Всадники - Жозеф Кессель

— Эй, Ахмад, смотри, а твой баран-то уже спит!

— Бараны… бараны… А вы не ошиблись? Я, вот, видел овец, так те были поопаснее!

Гамаль и Ахмад одетые в одинаковые, просторные, стираные рубахи и штаны, покраснели до краев своих аккуратно повязанных тюрбанов. Они оба были еще очень юны. И каждый, в ответ на насмешки, принялся расхваливать достоинства своего барана, так громко, как только мог.

— Он умен и силен, как десять баранов вместе взятых! В бою непреклонен! Храбр, как никто другой!

— Поставьте на моего барана, и вы разбогатеете!

— Мой баран принесет вам столько афгани выигрыша, сколько шерстинок у него на спине!

Все это было, конечно же, чистейшим враньем и бахвальством. Все это знали и пастухи тоже.

Но очень скоро толпа сама поверила их восхищенным словам — она желала быть обманутой. И поэтому все закричали:

— К бою! К бою!

Уже делались первые ставки. И Урос поймал себя на том, что щупает пачку купюр, которые были у него в поясе. Сколько там могло быть? Он не знал. Он не любил считать.

В любом случае, очень много. Осман бей и Турсен расщедрились перед его поездкой в Кабул. В столице у него не было ни времени, ни желания тратить деньги.

А потом…

— Какого из баранов ты выбираешь? — спросил Урос своего соседа слева.

— Никакого, — сказал Амчад Хан с извиняющейся улыбкой. — Они оба принадлежат мне. Я не хочу делать на них деньги. Они лишь служат первым развлечением для всех добрых людей, что собрались здесь.

— А может быть, ты согласишься, чужестранец, — внезапно раздался насмешливый голос Хаджи, — что деньги глубоко верующего человека так же хороши, как и деньги богатого Хана?

Урос взглянул на лицо под зеленым тюрбаном. Черты Хаджи выдавали его алчность и самоуверенность. «Он хочет не только выиграть мои деньги, он желает еще и унизить меня!» — понял он.

Кровь бросилась ему в лицо, и его охватило одержимое желание играть. И не о выигрыше он думал, но о борьбе с этим человеком, осмелившимся противопоставить себя ему.

Он вынул из пояса часть купюр и с пренебрежением швырнул их перед собой.

Салман Хаджи вытащил из складки тюрбана длинный, сшитый из шелка, кошелек, аккуратно отсчитал пять сотенных купюр и положил их рядом на ковер, который он делил с Уросом.

— Ну, устраивает ли тебя ставка? — спросил он Уроса.

Тот подвинул ему свои скомканные деньги, которые Хаджи тут же аккуратно разгладил и пересчитал; несколько лишних купюр он вернул Уросу назад, которые тот, не оглянувшись, передал Мокки со словами:

— Это тебе на развлечения.

Пастухи между делом закончили свои хвалебные гимны, и Гамаль повел свое животное — к правой, а Ахмад — к левой стороне арены.

— Кто должен выбирать животное? — спросил Урос.

— Конечно же, гость, — ответил Салман Хаджи и преувеличенно вежливо поклонился ему.

Урос ничего не понимал в боевых баранах, и он бы легко отказался от этой привилегии. Поэтому он выбрал животное Гамаля, только лишь потому, что оно стояло с правой, благословенной, стороны.

Глава округа махнул рукой и Ахмад с Гамалем начали пинками выталкивать баранов на арену. Только принуждение могло заставить их двигаться. Медленно начал просыпаться в них боевой дух.

«Хорошего боя тут не будет, — думал Урос, — они недостаточно злобные».

Но в итоге во взглядах баранах все же появилась примитивная ярость. Они опустили головы и, лоб против лба, бросились друг на друга. Раздался громоподобный удар, который толпа приветствовала возбужденными криками. Но каким бы не был сильным удар, он лишь немного оглушил животных. Секунду они мотали головами, потом взяли новый разбег и снова помчались в атаку.

Урос отвернулся. Эта тупая, примитивная дикость не имела ничего общего с храбростью, умом и хитростью. Как два молота будут биться они друг о друга, пока один не прибьет другого. Который из них — не играет никакой роли. Еще один удар… И еще один…

«Чем тупее, тем выносливей» — размышлял Урос. Он хотел только одного, чтобы этот скучный бой наконец-то закончился, и не важно, кто победит. Но тут что-то произошло. Удар прошел мимо. И Урос сразу же понял, почему. Один из баранов уклонился от атаки противника. «Может, они не так уж глупы, как я думал?» — спросил себя Урос. Бой снова стал ему интересен. Уклонившимся от удара оказался как раз тот самый баран, на которого он поставил. Его противник, ударивший по пустоте, споткнулся и упал на колени. И Урос подумал с нетерпением: «Сейчас мой баран будет достаточно умен и атакует другого в бок, и перевернет его до того, как тот встанет на ноги».

Толпа закричала опять и Ахмад пытался тоже что-то кричать, чтобы подбодрить своего барана. Напрасно. Он не шевелился. С любопытством пялился он на первые ряды зрителей и не было в его глазах ни капли от ярости или злобы, — только отупение и слабость. Его противник тем временем поднялся.

Еще более злой из-за своего падения, он тут же бросился на врага. И баран Ахмада отупевший, испуганный и ошарашенный, — впал в панику. Адский шум поднялся среди зрителей: проклятия, ругань, угрозы и оскорбления звучали в адрес дезертирующего барана. Урос кусал губы. Самые злобные из них выкрикивал его сосед в зеленом тюрбане. Он орал громче всех, и у Уроса складывалось впечатление, что его ядовитые насмешки относились не столько на счет трусости животного, сколько на его собственный счет. Бледный от ярости Урос повернулся к своему соседу слева:

— Прекрасный у тебя выводок. Действительно, он делает тебе честь.

Ахмад Хан спокойно продолжал курить свой кальян. Он глубоко затянулся и, не выпуская дым изо рта, мягко сказал:

— Я не превращаю моих животных в кровожадных зверей. Я отдаю их людям, чтобы они развлекали зрителей в начале основного боя. И иногда, если то угодно пророку, мне тоже удается развлечься. А, вот как раз, посмотри!

Внезапно возмущенные голоса утихли, и несмолкающий хохот пошел гулять по рядам зрителей. Люди хватались за животы и били друг друга по плечам от удовольствия, так как на арене трусливый баран помчался по кругу все быстрей и быстрей, делая дикие прыжки из стороны в сторону, а его противник, обезумев от злости, бежал за ним. Пару раз он его почти настигал, но тому все время удавалось спастись. Наконец, после нескольких, скоростных кругов по арене, преследуемый увидел оставшуюся открытой дверь, мимо которой он все это время бегал, словно слепой, и — мгновение, — он юркнул в нее и скрылся.

Амчад Хан повернулся к Уросу, смеясь:

— Смелость гонялась за трусостью. Но у трусости, как обычно, оказались самые быстрые ноги. Ты не находишь, что игра все же стоит нескольких афгани?