Брачное ложе - Клаудиа Дэйн

Но в следующий момент Изабель задохнулась, грубо брошенная на пол, усыпанный острыми камушками, вонзившимися ей в спину.

Она могла видеть только его темную фигуру, загораживающую от нее даже неверный свет факела. Она не могла дышать. Она не могла пошевелить ни ногой, ни рукой.

Но он мог.

В этот момент какая-то невидимая сила рванула его голову назад, и поперек его белой шеи сверкнуло стальное лезвие кинжала. Оно медленно поползло вбок, оставляя на своем пути ярко-красную полосу, которая, все расширяясь, превратилась в алый поток крови, низвергающийся прямо на Изабель.

И затем она увидела Ричарда.

Он стоял грозной темной фигурой в полумраке подземелья, и его суровое лицо было прекрасно. На нем не было ни тени раскаяния. В руке Ричард держал обагренный алой кровью кинжал. Он подошел к ней, но Изабель, как ни хотела, не могла отстраниться от него. Все, что она видела, – это кровь, пролитую повсюду: на земляном полу, на камнях стены, на маленьких мешочках со специями. Кровь заполняла собой все пространство вокруг, грозя вот-вот залить всю Изабель. Вот она уже уходит в ярко-красную жижу с головой…

– Изабель! – Его голос эхом отзывался в ее воспаленном мозгу, доносясь словно издалека. – Ты в порядке?

Кровь из раны на шее Адама стала течь медленнее, но все еще грозила вот-вот заполнить помещение.

– Изабель! – повторил он, поднимая ее на руки, прижимая к себе и укачивая, словно ребенка, на своей широкой груди. – Говори! Он обидел тебя?

Обидел? Нет, он не успел причинить ей вреда. Она вся в крови, ее специи безвозвратно испорчены, а ключи неизвестно где. Все шло не так, как надо.

– Нет, – сказала она дрожащим голосом. Все ее тело содрогалось от сильных спазмов, которые, казалось, возникали где-то глубоко внутри ее, в самой ее душе.

Ричард услышал в ее словах невыплаканное горе.

Он нес ее легкое как пушинка тело, дрожащее как осиновый лист, в своих сильных руках. Он нес ее в их покои, место, которое она хорошо знала, где чувствовала себя в безопасности. Теперь она в безопасности. Она должна знать, что теперь она в безопасности.

Там его встретили Уильям с Роландом. Их мечи были обнажены, а на лицах написана решимость.

– Присмотрите за ней, – скомандовал Ричард. – Мне нужно сделать еще кое-что.

– Сделаем все от нас зависящее, – ответил Уильям, но Ричард уже не смотрел на него. Он положил Изабель на их кровать и накрыл толстым покрывалом из меха куницы. Она все еще дрожала, свернувшись комочком и крепко-крепко обхватив себя руками за колени. Но он должен оставить ее на время, потому что в Дорни было все еще небезопасно.

Как тихое приведение, следом за ним шел Роланд. В глазах обоих светилась решимость, когда они молча шли в подземелье. В нем стояла мертвая тишина. Без колебания Ричард отрубил голову безжизненно лежащего на полу Адама. Подняв ее за мерцающие в свете факела темно-рыжие волосы, он быстро пошел вверх по лестнице.

Люди заполняли внутренний двор с поразительной быстротой. Каждый стремился посмотреть на ужасное зрелище, которое предстало их глазам, но еще больше народ хотел посмотреть на Ричарда в гневе.

Их лорд больше не был монахом.

Ричард не обращал на них никакого внимания. Он быстро шагал в холл, неся в руке свою кровавую ношу. Хенли с одним из рыцарей Молтона играли в шахматы, когда увидели Ричарда. На их лицах не отразилось никаких эмоций. Ричард даже не думал о Бертраде, мысли о свершенном им грехе оставили его. Он уже не боялся осуждения Хенли: все его опасения были смыты потоком крови, которую он пролил, защищая Изабель. Все, что видел Ричард, стоя лицом к лицу с Хенли, – это испуганное лицо Изабель и ее тщетно борющееся хрупкое тело.

Ричард бросил голову Адама, и она покатилась по каменному полу, остановившись у ног лорда Хенли.

Хенли отскочил в сторону.

– Ты притащил этого паршивого пса ко мне в замок, несмотря на мой протест, – грозно произнес Ричард. – Он осмелился протянуть свои грязные руки к моей жене и заплатил за это собственной жизнью. Так будет с каждым, кто осмелится обидеть Изабель. Забирай то, что от него осталось, и уезжай. Немедленно.

За его спиной стоял Роланд, молчаливо поддерживая его. Но в этом, казалось, не было необходимости. У Хенли не возникло никакого желания сражаться, а если бы и возникло, то Ричард был бы ему более чем достойным противником. Это понял каждый, кто присутствовал в холле. Ричард каждый день встречался лицом к лицу со своими демонами, а такой воин почти не знает страха. По правде говоря, его сила увеличилась во много раз после его сражений с невидимыми силами тьмы.

Хенли посмотрел на голову с кровавым обрубком, оставшимся от шеи, а затем поднял глаза на Ричарда. Не говоря ни слова, он вышел из холла. За ним поспешили его вассалы.

– Я провожу его до ворот, – вызвался Роланд. – Вы нужны своей леди.

Ричард благодарно кивнул и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Если бы понадобилось, он с удовольствием убил бы Хенли. С удовольствием и без малейшего раскаяния. Настолько он отдалился от бенедиктинского братства. Но осознание этого не принесло ему ни боли, ни чувства утраты. Он больше не монах. Но это уже в прошлом, а Изабель он нужен сейчас. В этом Роланд прав.

Уже во второй раз он рванул вверх по ступенькам в поисках своей жены. Разве он когда-либо стремился к своим молитвам с таким не терпящим отлагательства рвением? Уильям стоял спиной к открытой двери в комнату, и Ричард мог видеть Изабель, застывшую около окна. Она вцепилась в каменный подоконник так, что побелели костяшки пальцев.

– Она не хотела оставаться одна и попросила не закрывать дверь, – мягко объяснил Уильям.

Машинально кивнув, Ричард прошел мимо Уильяма из Гринфорда. Его мысли целиком и полностью были заняты женой.

– Изабель, – позвал он, и каждый звук ее имени был столь же приятен его языку, как причастие.

Она сразу же повернулась к нему, и из ее глаз хлынули так долго сдерживаемые слезы. Они тихо капали вниз, потому что Изабель всегда молча переживала свои огорчения и неудачи. Он знал эту ее черту. Он так хорошо знал ее, свою жену.

Она была вся в крови, впрочем, как и он сам. В крови были ее волосы, ее платье, ее руки и лицо.

Она кинулась в его объятия, приникнув лицом к его широкой груди, и ее рыдания эхом отозвались в его сердце.

Изабель.

Он поднял ее на руки, ощущая радость от прикосновения ее теплого тела, наслаждаясь даже тем, что он просто чувствует рядом ее дыхание, упиваясь мерным стуком ее сердца, отражающегося от его груди. Она жива. Жива, цела и невредима.

Все возрастающее чувство радости окутало его, как облака окутывают солнце. Как знакома ему эта радость от ее присутствия. Знакома и естественна. Он отпугнул ее от себя, женщину, которая знала каждый уголок его сердца. Каким он был дураком! Он слушал колкости Николаса и других мальчишек, стыдящих его за то, что он водит дружбу с невестой своего брата. Она была единственным его другом, а он убедил себя, что его привязанность к ней, его потребность в ее участии – это акт предательства и вероломства. И он начал избегать ее, а она только изумленно смотрела на него. Изабель жаждала его дружбы, его тепла, а он сам отогнал ее, оставшись один. Но во всем Молтоне, нет, во всей его жизни для него существовала только Изабель.