Око за око - Евгений Санин

Сирийцы одобрительно загудели.

 — Базилевс! — перекрывая шум, сделал еще один шаг к царю Фемистокл. — Разве пять моих ран, полученных в сражениях под Энной, Тавромением, Сиракузами, и то, что я с первого дня восстания являюсь членом Совета, не дает мне право просить тебя и надеяться на снисхождение?! Дай свободу этим людям! Ведь это не катанские и мессанийские рабы, а беглецы из самого Рима. Уже одним этим они доказали тебе свою преданность! Ты же ведь сам только что сказал, что даешь этим несчастным свободу…

 — … возможность стать свободными! — торопливо уточнил Евн и значительно поднял палец: — Только возможность! И, клянусь Астартой, она представится им сегодня же! Сейчас!! А из Рима они или из твоей Греции — мои законы едины для всех! И я недоволен, — возвысил он голос, — что член моего Совета забывается настолько, что позволяет себе называть рабов — людьми!

2. Штурм

Через полчаса, как и обещал Евн, все было готово к штурму. Разбитая на тысячи, сотни и десятки армия рабов, ощетинясь обнаженными мечами, пиками и копьями, сверкая римскими щитами, вытянулась на всем протяжении стен Мессаны.

Прот попал в декурию1 к угрюмому бородачу испанцу. Чувствуя рядом мощное плечо Фрака, он благодарил Афину за то, что она не разлучила его с этим умелым воином, и до боли в пальцах сжимал выданный ему короткий римский меч.

«Ну, что они медлят! — клял он разъезжавших на горячих лошадях тысячников, позабыв про обещанный Фемистоклом спектакль, в котором играет сам царь. — Так мы не возьмем Мессаны и до вечера!»

Неожиданно по рядам воинов пронесся гул, взгляды всех устремились в сторону холма.

Прот повернул голову и увидел, как от царского шатра отделилась высокая — в два человеческих роста — фигура, одетая в грубый хитон раба. Прыгающей походкой великан, не спеша, прошел перед строем и остановился перед центральной башней крепости, не доходя до нее на полет стрелы.

 — Эй, вы, господа Мессаны! — громко крикнул он. — Хорошо ли вам слышно меня? А?! Что же вы тогда не требуете, чтобы я, раб, кланялся вам? Почему не прикажете схватить меня и отдать на пытку?!

По строю пронесся смех, усиливающийся с каждой минутой. Великан повернулся к армии, и Прот увидел, что это сам Евн, стоящий на высоких ходулях.

Царь снова обратил свое лицо к Мессане и закричал еще громче:

 — Ну, что же вы? Вот он я, берите меня! Бейте, пытайте! О–о, вы большие мастера этого! Идите же ко мне! — издевался он над приготовившимися к своему последнему часу защитниками крепости. — Ведь вы, кажется, называете нас беглецами? О, нет, господа! Ошибаетесь! Это вы теперь, а не мы беглецы! Вы, а не мы убежали в свою жалкую крепость, которая через полчаса будет нашей! Вы скрылись от нашей мести, как трусливый заяц, которого изображаете на своих монетах!

Несколько стрел прочертили воздух и бессильно ткнулись в землю в нескольких шагах от Евна.

 — Не нравится? — с презрением засмеялся Евн и, сделав знак людям, стоящим у царского шатра, пообещал: — Погодите, сейчас мы вам наглядно покажем, что привело вас к бесславной гибели!

Стена воинов расступилась. Вперед вывели богато одетого римлянина. Подталкиваемый в спину остриями пик, он вышел на середину склона и стал затравленно озираться вокруг.

На стенах Мессаны послышались возгласы негодования — осажденные узнали в пленнике рабов одного из самых знатных и богатых жителей Мессаны — Марка Минуция, отъехавшего неделю назад за помощью в Катану.

 — Эписодий первый! — прокричал Евн, делая новый знак, и на «сцену» выбежали два совершенно голых раба. — К Дамофилу из Энны подходят рабы Зевксис и Гермий. Они умоляют своего господина, чтобы он дал им поесть и выдал хоть какую–нибудь одежду!

Рабы бросились к бледному Минуцию. Кривляясь и извиваясь телами, они принялись упрашивать его, красноречиво показывая, что голодны и замерзают без хитонов.

 — Роль Дамофила по причине его смерти исполняет небезызвестный вам Марк Минуций! — под дикий хохот своего войска сообщил мессанийцам Евн. — Просим господ зрителей извинить нас за такую вольность. Но для нас, что Дамофил, что Минуций — все равно! Зато Зевксис и Гермий самые что ни на есть настоящие! — заверил он.

Услышав свои имена, рабы бросились на землю и стали биться лбами перед калигами насмерть перепуганного мессанийца.

Прот хохотал вместе со всеми, наблюдая за невиданным представлением. Стоящий рядом Фрак смеялся гулко и отрывисто, точно бил в большой бубен.

 — Ничего в жизни не видел более смешного! — то и дело повторял он, утирая слезы.

На склоне тем временем произошла небольшая заминка.

Минуций опустил голову и никак не соглашался делать то, что вполголоса требовал от него Евн. Тогда царь не выдержал, дал знак воинам, которые вывели Минуция. Один из них подбежал к пленнику и так кольнул пикой, что из–под лопатки брызнула кровь.

Мессаниец вскрикнул и покорно взмахнул рукой так, словно бил кого–то плетью.

 — Это он говорит Зевксису и Гермию: «Что же, разве путешественники ездят голыми по Сицилии и не дают готового снабжения тем, кто нуждается в пище и одежде?» — громко пояснил Евн. — И приказывает привязать их к столбу и подвергнуть бичеванию!

Единый стон пронесся по двухсоттысячному войску. Пока переодетые в надсмотрщиков рабы привязывали Зевксиса и Гермия к столбу, справа и слева от Прота послышались негодующие крики:

 — Проклятые господа! Так все оно и было!..

 — Не кормили, не одевали нас!..

 — Попробуй только заикнись, что ты голоден или замерз — сразу поведут к такому столбу!

 — Если не бросят в яму гнить заживо!..

 — Смерть им всем, как Дамофилу!

 — Смерть!

 — Смерть… — прошептал Прот, думая о Луции и тоже невольно сжимая кулаки.

Привязав рабов к столбу, «надсмотрщики» взялись за длинные сыромятные бичи.

Прот ожидал, что удары будут легкие, только для виду. Но бичи засвистели по настоящему. И крик Гермия, а затем и вопль Зевксиса были самыми неподдельными.

 — Так, так! — услышал вдруг Прот в наступившей мертвой тишине тихий голос Евна. — Сильнее! Еще сильнее! А вы терпите, терпите! Озолочу каждого!..

— И–и… Эх–х! — тяжелый бич опустился на спину дернувшегося от боли Зевксиса.

— А–аа–ах! — тут же отозвался другой «надсмотрщик», с силой ударяя Гермия.

 Войско Евна напряженно молчало.

Прот покосился по сторонам и увидел, как изменились совсем еще недавно веселые, смеющиеся лица бывших рабов. Всe они были искривлены гримасами боли, ужаса, каждый словно заново переживал страшные годы своего рабства, когда такие свистящие удары сыпались на них ежечасно…