Поезд следует в ад - Виктория Борисова

Он присел на деревянный чурбан, неведомо как здесь очутившийся, и попытался собраться с мыслями. Задание провалено, и наверняка его уже ищут. Затаиться негде, денег почти нет, да к тому же и травма… Значит, из Москвы надо выбираться по-любому, это его последний (хотя и дохлый, конечно) шанс. Как выбираться? Да электричками! Документов там никто не спросит, а уехать можно довольно далеко, особенно на перекладных. Где-нибудь в деревне, конечно, всякий новый человек виден как на ладони, но ведь можно наврать про себя с три короба! И при определенной удаче безопасно пересидеть какое-то время, а там видно будет.

Он попытался отряхнуть одежду от пыли. Выйдешь в таком виде — мигом загребут, у ментов глаз наметанный. Благо еще, все серое, незаметное, на таком и грязи не видно. Пошарил по карманам — так, пятьсот рублей одной бумажкой и еще мелочовки рублей на триста. Не густо, конечно, но все же лучше, чем ничего. Для деревни, где дачников не бывает, — просто богатство Шахрезады. Ну-ка, посмотрим, может, еще какая мелочь завалялась…

Стоп. А это что такое? В нагрудном потайном кармане куртки-ветровки Игорь нащупал какой-то странный предмет, которого — он точно помнил! — там никогда не было и быть не могло. Продолговатая коробочка чуть поменьше пачки сигарет, но весом потяжелее будет и края закругленные такие, обтекаемые…

Игорь сунул руку в карман. Почему-то ему стало вдруг плохо, голова закружилась, и окружающее поплыло перед глазами. А главное — он снова услышал тихий шепот черной травы, почувствовал прикосновение гибких стеблей на лице… Он резко, рывком вытащил руку из кармана, будто чеку от гранаты рванул.

В руке он держал мобильный телефон — тот самый, с кнопочками. Игорь повертел его в руках, в первую секунду хотел было спрятать обратно, но осторожность пересилила. Размахнувшись, он забросил миниатюрный аппаратик в груду строительного мусора и, медленно приволакивая больную ногу, пошел прочь от этого места.

— Мужчина, вам плохо? Может, «скорую» вызвать? Голосок был тоненький, почти детский, но напористый. Сергей Николаевич открыл глаза и увидел молоденькую девушку в строгом сером костюме с папкой для бумаг в руке. Почему-то она смотрела сверху вниз. Только сейчас Сергей Николаевич сообразил, что он как-то неловко, боком полулежит прямо на асфальте, привалясь плечом к стене дома.

Нехорошо получилось, некрасиво — прямо на улице сознание потерял.

Он понял что находится в Калашном переулке — как раз там, где началось его странное путешествие в никуда. Жаль все-таки, ужасно жаль, что это было лишь видение! А теперь — Сергей Николаевич посмотрел зачем то на свои руки, которые снова стали старыми и морщинистыми, — как говорится, все вернулось на круги своя. Девушка заметила, что он пришел в себя, и улыбнулась. Улыбка была очень живая и искренняя, и чуть косой передний зубик видно… Особенно заметно стало сейчас, что девушка совсем молодая, может быть, школу только в этом году окончила.

— Ну вот, уже лучше! У вас лекарства с собой есть? —деловито и строго спросила она.

— Какие лекарства?

— Ну, я не знаю… Нитроглицерин там или что вы принимаете обычно?

— Да я как-то так обхожусь…

— Разве можно! — Девушка возмущенно всплеснула руками. — У меня дед тоже такой. Ветеран, орденоносец, на фронте разведротой командовал, а не усмотришь за ним — как дитя малое!

Сергей Николаевич усмехнулся. Его позабавил нравоучительный тон столь юного создания. Наверное, хорошо быть дедушкой такой вот свиристелки! А ему вот —не привелось. Жаль.

Он глубоко вздохнул, собираясь с силами, и, придерживаясь за стену, встал. Девушка наблюдала за ним с некоторой тревогой.

— Может, все-таки «скорую» вызвать?

Сергей Николаевич покачал головой. Вопреки ожиданиям, чувствовал он себя совсем неплохо.

— Благодарю вас, милая барышня. В этом нет никакой необходимости.

Девушка смотрела на него, будто раздумывая — уходить или нет.

— С вами точно все в порядке?

— Да, спасибо.

— Ну, тогда я пойду?

— Да конечно! Извините, если задержал, вы, наверное, торопитесь.

Девушка снова улыбнулась ему и пошла вниз по переулку размахивая папкой. Походка у нее была стремительная, светлые волосы взлетали и опускались в такт, казалось, вот-вот — и сама полетит… Сергей Николаевич смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом, потом поднял свой портфель и медленно пошел к метро. Он посмотрел на часы. Кажется остановились — или с тех пор, как он сидел на бульваре, прошло совсем мало времени. Минут десять, не больше.

В подземном переходе на ступеньках сидел безногий нищий на тележке, одетый в грязную «камуфляжную» форму. Даже голубой берет был какой-то засаленный. Криво нацарапанная надпись на картонке «Помогите ветерану Афганистана», кажется, никого не трогала, люди равнодушно шли мимо. Сергей Николаевич взглянул в его опухшее, ко всему безразличное лицо, поймал остекленевший, пустой взгляд — и внутренне ужаснулся. Где бы ни оставил свои ноги этот здоровый и крепкий когда-то молодой мужик — нельзя людей доводить до такого состояния!

Он долго рылся в карманах, пока нашел, наконец, и выгреб на ладонь несколько мелких монет. Вот, к примеру, железный рубль, недавно деноминированный из тысячи. Раньше за такие деньги надо было год работать, а теперь — только нищему подать… А это что такое? Сергей Николаевич присмотрелся повнимательнее — и тут мир будто дрогнул и закачался перед глазами.

Среди монет и табачных крошек на ладони поблескивала маленькая золотая бляшка с изображением бегущего оленя из скифского кургана близ станицы Каменецкой.

Вилен Сидорович сидел дома, в любимом продавленном кресле, тупо уставившись в телевизор. Там, на экране, все время кто-то кого-то убивал, целовал, с надрывом признавался: «У меня будет ребенок» или призывал срочно купить жидкость для мытья посуды, но Вилен Сидорович никак не мог вникнуть в смысл происходящего, хотя и очень старался. В голове все мутилось, действительная реальность путалась с воображаемой, и он уже не мог отличить одно от другого.

С памятью и вовсе творилось что-то странное. Например, он прекрасно помнил, что сегодня утром собирался на рынок, потом какой-то толстенький иностранец напевал старую пионерскую песню… Вилен Сидорович точно знал, что его сына зовут Дамир, а дочь — Сталина, содрогался от ужаса, вспоминая лицо следователя Гордеева и университетский ромбик на лацкане его пиджака, но понятия не имел, как добрался до дома сегодня и почему продукты так и не купил. Вот уже битый час он бесцельно вертел в руках синенькую книжечку со словом «пропуск» на обложке, которая неведомо как оказалась у него в кармане, но раскрыть ее и заглянуть внутрь почему-то боялся.