Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.) - Андрей Вячеславович Кураев

высшим идеалом духовной жизни. Этого для нас желал еще апостол Павел: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал. 4, 19); «да даст вам крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца ваши» (Ефес. 3, 16–17).

Если бы слова «Бог у меня внутри» сказал преподобный Серафим Саровский — эти слова имели бы вес, ибо они были бы честным свидетельством о плоде его подвига. Если бы пустынник сказал, что он приучил себя к непрестанной внутренней молитве, и потому отдаленность храма, который он посещает лишь изредка, для него уже не чувствительна, — в таких устах такие слова тоже были бы оправданны.

Но когда мы слышим такие же слова от обывателей… Тогда у нас есть право поинтересоваться: в результате каких же именно духовных подвигов вы достигли такого успеха? Бог у вас в душе? Поясните, каким же был путь вашей молитвы? Как часто вы читаете Молитву Господню?.. Что?.. «Отче наш» вы плохо помните?.. Ладно, тогда хотя бы расскажите, как именно вы переживаете присутствие Бога в вашей душе? Какие плоды даров Духа вы в себе ощущаете? Вот вам подсказка: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5, 22–23). Есть в вас эти чувства? Нет, не свойства характера, а дары. Дар — это то, чего в нас прежде не было, но при духовном рождении вошло в нашу жизнь, обновило ее? Не помните вы такого обновления?

Вы можете отличить в вашем душевном опыте: вот это — «присутствие Бога», а вот это — проявление обычных человеческих качеств: ощущение красоты, гармонии, совестное чувство, человеческая приязнь?.. Не можете? Значит, вы не заметили того момента, когда Бог, Творец Вселенной, вошел в вашу жизнь и в вашу душу? Разве можно такое не заметить? Так, может, Он и не входил?

Так, может, вы спутали — и отождествили веру в Бога с присутствием Самого Бога? Впрочем, подождите, а вера-то в вас есть? Вера ведь не просто пассивное согласие: «Ну ладно, я согласна, что Что-то там такое есть…» Вера — это стремление к тому, чтобы оказалось правдой то, что решилась полюбить душа… Вера не пассивно уступает давлению авторитетов или доводов; вера активно жаждет: «Я хочу, мне нужно, чтобы так было!»

Вера — это действие. Это стремление к тому, что уже предчувствуется, но еще не стало очевидностью. Стремление к тому, что уже прикоснулось к нашей жизни, бросило в нее свой отблеск, но еще не вошло в нее всецело… Вера — это желание нового опыта. Но те, кто говорят: «У меня моя вера, и она в душе», говорят это с такими тусклыми глазами, что трудно поверить, будто они хотя бы когда-то испытывали стремление к Богу.

Нельзя любить, не проявляя своей любви, не делая хоть каких-то движений к любимому человеку. Так же нельзя верить, никак не проявляя своей веры во внешних действиях[368]. Роза, которую дарят любимой, сама по себе ей не нужна. Этот цветок ей дорог не своей собственной красотой, а тем отблеском, который положила на него любовь подарившего. Цветы купленные и цветы подаренные совсем по-разному оживляют комнату. Если человек утверждает, что он любит кого-то, но он ничего не делает во имя своей любви: не ищет встреч, ничего не дарит, не уделяет времени для общения, ничем не жертвует, — значит, он просто хвастается перед своими уже влюбленными друзьями: «Мол, и я ничем не хуже, и у меня уже есть возлюбленная!»

Итак, вы, утверждающие, что у вас «Бог в душе», — что вы сделали для того, чтобы очистить свою душу для столь дивного Посещения? Как и каким именем вы позвали Его? Как вы храните Его в себе? Что изменилось в вас от этой Встречи? Полюбили ли вы Того, Кого встретили? И что вы делаете ради этой любви? Если эти вопросы повергают вас в недоуменное молчание — так хотя бы не считайте себя превзошедшими тех, кто хоть что-то делает для того, чтобы пребывать с Богом! Вечно стоящие — не презирайте идущих, даже если те спотыкаются!

Такие вопросы можно задать тем, кто свою леность оправдывает своей мнимой «духовностью».

Но ведь и нам самим важно осознать — зачем мы-то ходим в храм. Что-то сделать там для Бога? — Но: «Он ничего не просит у тебя — Он ни в чем не нуждается»[369]. Значит, что-то сделать, потребное для нас самих? Но что? Послушать проповедь? Для этого сегодня можно включить радиоприемник. Помолиться? Молиться можно везде и во всякий час. Более того, таков именно совет апостола: «Непрестанно молитесь» (1 Фес. 5, 17). Принести пожертвование? Сегодня сборщиков много и на улицах. Подать поминальную записку? Ее можно передать со знакомыми. Поставить свечку? Так ее можно поставить и перед домашним образом. Так зачем же мы ходим в храм?

Более того, некоторые люди говорят, что если они хотят помолиться, то они уходят в лес, к речке или к морю, и там, в Богозданном Храме, им легче ощутить величие Творца и восславить Его. Зачем же, говорят они, нам из бескрайнего Храма заходить под тесные своды храма рукотворного?

Чтобы понять это, давайте еще раз выйдем за пределы христианского храма. Раскроем «Брихадараньяка-Упанишаду» — древнюю индийскую книгу, создание которой относится к VII–VI вв. до Рождества Христова[370]. «Упанишады» до сих пор священны для индуистов, а с недавних времен стали весьма авторитетны и для многих наших соотечественников, ушедших вслед за оккультистами в модное ныне «паломничество на Восток». Вот как в «Упанишадах» описывается начало творения мира: «Вначале здесь не было ничего. Все это было окутано смертью или голодом, ибо голод — это смерть. Он — зовущийся смертью — пожелал: „Пусть я стану воплощенным“ — и сотворил разум… Он двинулся, славословя, и от его славословия родилась вода… Он изнурил себя… Разумом он — голод или смерть — произвел сочетание с речью. То, что было семенем, стало годом… Он раскрыл рот, чтобы съесть рожденного… Он подумал: „Если я его убью, у меня будет мало пищи“. Тогда той речью и тем телом он сотворил все, что существует здесь: …жертвоприношения, людей, скот. Все, что он произвел, он решил пожрать… Он пожелал: „Пусть это тело будет пригодно мне для жертвы и пусть я воплощусь с его помощью“. Тогда оно стало конем; возросши, оно сделалось пригодным для жертвы… По истечении года он принес