СТОЛЕТИЕ ВОЙНЫ.(Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок) - Уильям Энгдаль

Банковские круги Нью-Йорка и Лондона в тот период были настолько самоуверенны, что даже отказывались увеличивать свои резервы для покрытия потерь по ссудам на случай дефолта по долгам стран Третьего мира. «Ситикорп» и «Чейз Манхэттен» выплачивали внушительные дивиденды своим акционерам в начале 1980-х, публично объявляя о «рекордных прибылях», несмотря на то, что в тот момент не происходило ничего экстраординарного. Чтобы присматривать за возвратом долгов, на их стороне было могучее правительство США и МВФ. Что еще могло быть надежнее?

То, что происходило, когда одного за другим должников вынуждали принимать условия МВФ и банков-кредиторов из группы Дитчли, являлось разворотом потоков капитала в титаническом масштабе. По данным Всемирного Банка между 1980 и 1986 годом на группу из 109 стран-должников приходилось только выплат по процентам 326 млрд. долларов. Выплаты основного долга по тем же займам составили 332 млрд. долларов, то есть общие выплаты, включая проценты по займу, составили 658 млрд. долларов при первоначальной сумме долга 430 млрд. Несмотря на все предпринимаемые усилия, в 1986 году эти страны все еще были должны своим кредиторам сумму в 882 млрд. долларов. Это была невероятная долговая трясина. Так работали чудеса сложного процента по займу и плавающих курсов валют.

Еще более удивительным аспектом «долгового кризиса» 1980-х годов было то, что большая часть денег собственно и не покидала банков Нью-Йорка и Лондона. Бывший министр энергетики Перу Педро Пабло Кучински, получивший доходное место в нью-йоркско-швейцарском банке «Креди Суисс Ферст Бостон» и принимавший непосредственное участие в процессе, говорил: «Большая часть денег никогда не переводилась в Латинскую Америку. Мы выяснили, что из 270 млрд. долларов, взятых взаймы странами Латинской Америки с 1976 по 1981 год, на самом деле только 8,4 % были обналичены в Латинской Америке — деньги, которые могли бы использоваться для инвестирования в производство. Все остальные деньги оставались в банках и никогда не поступали в Латинскую Америку, только меняли место приписки».

Страны-должники попали в долговой капкан, из которого был только один выход, предлагаемый банками-кредиторами Нью-Йорка и Лондона, — потеря государственного суверенного контроля над экономикой, особенно над ценными ее ресурсами, такими как, например, мексиканская государственная монополия на нефть. Захват контроля над привлекательными ресурсами страны-должника банкиры назвали натуральным «обменом старых долговых обязательств на ценные бумаги».

Исследование датского экономиста, сделанное по заказу датского комитета ЮНИСЕФ, иллюстрирует этот процесс: «В 1979 году чистая сумма в 40 млрд. долларов была переправлена с богатого Севера на бедный Юг. Этот поток поменял направление в 1983 году, когда развивающиеся страны послали 6 млрд. долларов развитым странам. С тех пор сумма значительно возросла по оценке ООН приблизительно до 30 млрд. долларов в год. Но если принимать во внимание удешевление ресурсов вследствие падения цен на сырье в 1980-е годы, то можно говорить о переводе капитала из развивающихся стран в развитые страны, по крайней мере, в сумме 60 млрд. долларов ежегодно. К этой сумме необходимо добавить отток теневого капитала…».

Это исследование Ханса К. Расмуссена акцентирует внимание на том, что в начале 1980-х годов происходила перекачка капиталов из хронически безденежного Третьего мира на покрытие дефицита в США и, в меньшей степени, в Британии. Расмуссен оценивал, что только в Соединенные Штаты в 1980-е годы все страны развивающегося сектора перевели 400 млрд. долларов. Это позволило администрации Рейгана финансировать крупнейший в истории дефицит бюджета мирного времени, в то же время неправомерно приписывая себе заслугу «самого долгого периода подъема экономики в мирное время».

С высокими процентными ставками, растущим долларом и при полной поддержке со стороны американского правительства около 43 % огромного бюджетного дефицита США в 1980-е годы де-факто было «профинансировано» за счет ограбления стран-должников из когда-то развивавшегося сектора. Как и в случае с репарациями по Версальским соглашениям после Первой мировой войны, для англо-американских банкиров долги были только средством установления фактического полного экономического контроля над суверенными государствами. Пресытившиеся нью-йоркские банкиры решили, что им нечего бояться обессилевших латиноамериканских и африканских стран. В конце концов бизнес есть бизнес.[91]

В мае 1986 года для Объединенного экономического комитета Конгресса США было подготовлено исследование, выполненное штатными сотрудниками и названное «Влияние долгового кризиса в латиноамериканских странах на экономику США». В нем делался упор на некоторые вызывающие тревогу аспекты решения данной проблемы администрацией Рейгана. В докладе приводились данные об огромных потерях рабочих мест и экспорта, поскольку ограничения МВФ вынудили страны Латинской Америки фактически прекратить промышленный и другие виды импорта ради обслуживания долга. Авторы отмечают: «Теперь становится ясно, что политика администрации вышла за пределы того, что было необходимо для защиты банков от банкротства… Управление администрацией Рейгана долговым кризисом, в сущности, принесло выгоду институтам, которые сыграли ключевую роль в провоцировании кризиса, и принесло убытки тем секторам экономики США, которые не играли никакой роли в его создании». Исследование было немедленно предано забвению.

Согласно расчетам компании «Нью-Йорк Морган Гаранти Траст», капитал, выведенный из стран Третьего мира в «надежное убежище» в США и другие страны-кредиторы, составлял по крайней мере 123 млрд. долларов за десятилетие до 1985 года. Не один нью-йоркский банк или инвестиционная контора открыли офисы в таких городах, как Богота, Медельин и других местах в Латинской Америке для получения прибыли от вывода нелегальных капиталов за пределы страны. Рост наркотической зависимости от кокаина в промышленных городах США и Западной Европы (интересно заметить, что этот рост шел параллельно с развитием кризиса долгов стран Третьего мира в начале 1980-х) находился в изумительном соответствии с ростом суммы нелегальных долларов, «отмытых» в Южной Америки через скромные переводы таких фирм, как «Меррилл Линч» (бывшая фирма Дона Регана). Клиентам давали благозвучное имя «персон с высоким благосостоянием».

В своем исследовании оттока капитала из стран Латинской Америки профессор Джо Фоурэйкер из Калифорнийского Университета в Сан-Диего отметил, что облегчение вывоза капитала для таких клиентов стало в 1980-х годах для крупных банков США одной из самых прибыльных составляющих процесса долгового кризиса. Он отметил, что кроме ежегодных процентных платежей в размере 50 млрд. долларов от находящихся в тяжелом положении правительств-должников такие крупные банки, как «Ситикорп», «Чейз Манхэттен», «Морган Гаранти» и «Бэнк оф Америка», привлекали вывозимый капитал в размере 100–120 млрд. долларов из тех самых стран, от которых они требовали жестких внутренних ограничений, чтобы «стабилизировать» валюту. Со стороны банков это было не только весьма лицемерно, но и весьма выгодно.

Годовой доход нью-йоркских и лондонских банков в их бизнесе с оттоком латиноамериканского капитала хранился в строжайшем секрете, но надежные источники называли среднюю цифру 70 %. Как сказал один из частных банкиров: «Некоторые банки пошли бы на убийство, для того чтобы заполучить часть этого бизнеса». Это было еще мягко сказано. В 1983 году лондонская «Файненшл Таймс» писала, что Бразилия стала, без всякого сомнения, наиболее прибыльной частью банковского бизнеса «Ситикорп» во всем мире.

Пожалуй, еще хуже в результате англо-американской долговой стратегии жила Африка. С колониальных времен XIX века, когда Британия и Франция вместе с Португалией доминировали на континенте, Африка, за исключением разве что Южной Африки, рассматривалась в основном как примитивный и неразвитый источник дешевого сырья. Волна движений за независимость во время «деколонизации» 1960-х и 1970-х не принесла существенных улучшений в экономических перспективах черной Африки.

Но нефтяные потрясения и последующий шок 20 %-х ставок, а также падение мирового индустриального роста в 1980-е годы стали буквально смертельным ударом почти для всего континента. Вплоть до 1980-х черная Африка на 90 % зависела от экспорта сырья, необходимого для финансирования программ развития. С начала 1980-х долларовая цена на сырье, начиная от хлопка и кофе до меди, железной руды и сахара, начала непрерывно падать. К 1987 году цены на сырье упали до самого низкого уровня со Второй мировой войны — до уровня цен 1932 года, года глубокой экономической депрессии.[92]