Бег по раскаленному песку - Алёна Александровна Комарова

Владимиру сейчас не до ее жизни или смерти… У него красавица жена… Она вернулась… Пошла на уговоры… Уступила… Он же без нее не может…

И этот хорек Борис пресмыкается возле своего царя. А Царев смотрит внимательно в камеру, прямо в душу, с вызовом. Одним словом царь, ничего ему не страшно, никого он не боится, убьет Лику. А у Владимира жена красавица…

Лика расплакалась.

Она всхлипывала, жалела себя и ругала себя, но распухшие от слез глаза стали медленно смыкаться и Лика стала укладываться спать. Бубня в свой адрес нелестные выводы, расправила кровать, выключила свет и залезла под одеяло.

– Владимиру скоро надоест нянчиться, я погибну от рук рейдеров, бандитов и хорьков. Все, приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

Заснула она на не позитивной ноте мелодии своих раздумий, в полудреме услышала, как хлопнула входная дверь, или показалось. Она прислушалась. Тишина.

***

Сергей Бобунов откинул пустую бутылку с последними каплями водки, она приглушенно стукнулась об деревянный пол и покатилась по грязным давно не крашеным доскам.

Он осмотрел стол в поисках закуски, из съедобного только полбулки старого черствого хлеба и масло в консервной банке из-под рыбы. Зло стукнул по столу кулаком (не из-за того, что не было закуски, а из-за того, что некому за ней сходить в магазин) и откинулся на подушки дивана. Подушки неожиданно оказались твердыми и угловатыми. Он откинул одну, под ней оказался дипломат. Сергей вспомнил этот дипломат, он недовольно взял его и открыл.

– Бабла до черта, а за хлебом не пойдешь.

Сергей откинул дипломат, тот упал на пол и из него вывалились перетянутые банковской лентой пачки денег.

Бобунов выругался, но ничего не поднимал. Пусть валяются на грязном полу, там им и место, грязные деньги на грязном полу. Кровавые деньги. А что он хотел? Завладеть чужими деньгами и без жертв. Без жертв нельзя! Вот только он не ожидал, что жертвой станет его брат. Иван пострадал зря! Он должен был жить! Он должен был пользоваться этими деньгами. Он мечтал разбогатеть. Мечтал девку себе найти, на курорт повезти, машину купить, крутую, цвета баклажана, а на заднем стекле наклеить «Танки грязи не боятся».

Ванька погиб. А эта девка Анжелика должна была стать жертвой больших денег. А она жива, здорова, как и не было ничего. Не справедливо!

Он стукнул кулаком по столу и упался на диван.

Когда отец бросил их, мамка стала спиваться. Не сама, конечно. Помогли, помощники: сосед и его собутыльники. Все сосед хотел комнатку в коммуналке себе прибрать, расширить свою жилплощадь. А как это сделать? Напоить соседку и дать ей подписать договор дарения. Стал в гости ходить, да не сам, а с компанией, а в компании у каждого в кармане по пузырьку. В результате, мать с работы поперли, денег нет, на столе только водка, пацаны один другого младше по углам сидят, грязные, голодные, в лохмотьях и с соплями по самую шею. Сережка специально щипал младшего Ваньку, чтоб он пищал и плакал, он наивно думал, что от крика и слез малого сына, мать перестанет пить с чужими дядьками и вернется их нормальная счастливая жизнь. Но мать не обращала внимание на плач сына, а вот дядьки иногда пьяно прикрикивали на мальчиков и им приходилось прятаться за шкаф. Если бы братья знали, что дома лучше, то никогда бы не плакали, не рыдали и не голосили, и Сережка никогда бы не доводил до слез Ваньку.

Отец, как в воду канул, как и не было его никогда, уехал на север на заработки и больше не возвращался. Только бабка присматривала за ними, забрать хотела себе. Всё на мать кричала, ругалась. Потом бабку «стукнул удар», инсульт случился, в больнице лежала, ходить и говорить заново училась. Забрать братьев себе теперь ей инвалидность не позволяла, за ней самой нужен был уход и присмотр. Мать радовалась, что бабка перестала ее ругать и пилить, но опека стала ходить, проверять, смотреть, вынюхивать. Первое время мать перед приходом теток из органов опеки марафет в комнате наводила, сыновей умывала, а потом забила на это глупое дело большой гвоздь, как в крышку гроба своего семейного счастья. И братья попали в интернат, а мать сгорела. Толи от паленой водки, толи от боярышника, Сергей малой еще был, чтоб в подробности вдаваться. Понимал только, что нет больше мамки. Нет и не будет. А он ее любил. И Ванька ее любил, детской, искренней, наивной любовью. Вспоминали братья мать с нежностью в сердце, без обид и злости. Если бы он мог вернуться в свое сопливое детство, то никогда бы не заплакал от голода, никогда бы не капризничал, лишь бы остаться с матерью в их маленькой комнатке коммунальной квартиры. Пусть бы воспитывала их, ремнем за провинности, руганью за двойки в дневнике. Лишь бы жила.

Но сколько бы плохих воспоминаний не всплывало в голове Сергея по поводу жизни в интернате, мать он не ругал никогда и продолжал любить.

А сосед как планировал, споил, дал на подпись договор дарения. Комната в коммуналке перешла человеку, умышленно играющем на женском несчастье, и преследующем свои меркантильные цели.

Бабка еще лет семь прожила. Спасибо, хоть из ума не выжила и дедовскую машину не продала и квартиру с гаражом внукам оставила. Ванек и Сережка Бобуновы были ей за это благодарны, есть крыша над головой и колеса для передвижения.

Попав в самостоятельную жизнь взрослых мужчин, братья поняли, что делать-то ничего не умеют и не хотят. А чтобы с голоду не помереть за работу брались любую и везде, но долго на одном месте не задерживались. Заработанных денег хватало на коммунальные платежи, еду и бутылку водки, «для толкача, чтоб еда комом в глотке не застряла», шутил Серега.

Строя планы на будущее, обещали друг другу не пить спиртное, чтоб не повторить мамкину судьбу, но обещания быстро забывались, особенно в день получки денежных грошей. От радости отмечали большую сумму заработанных денег, или заливали горе от мизерной оплаты за непосильный труд.

Но они жили. И Ванек был жив, хотел «замутить» с Ленкой из соседнего подъезда, нравилась она ему. А что? Дело молодое, кровь кипит, страсти хочется. Сергей его поддерживал, говорил, что все у них с Ленкой получится, семья будет, детей она нарожает. Серега обещал