, поскольку он упорно желает к ней вернуться. Я хочу испытать эту женщину так же, как испытал ее мужа, и, если она мне понравится, сумею загладить допущенную по отношению к ним несправедливость.

Халиф приказал стражнику, который привел Гзайлуна, сходить за Уатбой и рассказать ей обо всем, что случилось минувшей ночью.

— Если, как я предвижу, эта женщина достойна уважения, я незамедлительно вознагражу ее за все обиды и унижения, — добавил наместник Аллаха.

Стражник исполнил приказание, и Уатба, обеспокоенная пропажей мужа, узнала, что он находится во дворце халифа. Ей рассказали обо всем, что произошло накануне и ночью, и передали, что повелитель правоверных ждет ее.

Уатба всегда отличалась сообразительностью и потому сразу поняла, как извлечь выгоду из всего, что сотворили с ее глупым мужем.

До сей поры женщина позволяла себе содержать дом в приемлемом достатке, ловко скрывая добытое Гзайлуном золото. Теперь она могла безбоязненно показать его часть халифу, не дожидаясь, пока один из кади что-нибудь заподозрит. Уатба оделась, как подобает, взяла два кошеля с двумя тысячами золотых в каждом, прикрепила их к поясу, потом надела новое покрывало и вместе со стражником отправилась во дворец.

Халиф сидел на троне. Уатба простерлась перед ним ниц, и он повелел ей встать. Тогда женщина открыла лицо и сказала:

— Слушаю и повинуюсь, повелитель правоверных, что изволишь приказать Уатбе, презренной своей рабе?

— Уатба, — ответил халиф, — вчера мужа твоего привели в мой дворец. Буду откровенен: его крайняя простота послужила развлечением для моих приближенных. Из его слов и из сведений, которые мне предоставили, я понял, что нрав и недостаток