Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 2 - Вальтер Скотт

- Hagel und Donner, bist du?[195]

- Чего это вы впотьмах сидите?

- Впотьмах? Der Deyvil! А где же свету взять?

- Вот, я принес, - сказал Глоссин, вытащил трут и кремень и зажег маленький фонарик.

- Огонь тоже разложить надо, потому что, hold niich der Deyvil, ich bin ganz gefrorne![196]

- Здесь и в самом деле холодно, - сказал Глоссин, собрав обломки бочек и щепки, которые, должно быть, оставались в пещере с тех пор, как Хаттерайк был здесь в последний раз.

- Холодно?.. Schneewasser und Hagel![197]

Я только тем и жив, что из угла в угол хожу да вспоминаю, как весело нам тут когда-то было.

Костер меж тем разгорелся; Хаттерайк склонил над ним свое загорелое лицо и протянул к огню грубые, жилистые руки с такой жадностью, с какой голодный накидывается наведу. Пламя освещало дикие и мрачные черты его лица, а едкий дым, который он, иззябший до мозга костей, готов был глотать без конца, лишь бы немного согреться, клубился над его головой, а потом поднимался к неровному потолку и уходил из пещеры через скрытые наверху щели; через эти-то трещины и проникал сюда, должно быть, воздух в часы прилива, когда вход в пещеру бывал затоплен.

- Я вам и завтрак принес, - сказал Глоссин, доставая кусок холодного мяса и флягу с водкой. Хаттерайк жадно выхватил из его рук флягу и приложил ее к губам. Глотнув из нее порядком, он восторженно воскликнул:

- Das schmeckt![198] Эх, хорошо, все нутро прогревает! И он запел отрывок песенки на верхненемецком наречии:

- Saufen Bier und Brante wein,Schmeissen alle die Fenstern ein;Ich bin liederiich,Du bist liederiich;Sind wir nicht liederiich Leute a![199]

- Вот это здорово, молодец, капитан! - вскричал Глоссин и, подделываясь под тот же мотив, затянул;

- Нам вино в бокалы лейте,Стекол в доме не жалейте.Здесь трое было нас, удальцов,Да, трое на всей земле.Тебя не найдут, и спрятан я тут,А Джек, тот висит в петле.

Так-то вот, друг милый, ну теперь вы, кажется, немножко ожили. Давайте-ка поговорим о нашем деле.

- О вашем деле, - сказал Хаттерайк, - с моим уже покончено, раз я из колодок вылез.

- Терпение, любезный, сейчас вы увидите, что интересы у нас общие.

Хаттерайк глухо кашлянул. Глоссин, помолчав, продолжал:

- Как же это вы мальчишку выпустили?

- А очень просто, Fluch und Blitzen![200]

Я-то за ним не смотрел. Лейтенант Браун отвез его к своему родственнику, представителю торгового дома "Ванбест и Ванбрюгген", что в Мидлбурге, и наговорил ему разных разностей о том, что ребенка подобрали в схватке с береговой охраной; тот и взял мальчишку к себе в услужение. Я его, видите ли, выпустил! Да будь я над ним хозяин, так этот заморыш в два счета бы у меня за борт вылетел!

- Ну и что ж, выходит из него лакея сделали?

- Nein, nein,[201] мальчуган пришелся старику по душе, и он дал ему свою фамилию, воспитал его, а потом отправил в Индию. Он бы, наверно, сюда его обратно спровадил, да племянник сказал ему, что если только этот молодец опять в Шотландии появится, так всей вольной торговле каюк.

- А как вы думаете, знает он что-нибудь насчет своего происхождения?

- Deyvil, откуда я знаю, что он теперь помнит? - ответил Хаттерайк. - Но тогда еще кое-что у него в памяти оставалось. Ему десять лет было, и вот они с другим таким же собачьим последышем из Англии сговорились украсть лодку с моего люгера, чтобы, как бы это сказать, на родину вернуться. Чтоб ему сдохнуть! Так вот, пока мы их нагнали, они уже до самого Дейрло успели добраться, а еще бы немного - и лодку бы потопили.

- Хорошо, кабы потопили, да и сами туда же.

- И зол же я был тогда, Sapperment![202]

Я его тогда в воду спустил, и, надо же, этот хитрый чертенок поплыл как утка. Так вот, я заставил его целую милю проплыть, а когда он уже пузыри пускать начал, тут я его и подобрал. Клянусь самим чертом, малый вам еще насолит теперь, раз уж он сюда явился. Когда этот бесенок еще под стол пешком ходил, с ним и то сладу не было.

- А как он из Индии вернулся?

- Почем я знаю? Компания обанкротилась, и нам в Милдбурге тоже от этого туго пришлось. И вот они меня послали поглядеть, не выйдет ли чего здесь, тут ведь старые знакомые оставались. Мы уверены были, что с тем уж совсем покончено и все забыто. И два рейса у меня прямо на славу вышли. А теперь вот эта собака Браун попал под пулю полковника и этим все дело испортил.

- А вас почему с ним не было?

- Почему? Sapperment! Я ведь не из трусливого десятка. Только надо было далеко от моря уходить, а там кто-нибудь мог пронюхать, что я с ними.

- Да, это верно. Ну, а ребенок...

- А пошли вы, Dormer und Blitzen! Ребенок - это ваше дело, - ответил капитан.

- Но откуда вы все-таки знаете, что он здесь?

- Как откуда? Да Габриель его недавно в горах встретил.

- Габриель, кто это?

- Да тут одного цыганенка лет восемнадцать тому назад этому черту Притчарду на корвет в юнги отдали. Он-то нас и предупредил, что таможенные за нами охотятся; это было как раз в тот день, когда с Кеннеди рассчитались. Сказал, что это Кеннеди их на след навел. К тому же Кеннеди с цыганами-то ведь тоже повздорил. Ну так вот, этот парень прибыл в Индию на одном корабле с нашим мальчонкой и хорошо его в лицо знал, Sapperment, а тот его совсем не помнил. Габриель все-таки старался ему особенно на глаза не попадаться, он ведь как-никак служил на голландском судне и воевал против Англии, а сейчас оказался дезертиром, от Габриеля мы и узнали, что молодчик этот теперь тут; да нам-то на это плевать.

- Так, выходит, он действительно цел и невредим и сейчас здесь, в Шотландии. Скажите по дружбе, Хаттерайк, это правда? - озабоченно спросил Глоссин.

- Wetter und Donner![203] Да за кого вы меня принимаете?

"За кровопийцу, за проходимца без стыда и совести", - подумал Глоссин, но вместо ответа он громко спросил:

- А кто же это из вас стрелял в молодого Хейзлвуда?

- Sturmwetter![204] - ответил капитан. - Вы что думаете, мы с ума спятили? Ни один из нас этого бы делать не стал. Gott![205] Нам и без этого досталось на орехи, после того как этому идиоту Брауну взбрело в голову на Вудберн нападать.

- А мне говорили, - сказал Глоссин, - что в Хейзлвуда стрелял Браун.

- Только не наш лейтенант. Насчет этого уж будьте уверены, он еще накануне в сырой земле лежал. Tausend Deyvils![206] Вы что думаете, он мог из могилы встать да еще в кого-то стрелять?

Глоссин начал понемногу что-то соображать.

- Вы, кажется, сказали, что тот юнец, как бишь он там у вас зовется, тоже носил фамилию Браун.

- Браун? Да, Ванбест Браун; старик Ванбест Браун из торгового дома "Ванбест и Ванбрюгген" дал ему свое имя.

- Если так, - сказал Глоссин, потирая руки, - то, ей-богу же, это не кто иной, как он!

- А нам-то что до этого? - спросил Хаттерайк. Глоссин помолчал немного и, быстро прикинув что-то в своем хитром уме, подошел совсем близко к контрабандисту и сказал ему вкрадчивым голосом:

- Знаете что, любезный, это же наше прямое дело его убрать.

- Гм! - отвечал Дирк Хаттерайк.

- Не то что, - продолжал Глоссин, - не то что я хотел бы его смерти, может быть.., может быть.., мы могли бы и без этого обойтись. Нет, у нас есть право сейчас арестовать его, хотя бы потому, что он носит ту же фамилию, что и ваш лейтенант, который устроил нападение на Вудберн, да и за то также, что он стрелял в молодого Хейзлвуда и хотел убить его или ранить.

- Эх вы, - сказал Дирк Хаттерайк, - а вам-то что от этого пользы будет? Его сразу же выпустят, как только увидят, что это не того поля ягода.

- Верно, дорогой мой Дирк, вы совершенно правы, друг мой Хаттерайк! Но есть все основания, чтобы посадить его в тюрьму на то время, пока придут бумаги, подтверждающие, кто он такой, из Англии, что ли, или еще там откуда. В законах я разбираюсь, капитан Хаттерайк, и уж такое дело, дело Гилберта Глоссина Элленгауэна, мирового судьи ***ского графства, не принять за него никакой поруки до тех пор, пока ему не устроят второго допроса. Только куда же нам его лучше посадить?

- Hagel und Wetter, не все ли мне равно?

- Погодите, друг, не может это быть все равно. Известно ли вам, что все ваши товары, которые отобрали и отвезли в Вудберн, сейчас лежат в таможне в Портанферри?[207] Я посажу этого молодца...

- Надо его сначала поймать.

- Да, да, когда поймаю. За этим дело не станет. Я помещу его там в исправительный дом, а это рядом с таможней.

- Как же, знаю я эту тюрьму.

- Я уж позабочусь о том, чтобы красные мундиры там не торчали. Слушай, ночью ты приходишь туда со своими ребятами, забираешь все свои товары, и вы увозите этого молодчика Брауна с собой во Флиссинген.