Платье от Фортуни - Розалинда Лейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-нибудь случилось? – вопрос Генриетты вывел ее из состояния транса.
– О нет, ничего, – поспешно ответила Жюльетт, не желая, чтобы ее поведение вызвало любопытство и удивление. – Просто мне никогда раньше не доводилось видеть столь живописное воплощение страстного свидания любящих людей.
– Да, это прекрасное полотно. Вы можете рассказать Мариано о своем впечатлении. Сейчас он, скорее всего, обсуждает картину Тициана, которую его попросили реставрировать. Он часто принимает участие в реставрационных работах для церкви и города. Вы сможете встретиться с ним немного позже, когда придут его мать и сестра. Вам представится превосходная возможность увидеть всех троих одновременно, – Генриетта состроила комическую гримасу. – Они редко наносят нам визиты. Донье Сесилии Фортуни не нравится ни то, что я разведена, ни то, что я так откровенно демонстрирую свои отношения с Мариано.
Хотя Генриетта говорила об этом Легко, Жюльетт поняла, как много неприятных сцен и семейных скандалов кроется за этой короткой фразой.
– Мне так жаль, что я не могу избежать уловок и конспираций по поводу Мишеля, – откровенно призналась она.
Лицо Генриетты стало серьезным, она нахмурилась и встала с кушетки.
– У вас все по-другому. Вы прибегаете к обману ради ребенка, а не ради себя самой. Мир полон злых людей, и незаконнорожденный ребенок навеки заклеймен с момента рождения. Мне самой пришлось испытать на себе всю тяжесть презрения окружающих, поэтому и хотела, чтобы вы смогли начать новую жизнь в Палаццо Орфей. Но теперь узнала, что у Марко другой, гораздо более лучший план в отношении вас.
Жюльетт задумчиво наклонила голову.
– Я буду вечно благодарна за все, что Марко для меня сделал.
Генриетта положила руку ей на плечо.
– Он заслуживает большего, чем просто благодарность. Человек, подобный Марко, достоин настоящей, преданной любви.
Жюльетт высвободилась из объятий Генриетты и отвернулась.
– Знаю, вы хотите мне только добра, – голос дрожал, она нервно сжимала руки. – Но прошу вас больше не говорить на эту тему.
Генриетта ответила извиняющимся тоном:
– Простите, я слишком далеко зашла, не имея на это права. Но поверьте, я ваш искренний друг, хотя и совсем недавно.
– О, я вовсе не чувствую себя оскорбленной. Уверяю вас, – и все же Жюльетт продолжала стоять спиной к хозяйке Палаццо Орфей.
– Но вы расстроены, – Генриетта обняла Жюльетт за талию. – Когда мы лучше узнаем друг друга, вы поймете, что иногда я бываю излишне откровенна. Поднимемся на следующий этаж. Вы увидите портних за работой, людей, упаковывающих готовые изделия, и все прочее, что вам так хорошо знакомо еще с парижских времен. На верхнем этаже находятся цеха окраски тканей вручную, точно так же, как в Лионе. Вы готовы?
– Да, конечно, – Жюльетт решительно расправила плечи.
На верхнем этаже они прошли по лабиринтам рабочих комнат и цехов. Только на одной двери висела табличка: «Вход воспрещен».
– Здесь происходит процесс плиссировки, – пояснила Генриетта. – Его секрет известен только самым доверенным сотрудникам Мариано, которые поклялись хранить тайну.
– Вы уверены, что ни один парижский кутюрье не сможет сам открыть секрет создания такого мелкого плиссе?
В смехе Генриетты прозвучало торжество:
– Не смог и не сможет. Будет множество подражателей, но метод Фортуни принадлежит только ему, – она взглянула на украшенные бриллиантами часики, приколотые к платью. – Полагаю, Марко уже пришел. Пойдемте, поищем его.
Но Марко уже сообщили, что Жюльетт в Палаццо, и он сам искал ее. Они встретились на лестнице.
– Жюльетт, как тебе понравился Палаццо Орфей? Он не обманул твои ожидания?
– Наоборот, превзошел! Генриетта кивнула.
– Ваша жена увидела все, что только можно увидеть. Донья Сесилия пришла?
– Да, именно поэтому я и искал вас. Она и Мария Луиза сейчас у дона Мариано, и все ждут нас.
Генриетта сжала губы в молчаливом жесте смирения с неизбежным.
– Ну что ж, мы идем.
Жюльетт показалось, что Марко несколько разочарован, что не сам познакомил ее с великолепием этого здания, и даже пожалела о своей торопливости, которая слишком рано привела ее в Палаццо Орфей. Из стремления немного утешить мужа, Жюльетт вложила свою руку в его, и увидела, как обрадовался Марко этому незначительному жесту. Он ласково пожал ее ладонь. Резкое ощущение вины пронзило Жюльетт – ведь она абсолютно ничего не способна почувствовать к нему. Бедный Марко.
Все трое проследовали через дверь из ателье-салона в большую комнату, художественное изящество которой поразило Жюльетт. Стены комнаты были расписаны фресками, создававшими иллюзию итальянского парка, вплоть до мраморных статуй среди роскошной листвы и цветов. Как она позже узнала, комнату расписал сам Фортуни. И тут, радостно приветствуя Жюльетт, появился он сам, изысканный, безупречно одетый с головы до ног, в обычной повседневной одежде, которую носил независимо от времени года и погоды так, словно всегда было лето – великолепного покроя темно-синий костюм из тончайшей саржи с белым шелковым галстуком. Сегодня на нем были черные кожаные туфли, но иногда он надевал и красные сандалии, сшитые по его собственным рисункам. Во всем для Фортуни существовал только один закон – он сам. По мнению Жюльетт, это главная отличительная черта настоящего гения.
– Как поживаете, синьора Романелли? – весело и дружелюбно спросил Фортуни. – Можно мне называть вас просто Жюльетт?
– Ну конечно, дон Мариано.
– Вы уже полностью ознакомились с моим учреждением? Хорошо. Ну, а теперь хочу представить вас матери и сестре.
Донья Сесилия была привлекательной, хотя и весьма суровой дамой. В элегантном приталенном платье из черного шелка, явно не принадлежавшем к числу творений ее сына; глаза, такие же темные, как и у него, украшали овал приятного лица чистокровной итальянки с классическими очертаниями скул, сужавшихся к подбородку, и длинным тонким аристократическим носом.
– Надеюсь, вы скоро освоитесь в Венеции, – обратилась она к Жюльетт, – и не будете скучать по Парижу. Но синьор Романелли слишком долго скрывал вас от своих друзей.
– На это были веские причины, – ответила Жюльетт тоном, подчеркнувшим нежелательность подобных вопросов. – Что же касается Парижа, полагаю, любой, родившийся там, никогда не забудет этот город. Но Венеция очень нравится мне, здесь есть все, что я когда-либо могла пожелать.
– Превосходно! – одобрительно воскликнул Фортуни, взял Жюльетт под руку и подвел к сестре, сидевшей в некотором отдалении. – Думаю, что не перепутал порядок твоих имен, Мария Луиза. Надеюсь, вы подружитесь с Жюльетт.