Солдат удачи - Дина Лампитт

Джон Джозеф слышит, как поют звездные хоры, как взрывается комета. Как сливаются воедино в согласной мелодии прошлое и настоящее. Нет ни дня, ни ночи. Нет ничего, кроме нерасторжимого единства всей вселенной. Он вплотную подошел к разгадке великой тайны…

А потом все пропало — иначе и быть не могло, если ему суждено было оставаться на земле в здравом рассудке, — и сон его стал спокойнее. Ему приснилось, что он идет по Парадной Лестнице к Длинной Галерее и видит, что здесь до сих пор часовня. В конце галереи, возле алтаря, его ждет Невеста. Лицо ее скрыто под белой фатой, сквозь которую просвечивают огненные кудри.

— Поторопись, — произносит она, не поворачивая головы. — Я уже готова. Разыщи меня.

— Это ты? — отозвался Джон Джозеф. — Ты — та, что мне снилась?

— Да, — отвечала она. — Я — твоя судьба, твое прошлое, настоящее и будущее. Только узнай меня, когда встретишь. Это все, о чем я прошу тебя.

— Я всегда тебя знал.

— Но узнаешь ли, когда придет время?

Видение растаяло. Джон Джозеф вернулся в Венгрию, теперь ему снились самые обычные вещи — пушки, лошади и растущее недовольство этого некогда гордого народа. Он услышал голос поэта: «У нас под ногами лежат континенты и океаны, золото и серебро, у нас сильные крепкие руки, богатый и прекрасный язык, — у нас есть все, кроме согласия и свободы».

Джон Джозеф проснулся пасмурным прохладным летним утром и вдохнул воздух, напоенный запахом близкого мятежа. И в эту минуту он не понимал, что же ему ненавистно больше: эта чужая страна, готовая вот-вот взорваться изнутри, или ужасный саттонский особняк с его проклятием.

В это утро, серое и холодное в Буде, но яркое и солнечное над английским побережьем, Элджернон Хикс проснулся ровно в шесть часов и соскочил с постели. Распахнув окно, он высунул голову наружу, повел носом в сторону моря и проделал серию дыхательных упражнений. Потом он достал из-под кровати полотняную сумку, извлек из нее походный эспандер и принялся накачивать мышцы, присвистывая на высоких нотах.

Закончив делать зарядку, он надел рубашку с высоким воротничком, брюки, короткую куртку и яркий шейный платок, закрепив его булавкой. Взяв под мышку широкополую фетровую шляпу, он спустился вниз.

Там он на скорую руку позавтракал: сосиски, бобы, изрядное количество ветчины и несколько яиц были проглочены горячими в одно мгновение; за ними последовал добрый ломоть хлеба и множество чашек чая. Затем, быстренько проглядев «Таймс» и передав с официантом записку для Фрэнсиса и Кэролайн, он вышел за дверь навстречу утреннему солнцу.

Повсюду кружились чайки, оглашая бескрайнюю синеву пронзительными криками.

— Сквиик! — передразнил их Элджернон. — Сквии-ик, мои чаечки!

Какой-то мальчишка, наблюдавший за ним, выразительно покрутил пальцем у виска, но мистер Хикс, которого трудно было обескуражить, спокойно направился к долине Экклесбурна, трижды взмахнув в воздухе тростью, увенчанной резной головой собаки.

Полторы мили, отделявшие гостиницу от прудов, Элджернон преодолел за считанные минуты. Остановившись на секунду, чтобы утереть лоб, на котором выступил пот от быстрой ходьбы и жаркого утра, он продолжил свой путь через поля до подножия скалы. Там он прошел в маленькие воротца и оказался на гладкой зеленой лужайке у самой скалы.

— Неужто это было здесь? — громко произнес он. — Неужто здесь оставил Гарольда герцог Уильям, дабы тот охранял эту землю и море? — Элджернон принял драматическую позу. — По слову герцога, покоишься ты здесь, о король Гарольд! Кг-хх-хм, — добавил он, прочищая горло.

К счастью, было еще слишком рано, и поблизости не было других посетителей. Элджернон направился вниз по ступенькам к Капающему Колодцу. Бросив в колодец камешек, чтобы проверить, насколько он глубок, мистер Хикс пошел дальше по тропинке и оказался в прекрасной долине, известной под названием «Светлая Глен».

Здесь Элджи почувствовал настоятельную потребность облегчиться. Он тщательно огляделся по сторонам, а потом демонстративно зашел за кустик (хотя вокруг не было ни души) и воспроизвел копию одного из многочисленных ручейков, журчавших по всей долине.

Потом, бодро посвистывая, он поднялся на холм к вершине скалы и застыл на месте от удивления, увидев, что кто-то уже опередил его. На знаменитой Скамье Влюбленных сидела женщина, глядя на море. В голове у Элджи крутилась единственная ужасная мысль: женщина могла заметить, как он отправлял естественную потребность. Он в страхе отпрянул назад, раздумывая, не сбежать ли отсюда, пока еще есть возможность.

Но женщина не шевелилась, и мистер Хикс набрался храбрости, прочистил горло несколько раз, потом еще несколько раз, и наконец крикнул:

— Доброе утро! Прошу прощения, что потревожил вас!

Женщина вздрогнула от неожиданности и обернулась. К своему удивлению, Элджернон обнаружил, что это была та самая прекрасная вдова, которую он видел накануне за обедом, родственница виконта Чьютона.

— О, Боже милосердный! — воскликнула она. — Я никак не ожидала встретить здесь кого-нибудь в такой час.

— Ну да, еще чертовски рано. Прошу прощения. Просто я люблю погулять, пока еще свежо.

Элджернон покрутил в руках шляпу (он снял ее сразу, как только увидел незнакомку).

— Извините, что побеспокоил вас. Я пойду. Не хотелось бы мешать вам, — он жалобно взглянул на нее; его лицо собралось в складки, как у бульдога.

— О, прошу вас, не уходите, если это только из-за меня. Просто я задумалась. Садитесь и полюбуйтесь видом вместе со мной.

— Правда? — Элджернон радостно ухватился за предложение.

— Да.

Он присел на дальний конец деревянной лавочки.

— Думаю, мне лучше представиться. Моя фамилия — Хикс, — он снова поднялся и поклонился. — Элджернон Хикс, Дьюк-стрит, Лондон.

— А я — Энн, графиня Уолдгрейв.

Элджи слегка смутился и поклонился еще несколько раз, напряженно размышляя, можно ли поцеловать ей руку. В конце концов он решил, что не стоит, снова уселся и уставился вдаль, совершенно утратив дар речи.

— Я отдыхаю здесь с дочерьми, — продолжала Энн, желая поддержать разговор и не обращая внимания на немоту собеседника. — Мой деверь со своей женой снял комнаты в «Лебеде».

— Да, я видел вас там вчера вечером.

Энн удивленно воззрилась на него:

— Правда? Боюсь, я вас не заметила.

— Да, — ответил Элджи, покраснев, как помидор. — Я и не надеялся, что вы обратите на меня внимание. Я не такой уж приметный.

Поскольку это был самый неуклюжий и длинноногий субъект из всех, что когда-либо попадались на глаза графине, такое замечание рассмешило ее, но она сдержалась и спросила: