Тень Гегемона. Театр теней (сборник) - Орсон Скотт Кард

– И ты думаешь, это все? – спросил Сурьявонг.

– Что – все? – переспросил Боб. Он потерял нить разговора. – А, ты насчет того, достаточно ли этого объяснения, почему Ахилл хочет твоей смерти? – Боб задумался. – Быть может. Не знаю. Но это ничего нам не говорит о том, зачем он втравил Индию в войну намного более кровавую, чем она могла бы быть.

– Как тебе такое соображение? – предложил Сурьявонг. – Все так испугаются того, что несет с собой война, что бросятся укреплять Гегемонию, лишь бы театр военных действий не расширялся.

– Разумно, но вот только никто не собирается выдвигать Ахилла в Гегемоны.

– Верно замечено. Вариант, что Ахилл просто глуп, мы исключаем?

– Исключаем начисто.

– А Петра? Могла она обдурить его и заставить придерживаться этой очевидной, но тупой и расточительной стратегии?

– Это действительно было бы возможно, да только Ахилл очень здорово разбирается в людях. Не знаю, сумеет ли Петра ему соврать. Никогда не видел, чтобы она врала хоть кому-нибудь. И не знаю, умеет ли она это.

– Хоть кому-нибудь? – переспросил Сурьявонг.

Боб пожал плечами:

– К концу войны мы были добрыми друзьями. Она говорит начистоту. Может чего-то не сказать, но известит тебя об этом. Ни дыма, ни зеркал – дверь либо открыта, либо закрыта.

– Искусство лгать требует практики, – заметил Сурьявонг.

– Ты про чакри?

– Такую должность одними военными заслугами не получить. Надо быть очень хорошим для очень многих. И очень многое делать скрытно.

– Ты ведь не хочешь сказать, что Таиландом правят коррупционеры? – серьезно спросил Боб.

– Я хочу сказать, что Таиландом правят политики. Надеюсь, тебя это не удивит – я слыхал, что ты мальчик сообразительный.

В город они поехали на машине – у Сурьявонга было право в любое время требовать машину с шофером, хотя раньше он никогда этого не делал.

– Так где мы собираемся есть? – спросил Боб. – Кажется, знатока ресторанов в нашем коллективе нет.

– Я вырос в семье, где повара лучше, чем в любом ресторане, – гордо ответил Сурьявонг.

– Так мы едем к тебе домой?

– Моя семья живет возле Чанг-Мая.

– Там будет зона боев.

– Вот почему я думаю, что они сейчас уже во Вьентьяне, хотя правила секретности не позволили им мне сказать. Мой отец управляет несколькими патронными заводами. – Сурьявонг усмехнулся. – Я постарался кое-какие оборонные заказы сплавить своей семье.

– Иначе говоря, твой отец для этой работы – лучшая кандидатура.

– Лучшая кандидатура – моя мать, но Таиланд есть Таиланд. Наш роман с западной культурой окончился лет сто назад.

Пришлось спросить солдат, а они знали только такие места, которые позволяло им жалованье. Поэтому все четверо оказались в круглосуточной забегаловке не в самой худшей части города, но и не в лучшей. Все было настолько дешево, что практически бесплатно.

Сурьявонг и солдаты набросились на еду так, будто никогда ничего лучше не ели.

– Правда, здорово? – спросил Сурьявонг. – Когда мои родители обедали с гостями в столовой, мы ели в кухне то, что едят слуги. Вот именно это. Настоящую еду.

Наверняка именно поэтому американцы в «Ням-няме» в Гринсборо тоже были в восторге от того, что там подавали. Воспоминания детства. У еды вкус защиты и любви, награды за хорошее поведение. Вкус праздника мы ощущаем, когда едим в ресторане. У Боба, конечно, таких воспоминаний не было. Не было ностальгии по пустым оберткам и слизыванию сахара с пластика.

А к чему он испытывал ностальгию? Жизнь в Ахилловой «семье»? Вряд ли. А семья в Греции появилась слишком поздно, чтобы стать воспоминаниями раннего детства. Ему нравилось жить на Крите, семью свою он любил, но единственные хорошие воспоминания детства были связаны с домом сестры Карлотты, когда она забрала его с улицы, накормила и приютила и помогла пройти тесты Боевой школы – билет с Земли туда, где ему не грозил Ахилл.

Единственный момент из всего детства, когда он был в безопасности. И хотя в то время он не верил в это и не понимал, это было время, когда его любили. Если бы можно было в ресторане получить еду, которую готовила в Роттердаме сестра Карлотта, может быть, он бы тоже чувствовал себя как те американцы в «Ням-няме» или эти тайцы здесь.

– Нашему другу Бороммакоту наша еда не нравится, – сказал Сурьявонг. Говорил он по-тайски, потому что Боб довольно быстро усвоил этот язык, а солдаты на общем говорили хуже.

– Может быть, она ему не нравится, но от нее растут, – сказал один солдат.

– Он скоро будет с тебя ростом, – добавил другой.

– А какой рост бывает у греков? – спросил первый.

Боб замер. Сурьявонг тоже.

Солдаты поглядели на них встревоженно.

– Вы что-то заметили, сэр?

– Откуда вы знаете, что он грек? – спросил Сурьявонг.

Солдаты переглянулись и сумели подавить улыбку.

– Думаю, они не дураки, – сказал Боб.

– Мы видели все фильмы о войне с жукерами, видели ваше лицо. Разве вы не знаете, что вы знамениты?

– Но вы никогда этого не говорили, – сказал Боб.

– Это было бы невежливо.

Боб подумал, сколько людей узнали его в Араракуаре и в Гринсборо и промолчали из вежливости.

В аэропорт они приехали в три часа ночи. Самолет прилетал в шесть. Боб был слишком на взводе, чтобы заснуть. Он остался дежурить, дав солдатам и Сурьявонгу возможность подремать.

Поэтому именно Боб заметил какую-то суету минут за сорок пять до ожидаемого прибытия самолета и подошел спросить.

– Подожди, пожалуйста, мы объявим, – сказал сотрудник за стойкой. – А где твои родители? Они здесь?

Боб вздохнул. Вот тебе и слава. Хотя бы Сурьявонга они должны узнать. И опять же, они всю ночь были на дежурстве и вряд ли видели новости, где его лицо то и дело мелькало. Он вернулся, разбудил одного из солдат, чтобы тот как взрослый у взрослого выяснил, в чем дело.

Мундир военнослужащего, очевидно, добыл ему сведения, которые штатскому не сообщили бы. Он вернулся мрачный.

– Самолет рухнул.

У Боба упало сердце. Ахилл? Мог он добраться до сестры Карлотты?

Не может быть. Откуда ему было знать? Не может же он следить за всеми рейсами в мире?

Письмо. Письмо, которое Боб отправил из казармы. Чакри мог его видеть. Если еще не был тогда арестован. У него было время передать информацию Ахиллу или какому-то посреднику. Как иначе мог бы Ахилл узнать, что Карлотта летит сюда?

– На этот раз не он, – сказал Сурьявонг, когда Боб поделился с ним своими мыслями. – Самолет по многим причинам может выпасть с экрана радара.

– Она не сказала «выпал», – напомнил солдат. – Она сказала «рухнул».

Сурьявонг был искренне огорчен.

– Бороммакот, мне очень жаль.

Он подошел к телефону и позвонил в кабинет премьера. Быть радостью и гордостью Таиланда, человеком, который только что избежал покушения, – в этом есть свои преимущества. Через пару минут их провели в зал совещаний аэропорта, где сидели официальные лица из правительства и армии, проводя онлайновое расследование.

Самолет потерпел катастрофу над Южным Китаем. Это был рейс компании «Эйр Шанхай», и Китай считал это своим внутренним делом, отказываясь допускать на место катастрофы международную комиссию. Но спутники, наблюдающие за полетами, дали информацию – был взрыв, мощный, и самолет развалился на мелкие фрагменты прямо в воздухе. Уцелеть не мог никто.

Оставалась одна слабая надежда. Быть может, она не успела. Может быть, ее не было на борту.

Была.

«Я мог остановить ее, – подумал Боб. – Когда я согласился поверить премьеру, не дожидаясь Карлотты, я мог тут же послать ей письмо, чтобы не приезжала». А он вместо этого смотрел новости и ездил развеяться в город. Потому что хотел ее видеть. Потому что ему было страшно и он хотел, чтобы она была рядом.

Потому что был слишком занят собой, чтобы подумать о той опасности, которой подвергает ее. Она летела под своим именем – когда они были вместе, она никогда так не делала. И это тоже его вина?

Да. Он позвал ее настолько срочно, что у нее не было времени организовать прикрытие. Она заказывала билеты из Ватикана, и вот так это и произошло. Конец ее жизни.

Конец ее служения, как сказала бы она сама. Остались недоделанные дела. Работа, которую должны будут закончить другие.

Все, что он делал с самого момента их встречи, – крал у нее время, отрывал от тех вещей, которые в ее жизни были действительно важны. Заставляя ее работать на бегу, из подполья – ради него. Когда она была ему нужна, она бросала все. Что он сделал, чтобы это заслужить? Что он дал ей взамен? Сейчас он прервал ее работу навсегда. Она была бы очень недовольна. Но Боб, сейчас, когда с ней уже нельзя было поговорить, знал, что она могла бы сказать.