Дочь фараона - Георг Эберс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нитетис, дочь Амазиса Египетского, к Бартии, сыну великого Кира.
Я имею сказать тебе, но тебе одному, нечто важное. Завтра надеюсь поговорить с тобой, быть может, у твоей матери. В твоей власти успокоить бедное, любящее сердце и дать ему счастливое мгновение, прежде чем оно угаснет. Мне надо рассказать тебе много печального; повторяю, что мне необходимо скорее поговорить с тобою».
Хохот сына, исполненный отчаянья, поразил сердце матери. Она склонилась над ним и хотела поцеловать его лицо; но Камбис отстранил ее ласки и сказал:
– Принадлежать к числу твоих любимцев – честь сомнительная. Бартия не дожидался вторичного приглашения от изменницы и обесчестил себя ложными клятвами. Друзья Бартии, цвет нашей молодежи, покрыли себя из-за него неизгладимым позором, а твоя «возлюбленная дочь» из-за него… Но нет, Бартия не виноват в порче этого чудовища, которое имеет вид пери. Ее жизнь вся состояла из лицемерия, лжи и обмана; смерть ее покажет вам, что я умею наказывать. Теперь оставьте меня, я должен побыть один.
Лишь только присутствующие удалились, Камбис вскочил, он бегал, метаясь как бешеный, пока священная птица пародар не возвестила о наступлении дня. Когда солнце взошло, царь опять опустился на свое ложе и погрузился в сон, похожий на оцепенение.
Пока это происходило, молодые узники и старый Арасп сидели и пировали, а Бартия диктовал Гигесу прощальное письмо к Сапфо.
– Будем веселиться, – вскричал Зопир, – ведь с весельем скоро будет покончено; я не хочу один оставаться в живых, если мы завтра не умрем все без исключения. Жаль, что у людей только одна шея; если бы было две, то я прозакладывал бы не больше одной золотой монеты за нашу жизнь.
– Зопир прав, – прибавил Арасп, – мы хотим быть веселы и не смыкать глаз всю ночь, потому что они вскоре сомкнутся навсегда.
– Кто идет на смерть невинным, как мы, тому нет причины печалиться, – сказал Гигес. – Налей мне чашу, виночерпий!
– Эй вы, Бартия и Дарий, – обратился Зопир к друзьям, которые тихо разговаривали. – Что у вас опять за тайны? Идите к нам и берите кубки! Клянусь Митрой, я никогда себе не желал смерти, а сегодня радуюсь черному Азису, потому что он уведет нас всех разом. Зопиру приятнее умереть вместе с друзьями, чем жить без них!
– Прежде всего, – сказал Дарий, присоединившись к пирующим вместе с Бартией, – мы должны попытаться выяснить то, что случилось.
– Мне все равно, – вскричал Зопир, – с разъяснением ли я умру или без разъяснения; лишь бы я знал, что умираю невинным и не заслужил казни, карающей лжесвидетеля. Достань нам золотые бокалы, Бишен; в этих гадких медных кубках вино мне кажется невкусным. Если Камбис и запрещает нашим друзьям и отцам посещать нас, то все-таки он не захочет, чтобы в последние часы жизни мы испытывали нужду!
– Не плохой металл сосуда, а полынные капли смерти делают для тебя напиток горьким, – сказал Бартия.
– Клянусь, что нет, – возразил Зопир, – я уже почти забыл, что от удушения обыкновенно умирают.
При этих словах он толкнул Гигеса и шепнул ему:
– Будь же весел. Разве ты не видишь, что для Бартии расстаться со светом будет тяжело? Что ты сказал, Дарий?
– Я думаю, тут возможно только то, как утверждает и Оропаст, что злой див принял вид Бартии и отправился к египтянке, чтобы нас погубить.
– Пустяки, я не верю подобным вещам.
– Разве вы не помните сказание о царе Кавусе, которому также являлся див в образе прекрасного певца?
– Разумеется, помню, – согласился Арасп. – Кир так часто приказывал петь это сказание во время своих пиров, что я знаю его наизусть. Не хотите ли послушать?
– Хорошо, хорошо, пой, послушаем… – воскликнули юноши.
Арасп с минуту подумал и потом начал речитативом:
Наследовал Кавус [77] отцу своемуИ сделался мощным владыкою;Вселенная вся покорилась ему,Покрытому славой великою.Земля трепетала пред ним, он владелСокровищ несметными грудами;Венец его царский сверкал и горелАлмазами весь, изумрудами;Как буря Тазир крутобедрый летал —Скакун властелина державного;И гордый владыка уже возмечтал,Что нет никого ему равного.Однажды в беседке из роз возлежалВладыка под тенью прохладноюИ, нежася, царский свой вкус услаждалЖивою струей виноградного.В одежде певца тогда див подошелИ царского просит служителя,Чтоб тот возвестил о нем шаху и ввелЕго перед очи властителя…«Ввести его тотчас! Пусть станет он там,С моими певцами придворными!»И див ударяет по звонким струнамСвоими перстами проворными.И долго, в усладу царя, он играл,И песню он пел сладкогласную;В той песне он Мазендеран прославлял,Страну эту дивно прекрасную.
– Хотите слушать песню о Мазендеране?
– Пой, пой дальше!
Хвала тебе, родина, Мазендеран!Пусть счастье тебе улыбается,Страна, где цветут анемон и тюльпан,Где роза в садах распускается;Где воздух прозрачен, земля зелена,Где вечно сияет и блещет веснаВо всей красоте ослепительной;Где вечно поют соловьи по лесамИ носится резвая лань по горамС такой быстротою стремительной.И где неизвестны ни зной, ни мороз,Где реки наполнены соком из роз,Прохладой дыша ароматною;Где краски так ярки, свод неба так чистИ воздух целебный так светел, душистИ льется струей благодатною;Где дышится сладко, привольно груди,Где Баман и Адер, Фервердин и Ди [78]Обильны цветами прекрасными;Не блекнут тюльпаны, пестреют луга,Весь год зеленеют ручьев берега,Сверкающих струйками ясными.Весь край этот золотом, шелком покрытИ камнями весь дорогими блестит;В одеждах там ходят сияющих:Из золота там диадемы жрецов,И золотом вышита ткань поясов,Стан гордых вельмож украшающих.И высшего счастья не ведает тот,Кто в этой блаженной стране не живет.
– Кай Кавус послушал песню переодетого дива и отправился в Мазендеран, где дивы его избили и лишили зрения.
– Но, – прервал Дарий, – великий герой Рустем [79] пришел и убил Эршенга и других злых духов, освободил заключенных и возвратил им зрение, спрыснув им глаза кровью убитых дивов. То же будет и с нами, друзья! Мы, пленники, будем освобождены, а у Камбиса и наших ослепленных отцов откроются глаза, чтобы они знали нашу невинность. Слушай, Бишен, если мы все-таки будем лишены жизни, то сходи к магам, к халдеям и к египтянину Небенхари и скажи им, что больше им нечего смотреть на звезды, так как эти звезды доказали Дарию, что они лгут!
– Я всегда говорил, – перебил его Арасп, – что только сновидения могут предсказывать будущее. Перед тем как Абрадат пал в битве при Сардесе, несравненная Пантея видела во сне, что его пронзила мидийская стрела.
– Жестокий человек, – вскричал Зопир, – зачем ты нам напоминаешь, что лучше умереть на поле битвы, чем с петлей на шее?
– Ты прав! – согласился старик. – Я видел много видов смерти, которые мне казались более желанными, чем тот, который предстоит нам, и даже чем самая жизнь. Ах, дети, было время, когда жилось лучше, чем теперь!
– Расскажи нам что-нибудь о тех временах!
– Открой нам, почему ты никогда не женился. Ведь на том свете мы тебе повредить не можем, даже если и разболтаем твою тайну!
– У меня нет никакой тайны; то, о чем вы хотите слышать, может сообщить вам каждый из ваших отцов. Слушайте же! В молодости я забавлялся с женщинами, но насмехался над любовью. Случай хотел, чтобы Пантея, прекраснейшая из всех женщин, попала в наши руки. Надзор за нею Кир поручил мне, так как я известен был неуязвимостью своего сердца. Я видел Пантею каждый день и – да, друзья мои, – узнал, что любовь сильнее нашей воли. Пантея отклонила мои ухаживания, побудила Кира удалить меня от себя и заключить дружеский союз с супругом ее Абрадатом. Верная, благородная жена украсила своего красавца мужа перед уходом его на битву всеми своими драгоценностями и сказала ему, что он только верностью и геройской храбростью может отблагодарить Кира, который с ней, пленницей, обращался, как с сестрой. Абрадат согласился с женой, сражался за Кира как лев и пал на поле брани. Пантея у его трупа лишила себя жизни. Слуги, узнав об этом, тоже кончили свою жизнь у могилы своей госпожи. Кир оплакал благородную чету и велел воздвигнуть ей надгробный камень, который еще и теперь можно видеть в Сардесе. На нем начертаны следующие простые слова: «Пантее, Абрадату и вернейшим из всех слуг». Ну вот, видите, дети, кто любил такую женщину, тот никогда не сможет помышлять о другой!
Молодые люди молча слушали старца и оставались безмолвными еще долго после того, как он окончил рассказ. Наконец Бартия, поднимая руки к небу, воскликнул:
– О, великий Аурамазда! Зачем ты не дал мне кончить жизнь подобно Абрадату? Зачем мы, точно убийцы, должны умирать постыдной смертью?