Я стану твоим врагом - Ольга Погожева

— Мессир Януш! — возбуждённо поприветствовал доктора дворецкий, как только лекарь подъехал к загородному имению Ликонтов. — Где вы пропадали?! Мы уж думали, что вы заболели, и вас нет в живых…

— Вы почти не ошиблись, — устало улыбнулся лекарь, спешившись и передавая поводья конюху. — Отнесите вещи в лабораторию, — попросил он.

Слуга кивнул, беря коня под уздцы, и дворецкий, дождавшись, пока они останутся одни, дёрнул лекаря за локоть, отводя в сторону.

— В городе эпидемия, — заговорил он. — Мы получили приказ от командующего не покидать поместье…

— Это разумно, — признал Януш. — Командующий уже вернулся из поездки?

— Да, — помрачнел дворецкий. — Чтобы угодить в лапы нового короля и попасть в городскую тюрьму. Герцога лишили звания командующего…

— О Единый, — пробормотал Януш, запуская пальцы в волосы. — Н-но… почему? Как?

— Андоим обвинил герцога в умышленном отравлении покойного короля Харитона, — зашептал дворецкий, склоняясь ближе к лекарю. — Более того, мессир… стража ищет и вас тоже, по личному приказу короля. Ведь это именно вы создали ту настойку, которую герцог передал покойнику…

— Какую настойку? — наморщил лоб Януш, пытаясь вспомнить. — Снотворное?

— Кто-то подсыпал туда яд, — кивнул дворецкий. — Король обвинил герцога, и теперь хозяина ожидает казнь… и вас, наверное, тоже.

Януш опустил голову. Похоже, мир рушился, собираясь погрести и его под своими обломками.

— Тогда, — тяжело проронил лекарь, — похоже, мне лучше покинуть поместье, Адис.

— Вам лучше оставить подобные мысли, барон, — прозвучал за их спинами чей-то спокойный голос, — потому что я не потерплю упаднических настроений в своём доме.

Януш резко развернулся, встречаясь взглядом с герцогиней Наалой. Девушка стояла перед ним прямая и уверенная, как копьё, и это спокойствие, почти безмятежность перед лицом вездесущей опасности и недавних трагических событий, мгновенно привели его в чувство.

— Я была у брата, барон, — продолжила герцогиня, приближаясь к ним. — И он далёк от признания своего поражения. Как только его оправдают, все обвинения, касающиеся вас, будут сняты тоже. Вы остаётесь в поместье, и это решено.

Януш улыбнулся.

— Благодарю, миледи.

— Прошу следовать за мной, — отмахнулась Наала. — Разговоры могут подождать — похоже, у нас первый случай заражения среди прислуги.

Бенедикт нахмурился, разглядывая просителя. Одетый в простую одежду, в глухом сером плаще, человек, тем не менее, держался с той врождённой выправкой, которая выдавала в нём дворянина. Провожатые, встретившие постороннего в их районе, успели наградить его тычками под рёбра и увесистыми затрещинами, подгоняя к особняку Большого Питона — и теперь он стоял перед Бенедиктом, озираясь растерянно, но без особого страха.

— Ваше высочество, — удивлённо протянул сутенёр, когда державшие просителя под локти провожатые отступили, останавливаясь у дверей, и человек скинул капюшон.

— Большой Питон? — поинтересовался Орест, вглядываясь в лицо незнакомца.

— Не совсем, — очнувшись, ухмыльнулся Бенедикт. — Но вы вполне можете доверить мне то дело, ради которого посетили наш прекрасный тихий уголок.

— Мне нужен Большой Питон, — покачал головой принц. — Проводите меня к нему.

— Надеюсь, оплата того стоит, — задумчиво проронил сутенёр. — За мной… ваше высочество.

Орест последовал за длинноволосым мужчиной, мимо проводивших их долгими взглядами охранников, поднялся за ним по лестнице, минуя второй этаж. Они оказались в коротком коридорчике с всего тремя дверьми, к одной из которых и повёл его сутенёр.

— Мессир, — заглянул в двери Бенедикт. — К вам проситель.

— Невовремя, — донёсся до Ореста юношеский, но резкий, даже властный голос.

— Может, делаете исключение, м-м? — попросил сутенёр, приоткрывая дверь пошире. — Его высочество топали от самого дворца и прошли через весь наш приветливый райончик, чтобы увидеть вас, мессир!

Феодор вскинул голову, встречаясь с ищущим взглядом принца. Стоявшая рядом с братом Флорика приподняла бровь, разглядывая «высочество» с преувеличенным интересом.

С того дня, когда она впервые — пусть непреднамеренно, пусть защищаясь — убила человека, что-то изменилось в ней. Что-то важное, что не давало ей окончательно стать частью преступного мира, что-то сдерживающее — словно опора треснула, позволяя плотине поддаться натиску бурлящей реки. Флорика чувствовала изменения, но ничем не могла помочь стремительно черствевшему сердцу. Пожалуй, только чудо могло бы пробить эту ледяную броню, охватившую, казалось, всё её существо — но чуда не происходило. С того самого дня, когда её рука нанесла смертельный удар, все светлые мысли мало-помалу испарялись из головы, добрые воспоминания заменялись новыми впечатлениями захлестнувшей её жизни — так, что, кроме брата, погрязшего в постоянных невесёлых раздумьях по поводу собственной несчастливой любви и свалившихся на нового главаря проблем, она не признавала никого. Даже светлый образ «мессира Януша», далёкий, словно из сна, почти стёрся из её памяти, и при воспоминании о нём Фло не испытывала ничего, кроме безразличного, отстранённого интереса.

— Красивый, — протянула девушка, скрещивая руки на груди. — Чистенький. Взаправдишний прынц?

Феодор цыкнул на сестру, сделал знак Бенедикту, с готовностью пропустившему Ореста внутрь кабинета. Принцу пришлось остановиться прямо посреди комнаты — кресел для гостей не предполагалось. Сидеть здесь мог только Большой Питон, по обе стороны которого пристроились Флорика и Бенедикт.

— Как себя чувствует королева?

Орест едва не вздрогнул от неожиданного вопроса. Питон оказался совсем не таким, каким он его представлял — смуглый, стройный, и очень молодой, возможно, даже моложе его самого — но куда самоуверенней и жёстче, чем младший принц королевства.

— П-плохо, — наконец нашёлся Орест. — Похоже, лесная хворь добралась и до дворца.

— Но за ней присматривают?

— Леди Марион с ней, — совсем растерялся принц. — И лучшие наши лекаря… но королева Таира очень слаба… я не видел её лично, леди Марион никого не пускает…

Феодор кивнул, обрывая бессвязный поток слов, потёр лоб пальцами, пытаясь прогнать вязкую усталость. Ему не удалось проникнуть во дворец ни в предыдущую ночь, ни в эту. Питон чувствовал непонятную слабость и головную боль, которая не давала ему сил даже на то, чтобы покинуть особняк — и тем томительнее оказалось пребывание в полнейшем неведении касательно здоровья возлюбленной. Его Таира там совсем одна… без его поддержки, без его рук… Пожалуй, только он — и, быть может, леди Марион — знал, как одинока, слаба и беззащитна валлийская королева. Как остро нуждалась она в тепле и любви, которые он не мог ей дать сейчас, именно тогда, когда она больше всего хотела бы видеть его рядом с собой.