Отдай мне мужа! - Светлана Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тряхнул головой, но наваждение меня не оставило. Это Лиза хочет, чтобы я зашел сюда! И я зашел и купил букет розовых и белых роз, почти таких, какие цвели на жезле Богородицы. В редакцию я решил не ехать. Если что, потом отработаю вдвойне, втройне… Пингвин поймет. Он умный мужик, хотя иногда кажется настоящим бестолковым пингвином. Впрочем, кто сказал, что пингвины бестолковые?
Возле двери в свою квартиру я вдруг сдулся. Романтический флер испарился, и я показался себе смешным с букетом в руках в неурочное обеденное время. С чего я решил, что Ева ждет не дождется, когда я явлюсь к ней с райскими цветами? Жить у меня ее вынудили обстоятельства. Она и хотела бы съехать подальше от убийцы мужа, но пока некуда. И те взгляды, которые бросала на меня Ева Константиновна, могли означать только одно: «Когда ж, наконец, ты уйдешь из моей жизни навсегда?!»
Я хотел было спуститься вниз, чтобы бросить розы в урну у подъезда, но потом решил все же отдать их Еве. Зайду и скажу, что просто хотел порадовать затворницу, которая, кроме стен моей «хрущобы», ничего больше не видит. Соорудив на лице самое независимое выражение, я вошел в квартиру и сразу увидел Еву. Она сидела на ящике для обуви, как бывало всегда, когда я возвращался домой вечером. На мои розы она уставилась с ужасом в глазах.
– Что? Что случилось, Ева Константиновна? – испугался я.
– Ничего, – очень тихо произнесла она, не отрываясь от букета.
– Почему вы здесь сидите? Кто-то ломился в квартиру?
– Нет. Никто.
– Так почему вы здесь?
– Я всегда здесь.
– Как всегда? Зачем? Если даже вы все еще боитесь… кого-то… то в комнате, мне кажется, все равно как-то лучше и… теплее… Здесь здорово дует… Надо дверь менять, мне все не до того…
– Мне не дует. Я не замечаю…
Я как дурак стоял со своим букетом и не знал, что мне делать дальше. Она наконец отвела взгляд от цветов и посмотрела мне в глаза. И я понял, что сегодня все сделал правильно. Богородица меня благословила. И Лиза тоже… Я хотел сказать Еве, что цветы принес ей, но голос отказался мне повиноваться. Я еле выдохнул:
– Е-ва…
А она вдруг сорвалась со своего места, подбежала ко мне и обняла за шею. Ее голова оказалась у меня на груди. Мне ничего не оставалось другого, как обнять ее и прижать к себе. И мы долго стояли, тесно обнявшись и наслаждаясь этой жаркой теснотой. На полу возле нас лежал букет роз, выпавший из моих рук.
Потом случилось то, чего, как выяснилось, одинаково страстно мы желали оба.
– Я думала, ты меня должен ненавидеть… за Лизу… – сказала она, уже вытянувшись вдоль моего тела и еще слегка дрожа от только что пережитого.
– Но я же привез тебя к себе, – отозвался я и поцеловал ее в макушку.
– Я не могла понять зачем. Все гадала…
– Но ты же не могла не замечать, что я… говоря современным языком… тебя хочу!
– Откуда мне было знать, что ты не хочешь вообще всех женщин. Для мужчин это обычное дело.
– Для меня – нет. Я никогда не хотел никаких других женщин, кроме жены… А потом… кроме тебя. Конечно, в моей жизни случались женщины, но… В общем, я долго гнал от себя мысли о том, что между нами с тобой могло бы что-то произойти, поскольку рассуждал, как ты.
– Как я?
– Да. Я думал, что ты тоже никогда не сможешь простить мне смерть Германа.
Ева разомкнула руки и легла рядом на спину. Она помолчала немного, а потом сказала:
– Я никогда тебя в этом не винила.
– Почему? Это было бы так естественно.
– Не знаю… Может, потому, что когда я впервые тебя рассмотрела… не тогда, в пьяном угаре, а на трезвую голову, меня будто пронзило…
Она опять замолчала, а я, весь напрягшись, не смел расспрашивать дальше. То, что она сейчас скажет, может нас окончательно оправдать. Я очень надеялся на это. И Ева опять повернулась на бок, приподнялась на локте, пристально посмотрела мне в глаза и сказала:
– Меня пронзило осознание того, что ты – это… он! Он! Тот, который мне предназначен… Вовсе не Герман, а ты… Понимаешь?
Я сгреб ее в охапку, опять прижал к себе и прошептал на ухо:
– Я понимаю… Я все понимаю… Именно поэтому мы сейчас вместе… Я для тебя, а ты для меня – и только. А все, что было до этого, – лишь долгий и тяжкий путь друг к другу… Пострадали люди, но, наверно, без этого было не обойтись.
– Но это ведь жестоко!
– Жизнь – вообще очень жестокая штука. Но есть такие минуты, как сейчас… Их хочется прожить полнее и ярче именно потому, что знаешь: счастье зыбко, его запросто могут у нас отнять.
Ева вздрогнула и посмотрела на меня испуганными глазами. Я понимал, что она не могла не подумать об Анне. Разумеется, я не собирался рассказывать о встрече с ее сестрой. Я должен был успокоить Еву, но не знал чем, а потому стал снова ее целовать. Герман обманул Анну насчет фригидности ее сестры. Рядом со мной была живая, трепетная и очень эмоциональная женщина.
Я хотел увезти Еву в Пятигорск к матери. Теперь к этому были все основания. Она была моей женщиной! Моей! Той единственной, которую я должен был в этом мире обрести и обрел. Чтобы мы не прошли мимо друг друга, случилась эта страшная трагедия, но нас нельзя в этом винить. Все произошло помимо нашей воли. Мы не искали друг друга, мы жили, как умели. Я был уверен, что любил Лизу. Я и любил как мог до тех пор, пока не встретился с Евой. А Ева… Много позже она все рассказала мне о себе и Германе, и я понял, что он не обманывал Анну. Ева не могла откликнуться должным образом на его страсть, поскольку он не сумел разбудить в ней ее женское начало. Еве всегда казалось, что любовь – чувство духовное, нежели плотское, и постельные отношения не доставляли ей особенного удовольствия. Она просто терпеливо переносила их, раз уж мужчины без этого никак не могут существовать. «Я даже не могла предположить… Я не знала… Я не умела любить мужчину…» – говорила она.
Меня окатывало волной щемящей нежности, когда она просто с удивлением и восторгом смотрела на меня, лежащего рядом с ней. Я видел, я ощущал, как в ней просыпается настоящая женщина, страстная, ненасытная и, главное, по-настоящему любящая. Я не мог не сравнивать ее с Лизой, и Лиза проигрывала, хотя совершенно не была в этом виновата. Интимные отношения мы постигали с ней вместе и потому в постели были на равных. Еве я шаг за шагом открывал радости плотской любви, счастье полного обладания друг другом. Я знал то, чего она не знала, я умел то, о чем она не имела представления, и был горд собой, когда понимал, что доставляю ей такое наслаждение, какого она до меня не испытывала ни разу. Нет, я вовсе не чувствовал себе сексуальным наставником, эротическим гуру. С Евой я тоже многое постигал впервые. Например, я понял, что дарить любимой женщине радость телесной близости – это тоже счастье и оно по эмоциональному накалу, пожалуй, несравнимо ни с каким другим.