Тень Гегемона. Театр теней (сборник) - Орсон Скотт Кард

«Это всегда был мой выбор, – вот что сказала бы она. – Ты – часть той работы, которую поручил мне Бог. Жизнь кончается, и я не боюсь вернуться к Богу. Я боюсь только за тебя, потому что ты так от Него шарахаешься».

Если бы только можно было поверить, что она где-то есть. Что она, быть может, сейчас с Пронырой и взяла ее к себе, как взяла когда-то Боба. И они сейчас смеются и вспоминают нескладного старину Боба, из-за которого без толку гибли люди.

Кто-то коснулся его руки.

– Боб, – сказал Сурьявонг. – Боб, пойдем отсюда.

Боб обнаружил, что предметы вокруг потеряли четкость очертаний, и понял, что у него по лицу текут слезы.

– Я останусь, – ответил он.

– Не надо, – сказал Сурьявонг. – Здесь ничего не произойдет. Поехали в резиденцию премьера. Именно там сейчас заварится дипломатическая каша.

Боб вытер глаза рукавом, ощущая себя маленьким ребенком. Ничего себе жест – на глазах у своих солдат. Но еще хуже была бы сейчас жалкая попытка просить их не рассказывать. Что сделал, то сделал, что они видели, то видели, значит, так тому и быть. Если сестра Карлотта не стоит пары слезинок от человека, который настолько у нее в долгу, зачем тогда вообще нужны слезы?

Их ждал полицейский эскорт. Сурьявонг поблагодарил телохранителей и отправил их в казармы.

– По подъему можете не вставать, – сказал он.

Они отдали ему честь. Потом повернулись к Бобу и отдали честь ему – резко, в лучших строевых правилах. Не выражение сочувствия – приветствие солдата солдату. Боб отсалютовал в ответ точно так же – без благодарности, только с уважением.

Утро в резиденции премьера прошло в гневе и скуке – по очереди. Китайцы были непреклонны. Хотя почти все пассажиры оказались тайскими бизнесменами или туристами, самолет был китайский и летел над Китаем, а так как были свидетельства, что погиб он не от бомбы, а от зенитной ракеты, все было покрыто плотной завесой военной тайны.

Определенно Ахилл, согласились Боб и Сурьявонг. Но они достаточно говорили об Ахилле, чтобы Боб позволил Сурьявонгу кратко проинформировать министерства обороны и иностранных дел Таиланда, которым нужна была вся информация, чтобы докопаться до истины.

Зачем Индии надо было бы сбивать пассажирский самолет над Китаем? Может ли быть, что только ради убийства монахини, летящей в Бангкок навестить греческого мальчика? Слишком притянуто за уши, чтобы можно было в это поверить. И все же постепенно, по кусочкам и с помощью министра колоний, который дал куда более подробное описание психопатии Ахилла, чем даже Локк в своей статье, стало брезжить понимание, что да, это могло быть вызовом Ахилла Бобу, что-то вроде сообщения, что пусть Боб и уцелел, но Ахилл все равно может убивать, кого захочет.

Пока Сурьявонг докладывал, Боба проводили наверх, где жена премьера отвела его в гостевую спальню и спросила, есть ли у него друг или член семьи, за которым он хотел бы послать, и не нужен ли ему священник той или иной религии. Боб сказал «спасибо» и добавил, что ему сейчас нужно лишь немного побыть одному.

Она вышла и закрыла дверь, и Боб стал безмолвно плакать, пока не устал, а потом, свернувшись на циновке, заснул.

Когда он проснулся, за опущенными жалюзи еще стоял яркий день. Глаза жгло от слез. Усталость не прошла. А проснулся Боб, очевидно, потому, что пузырь был полон. И хотелось пить. Что ж, это жизнь. Влить, вылить, влить, вылить. Засыпать и просыпаться. Ах да, еще иногда размножаться. Но он был слишком молод, а сестра Карлотта эту сторону жизни исключила. Значит, для них обоих этот цикл был примерно одинаковый. Найти в жизни какой-нибудь смысл. Какой? Боб знаменит. Его имя навеки останется в учебниках истории. В списке участников, в той главе, что посвящена Эндеру Виггину, но это куда больше, чем получает подавляющее большинство живущих. И мертвому ему это будет все равно.

Карлотта в учебники не попадет. Даже в сноску. Впрочем, нет, не совсем так. Ахилл будет прославлен, и она станет известна как человек, который его нашел. Даже больше, чем сноска. Ее имя запомнят, но лишь в связи с именем злодея, который ее убил за то, что она видела его беспомощность и спасла его с улицы.

«Ахилл ее убил, но я ему помогал».

Боб заставил себя думать о другом. Он уже чувствовал жжение в веках, предвещающее слезы. С этим все. Надо сохранить остроту мысли. Очень важно – продолжать думать.

В комнате стоял компьютер со стандартным выходом в Сеть и лучшими тайскими программами связи. Вскоре Боб вошел под одним из своих редко используемых псевдонимов. Графф должен знать кое-что, чего не может знать правительство Таиланда. И Питер тоже. Они наверняка ему написали.

Конечно, от них обоих были шифровки в одном из почтовых ящиков Боба. Он вытащил обе к себе.

Они были одинаковы. Пересланное письмо от самой сестры Карлотты. С одинаковыми приписками. Получены в девять утра по тайскому времени. Должны подождать двенадцать часов. Если за это время лично сестра Карлотта их не отзовет, отправить. Узнав из независимых источников, что в ее гибели сомневаться не приходится, они решили не ждать. Что бы ни говорилось в письме, сестра Карлотта настроила его так, что, если она каждый день не будет явно его блокировать, оно автоматически попадет к Граффу и Питеру для пересылки Бобу.

Это значит, что она каждый день своей жизни думала о Бобе, делала что-то, чтобы он не увидел этого текста, и тем не менее сделала так, чтобы он обязательно его в конце концов увидел.

Ее прощание. Он не хотел его читать. Он уже выплакался начисто, в нем ничего не осталось.

Но она хотела, чтобы он прочел. После всего, что она для него сделала, он это должен сделать для нее.

Файл был с двойным шифром. Открыв его своим ключом, Боб увидел шифр сестры Карлотты. Он понятия не имел, какое должно быть ключевое слово, а значит, оно должно быть такое, что сестра Карлотта ожидала, чтобы Боб его нашел.

Так как подбирать ключ он будет лишь после ее смерти, решение было очевидно. Боб ввел слово «Проныра», и процесс расшифровки закончился.

Как Боб и ожидал, это было письмо.

Дорогой Джулиан, дорогой Боб, дорогой мой друг!

Может быть, меня убил Ахилл, может быть, и нет. Ты знаешь, как я отношусь к мести. Отмщение принадлежит Богу, и к тому же гнев делает людей глупцами, даже таких умных, как ты. Ахилла надо остановить потому, что он такой, какой он есть, а не за то, что он сделал мне. Как я умру – мне безразлично. Мне было важно только, как я живу, а это пусть судит мой Искупитель.

Но ты уже все это знаешь, и пишу я не поэтому. Есть одна вещь, которая касается тебя и которую ты должен знать. Это не очень приятные сведения, и я собиралась подождать до тех пор, пока ты сам кое о чем догадаешься. Но я также не хотела, чтобы моя смерть оставила тебя в неведении. Это дало бы Ахиллу или слепому случаю – что бы ни было причиной моей внезапной смерти – слишком много власти над тобой.

Ты знаешь, что ты родился в процессе нелегального научного эксперимента над эмбрионами, похищенными у твоих родителей. У тебя сохранились неестественно ранние воспоминания о твоем удивительном спасении в бойне, постигшей твоих братьев и сестер, когда эксперимент был прерван. То, что ты сделал в этом возрасте, говорит каждому, кто об этом слышал, насколько ты невероятно умен. Чего ты до сих пор не знал – это почему ты так невероятно умен и что это значит для твоего будущего.

Человек, укравший твой замороженный эмбрион, был ученым – своего рода. Он работал над генетическим усовершенствованием человеческого разума. Эксперимент был основан на теории одного русского ученого по имени Антон. Этот Антон находился под гипнотическим внушением и не мог рассказать прямо, но изобретательно нашел способ обойти встроенные ограничения и сумел рассказать мне, какие изменения он над тобой произвел. (Он считал, что их можно выполнять только над неоплодотворенной яйцеклеткой, но это на самом деле была проблема техническая, а не принципиальная.)

У человеческого генома есть один двусторонний ключ. Одна из его сторон связана с человеческим разумом. Если его повернуть, он блокирует способность мозга ограничивать собственную емкость. У тебя ключ Антона был повернут. Твой мозг не застыл в развитии. Он не прекратил создания новых нейронов в положенном возрасте. Он продолжает расти и создавать новые связи. У обычных людей увеличение мозга и создание системы нейронных связей заканчиваются на определенной стадии развития; твой же мозг добавляет новые мощности и новые связи по мере необходимости. У тебя, каков бы ни был твой опыт, способность к восприятию всегда будет как у годовалого ребенка. Озарения, которые для младенцев вещь рутинная и которые стоят дороже всего, на что способен мозг взрослого, останутся с тобой на всю жизнь. Например, ты всегда сможешь изучить новый язык как свой родной. Ты сможешь поддерживать в собственной памяти такие связи, которых нет ни у кого. Иначе говоря, ты – неисследованная территория или территория, которая исследует себя сама.