Хранители - Матильда Грин

– Психологи потрошат душу, хирурги потрошат тело, – пробормотала она.

– Вы меня путаете с патологоанатомом, – резко отозвался Леонид, – я никого не потрошу.

– Простите, – она заморгала, – если честно, я вместо «хирург» хотела сказать «патологоанатом», но вырвалось именно это слово.

Когда вошла Вика, Кир, по-прежнему сидя на диване, уже просто закатывался от смеха, Леонид стоял у окна и сердито выстукивал пальцами и подоконнику, а Дана, прикусив губу, смотрела на него.

– Чем же вы недовольны? – спросила она, – я ведь даже не пыталась ничего угадывать. Теперь, когда вы вскрыли свои карты, лично мне будет ещё интереснее выслушать вас.

– Вы опять про «вскрыли», – возмутился тот, – теперь всю жизнь меня будете попрекать?

Кир, отсмеявшись, ушёл в ванную комнату. Вика, ничего не понимая, расспрашивала оставшихся в гостиной о том, что такого случилось в её отсутствие. Оба отнекивались, обещая, что Кир с удовольствием ей всё объяснит. Леонид, казалось, вообще не хотел разговаривать, но Дана чувствовала, что этими эмоциями он больше играет на публику, тогда как самому ему хочется продолжить разговор. Поэтому она позволила всем посмаковать этот забавный момент вечера.

– Хорошо, – сказала она, когда улеглись весёлые страсти, – по многочисленным просьбам мы вынуждены обратиться не только к светлой части нашего Я, но и, – она театрально поклонилась Леониду, который уже вернулся и сел в кресло рядом с ней, – честно-пречестно ВСКРЫТЬ все наши тёмные стороны. Поэтому предлагаю рассказать ещё и о том, каким отрицательным качествам вашей личности импонирует ваша нынешняя деятельность.

Говоря это, она встретилась глазами с посмеивавшимся Киром. Он сразу насторожился.

– Опять я?

– Потом Вика. Просто мы на вас остановились, давайте с вами и закончим.

Леонид, скорчив неопределённую гримасу и сложив кончики пальцев, с деланым вниманием воззрился на своего приятеля. Казалось, он действительно жаждет крови.

– Странная у нас тема разговора. Только на «ты» перейдём, – попросил Кир, – не нравится мне это «вы».

– Панибратство, между прочим, – заметил Леонид, – весьма тёмная сторона. Что-то, воля ваша, нездоровое кроется в мужчинах, стремящихся побыстрее перейти на брудершафт с малознакомыми дамами.

Эти слова сразу напомнили Дане о её любимом литературном произведении «Мастер и Маргарита». И, несмотря на то что они по её ощущениям могли принадлежать Воланду, она тут же мысленно окрестила Леонида не иначе, как Бегемотом. Почему именно так, она и самой себе не смогла бы ответить. Может, даже мысленно не хотела льстить его самолюбию. А, впрочем, может и хотела, не важно это.

– Тёмная сторона – это очень условно, – поспешила поправить Вика, – ведь каждый по-своему трактует достоинства и недостатки. Иногда достоинства могут маскировать страшные уродства личности, а мнимые недостатки имеют целью чему-то научить человека и его окружение и в итоге оказываются положительными и даже полезными. Так ведь? – она с надеждой посмотрела на подругу.

– Совершенно верно! – Леонид-Бегемот не дал ей открыть рта и сделал Киру приглашающий жест рукой, – так мы вас слушаем!

Было заметно, что тому становится неуютно. Дана старалась не смотреть на него в упор, буквально физически чувствуя, как его самодовольство перерастает в тревогу, которую он пытается скрыть под маской глубокой задумчивости.

– Раз уж на то пошло, – медленно проговорил он, как будто в поиске нужных слов, – Не могу сказать, что это мне импонирует, скорее наоборот, определённая обстановка может пробуждать во мне негативные настроения.

– Не мог бы ты пояснить? – с подозрительной вежливостью произнёс Леонид-Бегемот.

– Дело вот в чём. С одной стороны, мне нравится, что я могу на что-то влиять, и от меня реально зависят вещи значимые. Но беда в том, что по-настоящему, так, как мне хотелось бы, я ничего изменить не могу. Даже сотрудничая с силовыми структурами и сохраняя полную конфиденциальность, я остаюсь в рамках действующей системы. Когда я думаю об этом, во мне просыпается дикое желание сотворить нечто противное этой системе… независимо от последствий. Это похоже на чувства еще из детства. У всех детей случаются соблазны. Например, вытворить что-то, за что тебя непременно наказали бы, сделать наперекор, нарушить установленные правила. Иногда на грани хулиганства или что-то уж совсем пакостное. И если ты уверен, что никто не узнает о твоей шалости, ты это сделаешь. Такое, знаете… чувство безнаказанности и почему-то… одиночества в своей виновности…

– Подожди, – прервал его Бегемот, и для Даны это стало неприятным вмешательством в цепь рассуждений Кира. Она уже погрузилась в них, мысленно и ощущениями вплетаясь в переливы его голоса, становясь его голосовыми связками и чувствуя их ответную вибрацию – послушные движения в ответ на сигналы мозга, потревоженного всплесками эмоциональной памяти.

– Подожди, – повторил он, – Ты выразился сумбурно и непонятно. Дай конкретный пример. Иначе получается слишком психологически сложно.

Кир беспомощно посмотрел на него и на Дану. Вика нежно сжала его локоть и кивнула в ответ на его вопросительный взгляд. Он провёл рукой по лбу.

– Так и быть. Расскажу историю из детства, которая почему-то именно сейчас вспомнилась. Так и крутится в голове.

– Очень-очень интересно, – вставил Бегемот, – только во всех подробностях, пожалуйста.

Кир косо зыркнул на друга, но, оглянувшись на Вику, заметил, что та усаживается поудобнее и собирает длинные каштановые волосы на затылке, словно действительно готовясь слушать длинную историю. Дана тоже выглядела очень заинтересованной, поэтому он стал рассказывать.

– У нас был строгий отец. Но очень справедливый. Я, вспоминая сейчас то, как он нас воспитывал, понимаю, что также хочу воспитать своих детей. Он всегда учил нас справедливости. Он говорил, что всё должно быть по-честному, каждому своё, каждый сам зарабатывает свою репутацию только поступками. Ещё он говорил, что, если ты поступаешь не по совести, ты все равно несёшь ответственность за свои поступки и рано или поздно будешь за них расплачиваться. Мы тогда закончили первый класс, и отдыхали на летних каникулах у бабушки в деревне. Недалеко от её дома была речка, а на другом берегу – что-то похожее на лес. И на том берегу постоянно мужики ловили рыбу. Я очень ясно это помню. Они могли часами сидеть и курить со своими удочками, а мы бегали рядом, играли в салки, в прятки… У бабушки тогда с нами гостил мой двоюродный брат, Санька. Он был старше нас. И насколько меня с моим братом считали воспитанными и послушными детьми, настолько он был отъявленным хулиганом. Так вот этот двоюродный брат обожал опрокидывать у рыбаков вёдра с рыбой и убегать. Он убегал, а нас ругали, мы ведь рядом с ним находились. Сколько мы ни просили его этого не делать, он