Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

— Зачем мы пришли? — спросил он Эрнеста, когда тот наконец-то сел рядом. — Что нам нужно от нечистой силы?

Натана насторожил человек, который в перерыве помахал ему рукой и раскланялся, словно приветствовал нового поселенца дехрона. Боровский вежливо кивнул и отвернулся, потому что человек намеревался вступить с ним в контакт.

— Это твой адвокат, — напомнил Эрнест. — Не узнал?

— Боже мой! Не узнал! Как неудобно! — смутился Натан Валерьянович. — Надо пойти поздороваться.

— Успеешь.

Человек, который только что махал Натану рукой, исчез, а игра продолжилась.

— Как неудобно получилось… как неловко… — сокрушался профессор.

— Смотри туда, — Эрнест указал на противоположную трибуну. — Врач-офтальмолог. Мировая знаменитость. Видишь?

— Не вижу, Эрнест! Я так торопился, что оставил дома очки.

— Все слепые кроты, вроде тебя, должны за километр видеть хорошего офтальмолога. У него клиника под Парижем. Он глаза в пробирках выращивает. Не для всех, конечно. Для тех, у кого власть и деньги. Его племянник работает физиотерапевтом французской сборной и сам когда-то играл. А, впрочем, не важно.

— Зачем мы сюда приехали?

— Знаешь, кто сидит с офтальмологом? В черных очках с белой тросточкой? Мистер Копинский. Хочет ангажировать доктора…

— И что же?

— Пока профессор не вставил Максу глаза, нужно действовать. Копинский уже нашел донора. Вон сидит… — Эрнест указал на мужчину с дамой двумя рядами ниже. — Стопроцентное зрение обеих глаз. Только пока он не знает о том, что донор. Он считает себя другом Макса и живет за его счет. Играет на бирже…

— «Обоих глаз», надо говорить, — поправил Натан. — Глаз — слово мужского рода. И во французском тоже. Ты и по-французски неправильно говоришь.

— Слышишь, о чем я говорю? Копинского надо брать за горло.

— Нет! Эрнест, нет! — воскликнул Боровский и компания, сидящая впереди, обернулась. — Нет, — повторил он тише. — Пока я жив, ты близко к этому человеку не подойдешь.

— Почему ты так хорошо обо мне думаешь?

— Потому, что я тебе не позволю! Человек остался без глаз. Брать за горло инвалида — возмутительная низость.

— Был бы человек. Он клиент интерпола.

— Тем не менее, я тебе запрещаю.

— Ни черта ты не понял, дядя Натан. Клиника, которая лечит Копинского, по контракту должна воскресить его из мертвых. Но если у пациента отвалился глаз по сакральным причинам, она не обязана ставить его на место. Одна надежда на клинику под Парижем. Но ведь там тоже могут отказать. Скоро у меня будет весь компромат на Копинского: нелегальная торговля оружием, наркотиками, скупка и перепродажа предметов искусства… Если он станет пациентом клиники, я отдам бумаги французским журналистам.

— Не стоит этого делать.

— С Копинским нужно общаться на понятном ему языке.

— Не надо совсем общаться с таким человеком!

В перерыве Натан Валерьянович решил поговорить с адвокатом. Извиниться за забытые дома очки. А также справиться о здоровье супруги и планах на отпуск. Но адвокат пришел сюда не болтать и не болеть за Россию. Он принес пакет бумаг, который в присутствии Натана Валерьяновича вручил Эрнесту, получил от него наличные и сильно благодарил.

— Сделал, что смог, — оправдывался адвокат, прижимая руку к карману, в котором только что утонул бумажник. — Самая подробная информация, которую возможно было собрать по интересующему вас вопросу. Поклон от меня господину Шутову…

— По какому вопросу? — поинтересовался Натан, но партия началась, а Эрнест пропал и возник на противоположной трибуне.

В отсутствии очков профессор догадался, чья голова выросла за спиною Копинского, но поделать ничего не смог. Зрителей просили не покидать своих мест и не кричать под руку спортсменам во время подачи.

— Привет, Копинский, — шепотом поздоровался Эрни.

— Я тебя знаю? — насторожился человек в очках и повернул к собеседнику ухо.

— Знаешь, знаешь.

— А!.. ваше сиятельство! Чего ж не на корте? Я сижу за него болею, а он… сзади ко мне подбирается. Я только не понял, ты здесь за французов или за русских?

— За себя.

— Правильно, — согласился Копинский, — всегда надо играть за себя.

— Выйди поговорить.

— О чем с тобой говорить, звереныш! Я пришел сюда насладиться твоей игрой, а не паршивым акцентом.

— Лучше выйди, — Эрнест покосился на офтальмолога, который начинал испытывать дискомфорт от присутствия молодого нахала. — Твоим друзьям не понравится разговор.

Без особой охоты, скорее из одолжения, Макс Копинский поднялся с места, не дожидаясь перерыва в игре. Натан Валерьянович тотчас сорвался к выходу, но пока добежал, разговор уже начался.

— Натан Валерьянович… — Макс первым заметил профессора и вышел навстречу, — я польщен. Большая честь для меня познакомиться с вами лично.

После сердечного рукопожатия Копинский снова ослеп и был отведен Эрнестом в сторонку. Макс обстукал белой тросточкой место у подоконника, ощупал бумагу, которую вручил молодой человек. Профессор постеснялся влезть в разговор, занял позицию наблюдателя и почти ничего не слышал. Только замечал удивленно приподнятые над очками брови Макса.

— …Обменять на дольмен? С какого перепуга? — спросил Копинский и получил еще один документ из коллекции, собранной адвокатом семьи. — Милый мой граф, ни для кого не секрет, что ваша матушка сгоряча совершила глупость. Если б ребенок был жив… — Макс развернул бумагу и просмотрел ее вскользь, — не знаю, что бы я сделал со всеми вами. А теперь мне эта история безразлична, равно как и ваши проблемы.

Натан Валерьянович напряг слух. В руках у Эрнеста появилась дискета, но Копинский не испугался даже дискеты.

— Мой юный граф, — улыбнулся он. — Я плачу этой клинике столько, что можно построить еще одну такую же на «плас д-Этуаль». Они только и ждут возможности оказать мне услугу. Сразу видно, что ты пришелец. Надо родиться в этом мире и умереть, чтоб понимать такие нюансы.

Натан Валерьянович рискнул приблизиться к переговорщикам, но упустил конец фразы.

— …не обещаю, — услышал он ответ Эрнеста, — не гарантирую, что вы станете друзьями, но я могу прекратить войну между вами. Оскар не против, но наши требования тебе известны.

— Юный мой друг, — Копинский обнял графа и невзначай отгородил от ушей Натана. — Я всегда говорил, что ты очень смелый, но очень глупый мальчишка. Подумай сам: на кой черт мне благосклонность мерзавца Шутова, если я откажусь от дольмена? С той минуты, когда я завещаю имущество, я плевать на него хотел. Без дольмена мне вся ваша банда никоим образом не интересна… Натан Валерьянович! — спохватился вдруг Макс и снова кинулся пожимать профессору руку. — Вы не представляете, как мне приятно с вами познакомиться. Я невероятно… просто необыкновенно польщен.