Тёмный мастер - Кирилл Запорожан

Но наконец-то воровка справилась со своими эмоциями, и над поляной стал подниматься дымок. Бац! Мы разлетелись в разные стороны, а монстр начал подниматься на ноги, словно медведь, одним движением стряхнувший с себя повисших на нем шавок. Разъяренный рык тоже напоминал медвежий и не сулил нам ничего хорошего.

Мы валялись на земле, обессиленные короткой схваткой с нечеловечески сильным монстром и, несмотря на всю серьезность ситуации, задыхались от хохота.

— А круто было, — сквозь смех проговорил Ламберт. — Может, повторим?

— В другой раз, — буркнул рыцарь. В последнее время он в основном бурчал.

— Тогда, Кира, давай!

Три зажженных стрелы одна за одной воткнулись монстру в грудь. Тролль неуверенно замер, повел пеньком, словно принюхиваясь, а затем обиженно рявкнул и принялся сбивать лапами начавшее разгораться пламя. Но то потухать не желало и существо кинулось на землю, принялось кататься по ней, в попытках сбить огонь. Но получил еще пару стрел в деревянный зад, взвыл и кинулся прочь с поляны.

Мы, не переставая хохотать, смотрели ему в след, тыкая пальцами и толкая друг друга локтями.

— Не боитесь, что он вернется не один? — неожиданно поинтересовался рыцарь.

— Ни капельки, — беззаботно отмахнулся я. — Огня хватит на всех.

— Странно слышать от тебя это, Темный, — этот тон я знал: Кира собиралась снова учить меня жизни. — Еще Габриэлю ты говорил обратное. Что напрасная смерть не приносит никакого удовольствия.

— Не путай, — мой смех как ножом отрезало. — Есть катастрофическая разница между убийством просто так и убийством по необходимости.

— Убийство — всегда убийство.

— В моем случае необходимо говорить об убийстве, как о средстве достижения цели. Я никогда не красуюсь перед врагами. Даже с заведомо слабым соперником я дерусь в полную силу. Но я всегда стараюсь решить дело миром, если только заведомо не знаю, что из этого ничего не выйдет. В трактире Яна ты могла в этом убедиться.

— Я убедилась. Когда трактир пылал, ты выглядел как объевшийся сметаной кот.

— Неправда, — возмутился я. — Мне это не доставило никакого удовольствия, в отличие от Ламберта.

— Не напоминай, — вздрогнул шут. — Не знаю, что на меня тогда нашло.

Мы двинулись к костру и когда сели вокруг девушка продолжила:

— Иногда твоя холодность способна потушить любое пламя.

— Иногда твое занудство способно растопить даже мою холодность, — как я уже не раз говорил, не терплю, когда ко мне лезут в душу. Повернувшись к шуту, я попросил: — Спой, Ламберт.

Девушка обиженно замолчала, а шут недоуменно посмотрел на меня, затем кивнул и взял гитару. Как ни странно, он умудрился сохранить ее даже после перехода по болоту, где она стопроцентно должна была испортиться от сырости.

Пальцы юноши прошлись по струнам, разбавив звуки ночного леса своим аккордом. Затем он недовольно поморщился, подкрутил один из колков и заиграл перебором, все ускоряя темп. Затем на мгновение замер, но не успел последний звук замереть над поляной, как он опять заиграл, накладывая слова на музыку.

Заиграл туман над озером,Под крыло лебедь спрятал голову,Стонет молнией дуб расколотый,В темноте огоньки играются.Мы стоим в тишине,Надо водой обнявшись,Под звуки ветра луной любуясь,Мы ждем рассвета, но он не наступит.Ветер рвет камыши, и рябь по воде,Я как лунный цветок,Я закроюсь с рассветом,Только песня моя до конца не допета.

Я прикрыл глаза. Несмотря на то, что рифмы у шута не было никакой, его песня произвела на меня очень сильное впечатление. Я уже не был в лесу. Я стоял на деревянном мостике на берегу озера и смотрел в воду. Сейчас глаза только мешали, и я зажмурился, чтобы слышать только голос Ламберта.

А шут тем временем сменил ритм для припева. Голос его стал низким и грудным, увлекая за собой в пучину черного озера, освещенного лишь желтым лунным диском.

Ее губы так нежны,В свете сумрачной луны.Я как призрачный цветокУ твоих прекрасных ног,У твоих прекрасных ног.

Песня закончилась, но парень продолжал играть, все глубже увлекая меня в ночную воду. У берегов озера медленно распускались призрачные цветы, раскрывающиеся лишь в лунном свете. А в озере резвились три обнаженные рыжеволосые девушки, и счастливо хохотали над четвертой, что тихо плакала на берегу и смотрела в воду, в которой исчез ее любимый.

— Красиво поешь, юноша, — раздался смутно знакомый голос. Струна жалобно зазвенела под пальцами Ламберта, но не порвалась, а лишь нарушила мелодию.

Я резко вскочил, выхватывая нож, но это было лишним. В круг света, создаваемый костром, вышла женщина.

Высокая, чуть ниже меня, одетая в белоснежную тунику и босая. У нее были темные короткие волосы, большие глаза, полные губы и прямой нос. Сквозь прическу пробивались небольшие острые рожки, но это скорее добавляло пикантности, чем отталкивало.

— Хранительница? — Кира первой опознала вчерашнюю гостью.

— Она самая, — сварливым голосом отозвалась женщина. — Лесу не угодно ваше присутствие здесь, люди. Уходите.

— Госпожа, — я решил быть предельно вежливым. — Ты ведь знаешь, зачем мы пришли в этот лес. Мы не можем покинуть его без этой вещи.

Женщина задумчиво посмотрела на меня.

— Знаешь, юноша, — произнесла она. — Я была здесь задолго до Первого Мастера и буду здесь еще долго после тебя. И этот лес будет долго после тебя. И ему не нравится, что какие-то чужаки тревожат его покой. Вот зачем вы подожгли древесного тролля?

— Он первый напал, — ответил Ламберт, недовольный тем, что его игру прервали. Сейчас шут пытался настроить растянутую струну.

— А что ему оставалось делать, если вы решили пустить его на дрова. Тролль защищался.

— Мы тоже!

— Не надо повышать на меня голос! — резко ответила Хранительница. — Или о секире можете забыть. Убирайтесь отсюда, иначе лес уничтожит вас. Мне хватит одного отряда.

— Какого отряда? — не понял я.

— Две сотни солдат вошли в лес на западе пять дней назад. Сейчас они движутся в вашу сторону. Кто они я не знаю.

— Но знаешь, где секира? — я напряженно смотрел в красивое, но словно выточенное из мрамора лицо женщины. Эмоции на нем прочитать было невозможно.

— Конечно, — откликнулась она. — Я знаю все, что происходит в моем лесу.

— Ты отведешь меня к ней? — прозвучало это так, как будто я прошу привести меня к женщине, а не к оружию.