История русской революции. Том II, часть 2 - Лев Троцкий

С прилегающих улиц и набережных многие заметили, как дворец, только что игравший сотнями электрических лампочек, сразу потонул в сумраке. Среди наблюдателей были и друзья правительства. Один из сподвижников Керенского, Редемейстер, записал: «Темнота, в которую был погружен Зимний дворец, грозила какой-то загадкой». Никаких мер, чтобы разгадать ее, друзья не предпринимали. Надо признать, что и возможности их были невелики.

Укрываясь за штабелями дров, юнкера напряженно следили за цепями на Дворцовой площади, встречая каждое движение врага ружейным и пулеметным огнем. Им отвечали тем же. Стрельба к ночи становилась все горячей. Появились первые убитые и раненые. Жертвы исчислялись, однако, единицами. На площади, на набережной, на Миллионной осаждающие приспособлялись к местности, прятались за выступами зданий, укрывались во впадинах, прилипали к стенам. В резервах солдаты и красногвардейцы грелись вокруг костров, задымившихся с наступлением темноты, и поругивали руководителей за медлительность.

В Зимнем юнкера занимали посты в коридорах, на лестнице, у подъездов, во дворе; наружные посты лепились к ограде и стенам. Здание могло бы вместить тысячи, а вмещало сотни. Огромные помещения за полосой обороны казались вымершими. Большинство служителей попряталось или разбежалось. Многие офицеры укрывались в буфете, где заставляли не успевших скрыться слуг выставлять все новые батареи вин. Пьяный разгул офицерства в агонизирующем дворце не мог оставаться тайной для юнкеров, казаков, инвалидов, ударниц. Развязка подготовлялась не только извне, но и внутри.

Офицер артиллерийского взвода доложил неожиданно коменданту обороны: орудия поставлены в передки, и юнкера уходят домой согласно полученному от начальника Константиновского училища приказанию. Это был вероломный удар! Комендант пытался возражать: никто, кроме него, не может отдавать здесь приказаний. Юнкера понимали это, но предпочли тем не менее подчиниться начальнику училища, который, в свою очередь, действовал под давлением комиссара Военно-революционного комитета. Большинство артиллеристов, с 4 орудиями из 6, покинуло дворец. Задержанные у Невского патрулями солдат, они попытались оказать сопротивление, но подоспевшая застава Павловского полка с броневиком разоружила их и с двумя орудиями отправила в свои казармы; два других орудия установлены на Невском и на мосту Мойки с прицелом на Зимний дворец.

Две сотни уральцев тщетно дожидались подхода своих. Савинков, тесно связанный с Советом казачьих войск и даже вошедший от него в предпарламент, пытался, при содействии генерала Алексеева, сдвинуть казаков с места. Но заправилы казачьего Совета, по справедливому замечанию Милюкова, «так же мало могли распоряжаться казачьими полками, как штаб – войсками гарнизона». Обсудив дело со всех сторон, казачьи полки окончательно заявили, что без пехоты выступать не будут, и предложили Военно-революционному комитету свои услуги по части охраны государственного имущества. Одновременно Уральский полк постановил послать делегатов к Зимнему, чтобы отозвать две свои сотни в казармы. Это предложение как нельзя лучше отвечало окончательно сложившимся настроениям уральских «стариков». Кругом сплошь чужаки: юнкера, среди которых нередки евреи, офицеры-инвалиды, да еще ударницы. Со злыми, насупленными лицами казаки собирали свои мешки. Никакие уговоры больше не действовали. Кто оставался на защите Керенского? «Жиды да бабы… а русский-то народ там с Лениным остался». У казаков обнаружилась связь с осаждающими, и те открыли им свободный пропуск через выход, неизвестный до тех пор обороне. Около 9 часов вечера уральцы покинули Зимний. Только пулеметы свои они согласились оставить защитникам безнадежного дела.

Этим же самым путем, со стороны Миллионной, большевики еще раньше получили доступ во дворец для разложения противника. Все чаще стали попадаться в коридорах таинственные фигуры, бок о бок с юнкерами. Сопротивляться бесполезно, восставшие овладели городом и вокзалами, никаких подкреплений нет, во дворце просто «по инерции продолжают лганье». Что делать дальше? – спрашивали юнкера. Правительство отказывалось давать прямые приказания: сами министры остаются при старом решении, остальные – как знают. Это означало объявить для желающих свободный выход из дворца. В поведении правительства не осталось ни мысли, ни воли. Министры пассивно дожидались своей участи. Малянтович рассказывал впоследствии: «В огромной мышеловке бродили, изредка сходясь все вместе или отдельными группами, на короткие беседы, обреченные люди, одинокие, всеми оставленные… Вокруг нас была пустота, внутри нас – пустота. И в ней вырастала бездумная решимость равнодушного безразличия».

Антонов-Овсеенко условился с Благонравовым: после того как будет закончено окружение Зимнего, на мачте крепости должен быть поднят красный фонарь. По этому сигналу «Аврора» дает холостой выстрел, чтобы напугать. В случае упорства осажденных крепость начнет обстрел дворца боевыми снарядами из легких орудий. Если Зимний и тут не сдастся, «Аврора» откроет действительный огонь из шестидюймовок. Цель градации состояла в том, чтобы свести к минимуму жертвы и повреждения, если нельзя будет вовсе избежать их. Но слишком сложное решение простой задачи угрожало привести к обратным результатам. Трудности выполнения должны обнаружиться с неизбежностью. Они начинаются уже с красного фонаря: его не оказывается под руками. Ищут, упускают время, наконец находят. Однако не так-то просто укрепить его на мачте, чтобы он был виден со всех сторон. Новые и новые попытки с сомнительным результатом. А драгоценное время уплывает.

Главные затруднения открываются, однако, при соприкосновении с артиллерией. По докладу Благонравова, обстрел дворца можно было уже с полудня открыть по первому сигналу. На деле оказалось иное. Так как постоянной артиллерии в крепости не было, если не считать заряжавшейся с дула пушки, возвещавшей полдень, то пришлось поднять на крепостные стены полевые орудия. Эта часть программы действительно была выполнена к полудню. Но плохо обстояло с боевой прислугой. Было известно заранее, что артиллерийская рота, не выступавшая в июле на стороне большевиков, малонадежна. Еще накануне только она покорно охраняла мост по распоряжению штаба. Удара в спину от нее ждать не приходилось, но и лезть в огонь за советы она не собиралась. Когда настал час действовать, прапорщик доложил: орудия проржавели, в компрессорах нет масла, стрелять невозможно. Весьма вероятно, что орудия действительно были не в порядке, но не в этом суть: артиллеристы попросту прятались от ответственности и водили неопытного комиссара за нос. Антонов примчался на катере в состоянии бешенства. Кем срывается план? Благонравов рассказывает ему о фонаре, о масле и о прапорщике. Оба идут к пушкам. Ночь, тьма, лужи во дворе от недавно прошедших дождей. С той стороны реки доносится горячая ружейная перестрелка и рокот пулеметов. В темноте Благонравов сбивается с дороги. Шлепая по лужам, сгорая от нетерпения, спотыкаясь и падая в грязь, Антонов блуждает за комиссаром по темному двору. «У одного из слабо мерцающих фонарей, – рассказывает Благонравов, – Антонов вдруг остановился и пытливо, поверх очков, почти в упор взглянул на меня. В его глазах я прочел затаенную тревогу». Антонов на миг заподозрил измену там, где было только легкомыслие.

Место расположения орудий наконец найдено. Артиллеристы упорствуют: ржавчина… компрессоры… масло. Антонов распоряжается вызвать к орудиям прислугу с морского полигона, сигнал же дать немедленно из архаической пушки, возвещающей полдень. Но артиллеристы подозрительно долго возятся с сигнальной пушкой. Они явно чувствуют, что и у командования, когда оно не вдали, у телефона, а рядом с ними, нет твердой решимости прибегнуть к тяжелой артиллерии. Под самой громоздкостью плана артиллерийского обстрела чувствуется все та же мысль: может быть, удастся обойтись без этого.

Кто-то мчится во тьме двора, ближе, споткнулся, упал в грязь, выругался, но не злобно, а радостно и, захлебываясь, кричит: «Зимний сдался и наши там!» Объятия восторга. Как хорошо, что вышла задержка! «Мы так и думали». Компрессоры сразу забыты. Почему, однако, не прекращается перестрелка по ту сторону реки? Может быть, упорствуют отдельные группы юнкеров при сдаче? Может быть, недоразумение? Недоразумением оказалась благая весть: взят не Зимний дворец, а всего лишь Главный штаб. Осада дворца продолжается.

По тайному соглашению с группой юнкеров Ораниенбаумской школы неукротимый Чудновский проникает во дворец для переговоров: этот противник восстания никогда не упускает случая броситься в огонь. Пальчинский подвергает смельчака аресту, но под давлением Ораниенбаумской школы вынужден отпустить и Чудновского и часть юнкеров. Они увлекают за собой нескольких георгиевских кавалеров. Неожиданное появление юнкеров на площади приводит цепи в замешательство. Зато нет конца радостным кликам, когда осаждающие узнают, что это – сдавшиеся. Однако сдавшихся лишь маленькое меньшинство. Остальные по-прежнему отбиваются из-за своих прикрытий. Стрельба наступающих сгустилась. Яркий электрический свет во дворе открывает юнкеров для прицела. С трудом удается им потушить фонари. Кто-то невидимый снова включает свет. Юнкера стреляют по фонарям, затем находят монтера и заставляют выключить ток.