Измененная - Лисса Прайс

Мне прививку уже сделали, но все равно, по слухам, некоторые новички после массированного контакта не выживали.

– Беги! – заорала мама.

Она бежала прямо за мной.

Она наставила блок ключа, словно рапиру, – и я услышала сладкий звук отпирающихся дверей нашей машины.

Наша машина, наша защита ждала нас. Я открыла ближайшую дверь и передвинулась по заднему сиденью дальше. Я протянула руку маме.

– Ма!

С широкой улыбкой облегчения она схватила меня за руку. Щеки у нее горели, глаза сияли.

Мы успели!

– Все в порядке, малышка. Уже все хорошо.

Она уже поставила одну ногу в машину, но не успела забраться внутрь: одна белая снежинка со спорами плавно опустилась между нами.

«Снежинка» попала ей на руку. Мама уставилась на нее. Мы обе молча смотрели.

Неделю спустя она умерла.

В больницах зараженных не принимали, а все хосписы были переполнены.

Через несколько дней после ее смерти маршалы забрали моего отца, хотя у него никаких симптомов не было и дышал он нормально. Они знали расклад. Но он каждый день посылал нам сообщения – давал знать, что с ним все в порядке.

А потом он написал мне: «Ястребы кричат – время улетать».

Это был сигнал, который он заранее со мной обговорил: значит, нам с Тайлером нужно бежать. За нами вот-вот должны приехать маршалы. Я хотела узнать что-нибудь еще. «Папа, – написала я в ответ, – ты заболел? Они уже знают?»

Но он только повторил кодовую фразу.

Я думала, что снова его увижу. Я думала, что он вернется домой. Я уставилась в грязную стену своей камеры. Из коридора долетели приглушенные голоса. Спустя несколько минут к моей двери приблизились шаги. Дверь отъехала с механическим жужжанием. Битти вошла ко мне в камеру, оставив дверь открытой. Мне видны были ботинки охранника, стоящего в коридоре.

– Тебе лучше?

Из нее так и сочилась ненависть.

Я посмотрела на ее бородавчатое лицо. Оно оказалось даже хуже, чем мне помнилось. На вид ей было миллион лет.

– Меня переводят?

Она захохотала.

– Тебя поселили бы в спальне, но, если помнишь, ты пыталась убить сенатора.

– Меня будут судить?

Я видела сцены судебных слушаний в фильмах.

Она улыбнулась:

– Ты же должна знать: у ничейных несовершеннолеток нет никаких прав.

– Какие-то права есть. Мы же люди, знаете ли.

– Нет. Вы нарушители закона, занимающие жилую собственность, которая вам не принадлежит. Государство великодушно забирает оставшихся без опеки и дает вам жилье. Но ты теперь преступница, так что останешься здесь, в карцере, в самой глубокой яме. И пробудешь здесь, пока не станешь совершеннолетней.

– До девятнадцати лет?

Мне предстоит провести здесь вечность!

Она кивнула, и глаза ее радостно заблестели.

– Тогда тебе дадут бесплатного адвоката. Но, конечно, у них очень много работы и им некогда обеспечивать защиту преступникам вроде тебя. Так что ты почти наверняка окажешься в тюрьме для взрослых.

– В тюрьме, навсегда?

Она лжет. Я постаралась дышать глубже, но из-за вони это не помогало.

– Если переживешь три года в карцере. – Она скрестила руки и снова улыбнулась. – Мало кому удается.

Я постаралась не выказывать своих чувств. Мне не хотелось доставлять ей удовольствие, дав понять, что ее слова творят со мной. Я не собиралась спрашивать про брата, хотя мне отчаянно хотелось узнать, не попал ли он в приют.

Словно читая мои мысли, Битти спросила:

– А где твой брат?

– Не знаю.

Откуда ей вообще стало известно о том, что он у меня есть?

– Возможно, я этим займусь. Если он еще не в приюте, тогда его следует туда определить.

Я старалась, чтобы мое лицо ничего не выражало.

– И я разберусь с тем, что у тебя на голове за пластина. У нас здесь секреты не допускаются.

Она ушла. Дверь закрылась. Я здесь совсем одна? А как насчет других камер? В них нет других девчонок вроде меня? Или они пустуют? Я никого не слышала. Но, может, они просто знают, что лучше молчать.

Я стиснула кулаки. Разве такое может быть законно? У меня не было кровати. У меня не было одеяла. Я сделала полный оборот на месте, осматривая стены. На одной из них оказалась металлическая кнопка. Я нажала ее – и из стены вылезла коротенькая трубка. Вода. Хотя бы вода у меня есть. Я глубоко вздохнула. Повернув голову, я подставила под трубку рот и начала пить. У воды был привкус металла и химикатов, но это все-таки было питье.

Спустя три секунды вода отключилась. Я снова нажала на кнопку, но ничего не произошло.

Это мой дом на три года. Если я выживу. Я стала хлопать ладонями по стене, снова и снова.

На следующее утро у меня все тело болело из-за того, что я спала на цементном полу. Голова у меня болела после аварии, и никакой речи о болеутоляющих не шло. Меня все-таки выпустили на так называемый двор: огороженный кусок голой земли позади здания. В три часа дня мне полагалась двадцатиминутная прогулка. Обычных девочек выпускали на час, если они не работали где-нибудь вне приюта.

Во дворе кружила чуть ли не сотня девчонок. Некоторые играли мячом или палками, но большинство ходили группами по двое-трое и тихо переговаривались. Я всматривалась в толпу, пытаясь найти знакомое лицо, и тут кто-то похлопал меня по плечу.

Я думала, что это миссис Битти, но это оказалась Сара – та девочка, которой я пыталась подарить свитер.

– Кэлли! Что ты здесь делаешь?

Ее лицо было огорченным.

– Меня арестовали.

– Ой, нет! Что ты сделала?

– Ничего.

Ну вот я и превратилась в обычную правонарушительницу: не хочу признаваться в своем преступлении. Но так было проще, чем пытаться что-то объяснить девочке двенадцати лет.

– Так это ошибка?

– Серьезная ошибка.

Она опасливо покосилась на охранников, дежуривших по всему периметру двора, и взяла меня под руку.

– Нам лучше не стоять на месте. В карцере жутко? Неужели еда может быть еще хуже, чем у нас?

– У вас она черная и жидкая? – спросила я.

У меня забурчало в животе.

Она покачала головой.

– Послушай, Сара, я ищу брата. Его зовут Тайлер. Ему семь лет. Вы когда-нибудь видите парней?

– Иногда нас собирают для какого-нибудь сообщения. Или из-за чего-то на нас поорать. А он здесь, в тридцать седьмом?

– Не знаю. Не исключено.

– Я поспрашиваю. Но ничего не обещаю.

На нас налетела пара девиц, притворяясь, будто это вышло случайно. Я остановилась и посмотрела на них. Ближе ко мне оказалась забияка, которая налетела на меня рядом с домом и украла супертрюфель. На правой руке у нее остались шрамы: она тогда ударила кулаком по асфальту, метя мне в лицо. Я в тот вечер возвращалась после визита в «Лучшие цели». С тех пор изменилось очень многое, но не агрессивность этой разбойницы.