Занимательная музыкология для взрослых - Владимир Александрович Зисман

и в Вене, Париже и Милане. Он был на двадцать четыре года старше Моцарта и дружил с его отцом Леопольдом Моцартом, ну и с маленьким Вольфгангом, разумеется, тоже. Проще говоря, он был таким близким другом семьи, что время от времени при случае во время путешествий по Австрии у него можно было и переночевать вместо гостиницы, а «М-м Лойтгеб повязывала мне сегодня галстучек», как писал жене Моцарт в письме в июне 1791 года.

И вот однажды Йозеф Лойтгеб, который очень любил музыку Моцарта, в очередной раз попросил его написать для него валторновый концерт. Вообще-то один концерт для Лойтгеба Моцарт к тому времени уже написал. Но здесь Лойтгеб его просто умолял. Видимо, это была такая «игра отношений», в рамках которой дядя Йозеф признавал практически неуправляемый экстравертивный характер Моцарта. Так или иначе, Моцарт смягчился, но поставил условие: чтобы все время, пока он, Моцарт, будет писать Концерт, Лойтгеб стоял за печкой на коленях. И Лойтгеб на самом деле ползал за очагом и терпеливо ждал на коленях все то время, что Моцарт писал.

Не знаю, как долго просидел в таком положении дядя Йозеф, за терпение которого ему должны быть благодарны валторнисты XIX, XX и даже XXI веков, но в финале Концерта Вольфганг явно сжалился над ним, поскольку написал третью часть концерта в форме рондо.

Небольшой комментарий

Рондо — это музыкальная форма, в которой удачно сочиненная и достаточно яркая музыкальная тема (рефрен) повторяется три, четыре, реже пять раз, а вот между этими повторениями находятся разные тематические фрагменты. Примерно то же самое, что песня, где одинаковые припевы чередуются с разными куплетами. Только там слова, а здесь музыка. Совершенно очевидно, что даже при отсутствии в те времена функции копировать/вставить, четырехкратный, как в этом концерте, повтор рефрена значительно ускоряет процесс сочинения, что очень важно, когда у тебя за печкой стоит на коленях заказчик.

На первой странице Концерта для валторны ми-бемоль мажор № 2 Моцарт оставил автограф. Естественно, в своем стиле.

«Из жалости к Лойтгебу, ослу, волу и дураку. Вена, 27 мая 1783 года».

Всего Вольфганг Амадей Моцарт написал для Йозефа Лойтгеба четыре Концерта для валторны, рондо для валторны с оркестром и квинтет для солирующей валторны и струнных.

Но это был Моцарт-человек, а Моцарт-гений — совсем другое явление.

В музыке все совершенно иначе

Там есть, конечно, точки соприкосновения, кто бы спорил. Но это совершенно разные уровни бытия. Как у Баха, который считал свою деятельность посвященной Богу, и, судя по всему, так оно и было. Но в бытовой жизни это был другой человек, который писал музыку для рекламы («Кофейная кантата»), сквалыжил с работодателями из-за лишнего талера или бочонка пива, неустанно делал детей и, между прочим, достиг неплохих результатов — их у него было двадцать штук. И все эти Карлы Филиппы Эммануилы, Вильгельмы Фридеманы, Иоганны Кристофы Фридрихи, Иоганны Христианы и даже Готфрид Генрих, который «страдал легкой степенью слабоумия, хотя хорошо играл на клавире», и прочие Бахи успешно появлялись вполне естественным путем в перерывах между написанием кантат.

Так вот, что касается Моцарта не как человека, а как гения. У него просто россыпь музыкальных тем, идей, и оперных, и чисто инструментальных, от восторга перед которыми… Ну прямо как у Вороны в басне Крылова. Вы помните, там у нее в зобу дыханье сперло, причем по очень незначительному поводу в сравнении с нашим.

Ладно, я уж не говорю о финальном рондо из Концерта для гобоя, написанном примерно по той же модели, что и уже известный вам Концерт для валторны.

Но чудесный эпизод Das klinget so herrlich из «Волшебной флейты», написанный для колокольчиков, вызывает чуть ли не слезы умиления, а сцена Папагено, в которой он связан обетом молчания, но пытается что-то изложить доступным ему способом, вполне могла бы послужить украшением оперы-буффа «Муму», если бы Моцарт жил чуть позже или Тургенев, Герасим и Муму чуть раньше.

«Музыкальная шутка» KV 522 — деревенский праздник на лужайке для струнного оркестра и двух валторн. Поскольку музыка — это вид искусства, разворачивающийся во времени, то она в данном случае чрезвычайно натуралистично иллюстрирует в динамике процесс того, как действующие лица, они же исполнители, на деревенском празднике постепенно, но неуклонно накачиваются то ли пивом, то ли шнапсом, что в данном случае несущественно. И заканчивается это вполне предсказуемыми отклонениями от некоторых представлений о прекрасном, которые (отклонения) выписаны Моцартом в партитуре вплоть до степени полной документальности.

По крайней мере, если из уст очевидца вам будет нагляднее, то выглядело это так: «…Ну, типа набуха́лись чуваки. Мы однажды этот шедевр в БЗК (Большой зал консерватории) ваяли, так в этом месте какая-то расфуфыренная ценительница прекрасного с первого ряда громко так фыркнула „как им не стыдно!“) Дальше играть было сложно — ржали».

Троллинг 80-го уровня

«О, Моцарт, Моцарт!»

(укоризненно)

В данном случае волшебным образом совместился игривый нрав Моцарта с его же гениальностью.

Ну не любил он ее. Со всей своей непосредственностью не любил. Похоже, что за самодовольство и высокомерие. Подумаешь, высокомерная — так это для примадонны нормально. Певица была, прямо скажем, из лучших. С огромным вокальным диапазоном.

В общем, Адриана Габриэли, она же Ла Феррарезе, она же в конечном итоге Адриана Феррарезе дель Бене, пела премьерный спектакль моцартовской оперы-буффа «Так поступают все».

У каждой певицы есть свои особенности во время пения. (У певцов тоже, но нас сейчас волнуют именно певицы.) Вспомните, что проделывала руками во время импровизаций Элла Фитцджеральд, вспомните, как бы это поделикатнее выразиться, орлиный взгляд Чечилии Бартоли в наиболее виртуозных местах барочных арий. Вот и у Адрианы Феррарезе была своя особенность — она задирала голову на высоких нотах и опускала подбородок в нижнем регистре.

Партию Фьордилиджи, одной из главных действующих лиц оперы, Моцарт написал специально для Адрианы дель Бене. Изумительная музыка, диапазон больше двух октав, но Моцарт не отказал себе в удовольствии написать арию Фьордилиджи таким образом, что она почти вся состоит из сочетаний переходов от верхнего регистра к нижнему и наоборот. То, что в результате получилась одна из самых сложных арий для сопрано, это половина дела.

Прелесть ситуации состояла в том, что во время исполнения арии дель Бене все время задирала и опускала голову в зависимости от тесситуры и со стороны выглядела как курица, клюющая зерно.

Сколь