Звезды смотрят вниз - Арчибальд Кронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращение в «Холм» превратилось в нечто вроде триумфального шествия.
Между тем в зале суда Дэвид не двигался с места, прислушиваясь к крикам «ура», к тяжёлому топоту ног снаружи и тупо разглядывая запотевшие стены, мух, жужжавших на грязных оконных стёклах.
Но постепенно к нему возвращалось присутствие духа. Что пользы отчаиваться? Этим горю не поможешь.
Чьё-то прикосновение к его плечу заставило Дэвида медленно обернуться. Подле него в опустевшем зале стоял Гарри Нэджент.
Он сказал ласково:
— Ну, вот и кончилось всё.
— Да.
Внимательно всматриваясь в безучастное лицо Дэвида, Нэджент присел рядом с ним.
— Неужели вы ожидали чего-нибудь другого?
— Да. — Дэвид, видимо, серьёзно обдумывал то, что хотел сказать. — Да, я от суда ожидал справедливости. Я знаю, что Баррас заслуживает осуждения. Его следовало наказать. А вместо этого его восхваляют, кричат — «ура» и отпускают домой.
— Не принимайте этого так близко к сердцу.
— Не во мне тут дело. Я-то что? Со мной ничего не случилось. Но другие…
Лёгкая улыбка скользнула по губам Нэджента. Улыбка самая дружеская. За время следствия и суда он много наблюдал Дэвида и очень его полюбил.
— Мы не так уж мало сделали, — размышлял он вслух. — Теперь мы можем заставить министерство горной промышленности заняться вопросом о заброшенных, залитых водой копях. Мы много лет выжидали удобного случая. Ведь это — главное. Способны вы именно так посмотреть на всё это дело?
Дэвид поднял голову, упрямо борясь с ощущением внутренней опустошённости, с горечью поражения.
— Да, способен, — пробормотал он.
Выражение его глаз внезапно нарушило ясное спокойствие Нэджента. Он обнял Дэвида за плечи.
— Я понимаю, что вы чувствуете, мой друг, но не надо огорчаться. Вы действовали правильно. Ваши показания помогли нам больше, чем вы думаете.
— Ничем я не помог. Хотел, но не сумел. Всю жизнь я только говорил о том, что хочу что-нибудь сделать…
— И сделаете. Не упускайте только возможности. Я вас из виду терять не буду. Посмотрим, что можно сделать. А пока не вешайте носа!
Он встал и посмотрел по направлению к двери, где его ожидал Геддон, разговаривая с Джимом Дэдженом.
— Вот что, Дэвид. Приходите к шести часам на вокзал. Мы там ещё потолкуем.
Он ободряюще кивнул головой и отошёл к Геддону и Дэджену. Все трое вышли и направились на Каупен-стрит, где временно помещалось отделение Союза. Через минуту и Дэвид встал, взял шляпу. Выйдя из ратуши, он пошёл по Фрихолд-стрит. Он был вконец измучен.
С характерной для него напряжённостью переживаний он весь ушёл в этот процесс; шесть дней он не показывался в школе. И вот чем всё кончилось! Он упрямо горбатил плечи, снова стараясь вернуть себе самообладание. Не время теперь распускаться, такой роскоши он не может себе позволить. Не время для мелочной злобы и истерик!
Он прошёл всю Фрихолд-стрит и, пройдя на другую сторону, свернул на Лам-стрит. Здесь его кто-то окликнул. Это оказался Ремедж. На мяснике была грязная синяя полотняная куртка и широчайший, синий с белым, фартук, перепоясанный ремнём. Он пришёл прямо с бойни, где присутствовал при резке, и руки его на тыльной стороне были покрыты брызгами уже засохшей крови. Полуденный зной окружал его красноватой дымкой.
— Эй, Фенвик, погодите минутку!
Дэвид остановился, но молчал. Ремедж расстегнул воротник на толстой шее, сунул затем большие пальцы обеих рук за кожаный пояс и откинулся назад, меряя Дэвида глазами.
— Что же, ваш рабочий день в думе окончился? — сказал он с едким сарказмом. — Неудивительно, что у вас такой довольный вид. Ещё бы, вы ведь за эту неделю стали гордостью Слискэйля! Выходит и спорит с Линтоном как настоящий адвокат!
Ремедж фыркал всё громче и громче. Очевидно, он был уже осведомлён обо всех деталях последнего заседания суда.
— Но на вашем месте я бы не был так спокоен. Может статься, это дело обойдётся вам дороже, чем вы думаете.
Дэвид ждал, глядя Ремеджу прямо в лицо. Он видел, что против него что-то готовится. Наступила пауза, затем Ремедж оставил саркастический тон и угрожающе сдвинул брови.
— Что вы, чёрт вас возьми, думали, бросая школу без разрешения на целых шесть дней? Вы полагаете, что место закреплено за вами навеки?
— Я обязан был присутствовать на суде.
— Никто вас не обязывал. Вы ходили туда только из низкой злобы. Ходили, чтобы обливать грязью одного из виднейших людей нашего города, общественного деятеля, как и я, человека, устроившего вас на службу, хотя вы этого совсем не заслуживаете! Вы укусили руку, которая вас кормила. Но, клянусь богом, вы пожалеете об этом!
— А это уж моё дело, — сказал Дэвид отрывисто и сделал движение, собираясь уйти.
— Погодите минуту! — заорал Ремедж. — Я ещё не кончил. Я всегда знал, что вы такой же смутьян, как ваш отец. Вы попросту мерзкий социалист. Нам такие учителя в школах не нужны. Мы вас выгоним вон.
Пауза. Дэвид посмотрел на Ремеджа.
— Вы не можете меня уволить.
— Вот как, не могу? Неужели? — В фыркании Ремеджа слышалось откровенное торжество. — Если желаете знать, так мы созвали вчера вечером попечительный совет, чтобы обсудить ваше поведение, и единогласно решили требовать вашего увольнения.
— Что?
— Никаких «что»! Завтра получите от Стротера предупреждение. Ему нужен человек, имеющий степень бакалавра, а не шахтёр-недоучка, как вы.
Целую минуту Ремедж злорадно наблюдал за лицом Дэвида, затем с сардонической улыбкой на жирных губах повернулся к нему спиной и вошёл в лавку.
Дэвид шагал по Лам-стрит, опустив голову, глядя в землю.
Воротясь домой, он прошёл в кухню и автоматически принялся готовить себе ужин. Дженни была в Тайнкасле у матери, он отправил её туда на этой неделе, чтобы избавить от волнений, связанных с судом. Он сел за стол и все помешивал ложкой в чашке, но не дотронулся до чая. Так, значит, его хотят уволить. Он сразу понял, что Ремедж не лжёт. Конечно, можно ещё повоевать, подать жалобу в Северную ассоциацию педагогов. Но что толку? Лицо Дэвида приняло жёсткое выражение. Нет, пускай делают, что хотят. Сегодня в шесть часов он поговорит с Нэджентом. Пора выбраться из этого тупика, которым является для него школа, пора приняться за настоящее дело, оправдать своё существование.
В три четверти шестого он вышел из дому и отправился на вокзал. Но на полдороге заметил какую-то суматоху в верхнем конце улицы и, вглядевшись, увидел двух мальчиков-газетчиков, которые мчались вниз по холму, азартно размахивая вечерними бюллетенями. Дэвид остановился и купил газету. Забытые на время суда слухи и тайные опасения вдруг вновь вспыхнули в его памяти. Через всю первую страницу газеты шёл жирным шрифтом заголовок:
«CPOK УЛЬТИМАТУМА АНГЛИИ ИСТЕКАЕТ СЕГОДНЯ В ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ НОЧИ»
II
Во вторую субботу сентября 1914 года Артур около часу дня возвращался домой из «Нептуна». На руднике снова всё было по-прежнему, работа возобновилась, трагическая история катастрофы, казалось, была забыта и погребена навсегда. А между тем лицо Артура не выражало удовлетворения. Он шёл по дороге походкой усталого человека. Войдя в усадьбу, он увидел, что, как он и ожидал и боялся, сегодня прибыл новый автомобиль. Бартлей, отправленный в Тайнкасл на месяц для обучения, сегодня сам приехал в нём, и автомобиль стоял на дорожке перед домом — машина типа Ландоле, сочетание блестящего коричневого лака с сверкающей медью. У нового автомобиля стоял Баррас, и когда Артур проходил мимо, он его окликнул.
— Посмотри, Артур, вот он, наконец!
Артур остановился. Он был в рабочем костюме шахтёра. Остановив на автомобиле угрюмый взгляд, он сказал, наконец:
— Да, вижу.
— У меня теперь столько дел, что автомобиль попросту необходим, — пояснил Баррас. — Нелепо было не подумать об этом раньше. Бартлей говорит, что у этой машины прекрасный ход. Сегодня вечером мы с тобой прокатимся в Тайнкасл и испытаем её.
Артур, казалось, раздумывал. Он сказал:
— К сожалению, я ехать не могу.
Баррас засмеялся. Смех тоже был новый, как и автомобиль. Он ответил:
— Ерунда. Мы проведём вечер с Тоддами. Я заказал для всей компании обед в Центральной.
Артур отвёл глаза от автомобиля и уставился теперь на отца. Лицо Барраса не было красным, а между тем оно, казалось, пылало: глаза и рот были ярче, чем прежде, особенно выделялись глаза — маленькие, за сильными стёклами. В нём замечалась какая-то суетливость, непонятное возбуждение; может быть, это новый автомобиль так обрадовал его?
— Я не знал за тобой привычки давать обеды в Центральной, — заметил Артур.
— У меня и нет такой привычки, — отвечал его отец с неожиданным раздражением. — Но сегодня особый случай. Алан отправляется со своим батальоном на фронт. Мы все им гордимся. К тому же я некоторое время не встречался с Тоддом. Хочу его повидать.