Пришельцы, дары приносящие (сборник) - Гарри Гаррисон

– Итак, в девятнадцать сорок пять Редмонд находился один у себя в кабинете и был еще жив. И никто, согласно журналу регистрации, до двадцати ноль-ноль не приходил. Чарли, это так?

– Это так, сэр.

– Без твоего ведома кто-нибудь мог войти в здание и подняться наверх?

– Что вы, это никак невозможно. Входная дверь постоянно на запоре, а я сижу к ней лицом. Ни разу она не отворялась. К тому же мое место рядом с лестницей, поэтому могу точно сказать: никто по ней не поднимался и не спускался. До восьми я сидел и газету читал, а в восемь в дверь позвонили. Это был он! – Сторож наставил дрожащий палец.

– И вот теперь, Гай Дюма, мы добрались до вас, – сказал Джонс.

Писатель изо всех сил старался держаться непринужденно, но получалось плохо. После долгой нервной затяжки он раздавил окурок сигареты в пепельнице.

– Да мне просто деньги нужны позарез, понимаете? За ними-то я и пришел. Позвонил в ночной звонок, вот этот Мафусаил впустил меня и заставил расписаться в журнале. Потом отвез на седьмой этаж, и я прошелся до кабинета. Зол был как черт, что уж греха таить, но я не убивал! Если на то пошло, я его даже не видел. Свет нигде в офисе не горел, однако дверь оказалась не заперта. Ну, я туда сунул голову да позвал: «Олли?» А не дождавшись отклика, подумал, что старика в кабинете нет. Сторож сказал, что Олли в здании, – ну, я и решил, что он умывается перед уходом. И прошелся до уборной, это в конце коридора, на другом краю здания.

– Но в кабинет не входили? – спросил Джонс.

– Не входил.

– И в тот момент не знали, жив Редмонд или мертв?

– Конечно не знал! Но считал, что жив. Может, он услышал лифт и нарочно лампы выключил, чтобы от меня спрятаться. А дверь запереть не успел. Мне так представляется: Сэксон прокрался в кабинет к Олли и расправился с ним.

– Ах ты, подлый лживый писака! – взревел Сэксон. – Свою мокруху на меня повесить пытаешься? Лейтенант, я вам объясню, что произошло, и покажу настоящего убийцу. Сюда я прибыл через десять минут после этого никчемного бумагомараки, о чем имеется запись в журнале. Зол я был как черт, но все же не настолько, чтобы прикончить человека, задолжавшего мне восемьсот семьдесят четыре доллара пятьдесят центов. Свет в кабинете не горел, дверь была затворена, но мне эти прятки не в диковинку; я вошел, включил свет и принялся искать Олли. И что вы думаете? Обнаружил! Мертвого, как прошлогодний тираж комиксов. Теперь вы знаете, лейтенант, что старик был жив в девятнадцать сорок пять, а до двадцати пятнадцати, до момента моего прибытия, успел отдать Богу душу. И это означает, что лишь один человек мог его убить – сидящий перед вами так называемый писатель.

Возмущенный Дюма завизжал как свинья под ножом:

– Убийца! Лжец! Нет, это я объясню, что произошло. Никого не найдя в туалете, я зажег сигарету и минуту постоял, подумал. И предположил, что Редмонд все-таки у себя в кабинете – затаился в темноте и ждет, когда я уберусь. Этот субчик, чтобы по счетам не платить, на какие только ухищрения не шел! Возвращаюсь это я к кабинету и вижу: оттуда, что твой экспресс из тоннеля, вылетает Сэксон. И проносится мимо как очумелый, даже не замечает меня. Я было двинулся следом, но потом решил, что разговор с Редмондом важнее. Вхожу в кабинет – а там покойник, и кровь еще капает. Тут уже я сам припустил что было духу и у двери в лифт застал Сэксона – лупит по кнопке, а глаза совершенно стеклянные. Типичный, я бы сказал, взгляд убийцы. Тут прибыл лифт, мы в него ввалились и выскочили в вестибюле. Я побежал к телефонным кабинкам и вызвал полицию.

– Я то же самое сделал, – проворчал Сэксон. – Заметили, что он забыл об этом упомянуть?

Джонс кивнул. Было два звонка одновременно, это зафиксировано. У Дюма и Сэксона один и тот же мотив для убийства, и оба имели возможность зарезать издателя – оснований достаточно, чтобы надеть наручники. Вот только на кого из двух?

Лейтенант Джонс хмыкнул и отложил блокнот. Он уже понял, кто убил Оливера Редмонда.

– Сержант, свидетели могут идти. Проводите их вниз и проследите, чтобы все вышли.

Несколько мгновений все молчали, затем дружно поднялись. Каждый ожидал в лучшем случае обвинений, а в худшем – ареста. Но едва сержант отворил дверь, Джонс заговорил снова:

– Я сказал, что свидетели могут идти. Но к вам, Эльза, это не относится. Вы арестованы за убийство Оливера Редмонда.

У нее распахнулись глаза, от лица отлила кровь. Джонсу удалось ее напугать, теперь нельзя давать послабления, пока не сознается. У него не было улик, только умозаключения.

– Видите ли, Эльза, нам о вас известно гораздо больше, чем вы думаете. Например, есть сведения, что вы были не только секретарем, но и любовницей Редмонда. Вы питали к нему нежные чувства, но он не отвечал взаимностью.

Никаких таких сведений у лейтенанта не было, но он не сомневался в своей правоте. Потому что нащупал мотив убийства – и теперь фрагменты мозаики легко складывались в целостную картину.

Эльза была настолько потрясена, что с огромным трудом нашла ответ:

– Нет… Это неправда… Он не мог вам такого сказать!

– Он и не говорил. Но есть человек, видевший, как вы покидали кабинет Редмонда – в очень позднее время, когда по служебной надобности там находиться не могли.

Это был блеф, но он достиг цели – Эльза тяжело опустилась обратно в кресло. Джонс поспешил развить успех:

– Вы знали о его намерении жениться, и вас это никак не устраивало. Поскольку сами хотели выйти замуж за него, а он никак не соглашался. Сегодня вы решили выяснить отношения, устроили Редмонду сцену, и он указал вам на дверь. Вот тут-то и решились вы на убийство: если он не достался вам, то пусть не достанется никому. Уйдя в полвосьмого, вы вскоре вернулись с кофе для шефа, который отдали Чарли. Этим достигались две цели: вы получали алиби, так как после вашего ухода Редмонд был еще жив, и возможность вернуться в здание.

– Но… я же не могла, – пролепетала Эльза, готовая упасть в обморок.

Снаружи в комнату не проникало ни звука.

– Отчего же, попасть в здание вы могли, о чем сами мне сказали. Помните, как упомянули, что работали по воскресеньям, как вам приходилось спускаться и отпирать дверь. Именно это вы нынче и проделали. Дождались, когда лифт поедет вверх, отперли входную дверь и очень аккуратно заперли ее за собой. Чарли был в лифте, он не мог видеть, как вы проходите через дверь и направляетесь к лестнице. К тому моменту, когда вы поднялись на седьмой этаж, Чарли уже спустился.

Вас выдал способ убийства, – продолжал лейтенант. – Ну не мог Редмонд сидеть спокойно, в то время как разгневанный мужчина заходил ему за спину и доставал из витрины штык. Но он вполне мог, ничтоже сумняшеся, заниматься своими счетами, пока вы позади него под каким-то предлогом отпирали витрину. Секретарь воспринимается как предмет офисной мебели: когда он входит в кабинет или перекладывает с полки на полку бумаги, никто и ухом не ведет. Вы вошли, взяли штык, приблизились к шефу сзади и перерезали ему горло. А затем, стерев все отпечатки, бросили орудие убийства.

Джонс глядел на Эльзу и видел, что надо поднажать.

– Одно движение ножом, и человек мертв. Причем его кровь брызнула на стол, ни единой капли не упало на вашу одежду. После этого оставалось только уничтожить отпечатки пальцев и спуститься по лестнице. Вы все проделали тихо и дождались за дверью, когда загудит лифт, – это через несколько минут после убийства явился Дюма. Дальше было совсем просто: вы выскользнули из здания и отправились домой ждать звонка из полиции. Наверное, опередили его на считаные минуты…

– Я должна была убить Олли! – закричала Эльза. – Должна! Он меня любил! Знаю, что любил! Я все ему отдала, а он захотел жениться на светской девке! Если бы пришлось, я бы снова это сделала! И все равно, что со мной будет! Все равно!..

Ее речь перешла в сдавленные рыдания.

Джонс вовсе не был доволен собой, но он понимал, что другого способа добиться от нее признания не существовало. Эльзу увели, и лейтенант, оставшись в комнате один, подошел к стеллажу, чтобы взять для детей своей сестры несколько комиксов.

Но взглянул на обложки журналов, вспомнил лежащего на седьмом этаже мертвеца – и передумал.

Европейский шарм

– Куда ты меня затащил? – тяжело вздохнул я. – На Кони-Айленд не похоже совершенно.

– Тосол, ты позор нашей армии! – упрекнул Сардж. – Гуляешь по раю, снимаешь пенки с божественной амброзии и при этом думаешь только о прокисшем пиве.

Он зачерпнул воды и плеснул в меня, прямо в рот попал.

Мой приятель-сержант – большой любитель подурачиться. Однако нам тут нравилось, как говорится, без дураков. Место просто обалденное: узкий пляжик, ярко-синяя водица, и мы у самого бережка. Сразу за полоской песка вздымаются известняковые утесы, а наверху – такое впечатление, будто в целой миле, – видны зеленые деревья. Все остальное – это небо с огнедышащим красным шаром средиземноморского солнца, белые яхты и люди: кто-то плещется в воде, кто-то загорает в шезлонге.