Мое непреклонное сердце - Джо Гудмэн

Мистер Гордон стоял за столом графа, разглаживая складки на документе, лежащем перед ним. Маркус Северн и его отец сидели в креслах рядом с адвокатом, так что графу было все слышно. Хлоя и Сильвия, каждая держа за руку одного из братьев, сидели на маленьких диванчиках, специально для этого случая принесенных в библиотеку. Мерседес сидела позади всех, бледная, но спокойная и собранная, в большом кресле с высокой спинкой у противоположной стены комнаты.

Мерседес совсем не хотелось здесь присутствовать. Оглашение завещания было простой формальностью и, по сути, не имело никакого значения для их дальнейшей судьбы. Какое ей дело, что там ей завещал ее дядя, раз нет того имущества, которое ей положено. Не было никакой гарантии, что всего, что осталось, хватит на выплату кредиторам, а тут еще должно быть рассмотрено притязание Колина на поместье. Единственно, что касалось Мерседес, - так это сам графский титул, и она предполагала, что Северн привез своего отца, чтобы тот удостоверился лично, что титу перейдет в нему.

- Я хочу посвятить вас в суть этого дела, - провозгласил Гордон своим резким голосом. - Передо мной документ, подписанный и соответствующим образом заверенный, который прибыл в мою контору пять дней назад. Хотя и не я составлял его, считаю, что язык документа в полном порядке и нет никаких сомнений в последних намерениях графа. Это дополнение изменяет прежнее завещание Уэйборна и является единственным изменением, которое представлено моему вниманию.

Он сделал паузу, чтобы обвести взглядом всех членов семейства и удостовериться, что эта информация дошла до них.

Важность этого заявления дошла до Мерседес, лишь когда она встретилась с жестким, осуждающим взглядом Северна. Он повернулся в своем кресле и уставился на нее, пытаясь найти в ее лице ответ на невысказанный вопрос. Ей удалось сохранить спокойствие и невозмутимость, хотя она и понятия не имела, что ей предстояло услышать. Когда Хлоя и Сильвия растерянно оглянулись на нее, она слабо улыбнулась им и покачала головой, призывая к спокойствию.

- Ну хорошо, - произнес наконец Гордон. - Если никто из вас не готов предъявить другой документ, перечеркивающий данный, то я продолжу.

Он снова разгладил бумаги, надел очки я начал зачитывать завещание.

Мертвая тишина стояла в библиотеке, когда он закончил.

Отец Северна заговорил первым. Он встал, крепко ухватившись за свою трость, и сказал:

- Так вот, значит, как оно обернулось? Уэйборн в самый последний момент оставил все права своей семье. Будь я проклят, если думал, что доживу до этого. - Он тронул Маркуса за плечо. - Пойдем, сын. Тут им и без нас хватит хлопот.

Маркус встал, пристально взглянув на Мерседес.

- Может быть, Мерседес захочет выслушать мой совет, - сказал он. - Я думаю, Уоллас хотел бы, чтобы я опекал и давал советы вашему семейству. Ведь не может ребенок...

Граф слегка повернулся, чтобы лучше видеть Мерседес. Она сидела, совершенно ошеломленная таким развитием событий.

- Разве Маркус не прав, моя дорогая? - сказал граф. - Ведь вы захотите воспользоваться его советами? У него неплохая голова!

Мерседес увидела, как кровь бросилась в лицо Маркусу от такого довольно бесцеремонного комплимента. Она сжала губы в попытке удержаться от нервного смеха.

- Я благодарна за ваше предложение, - любезно ответила она. - Но я уверена, что мистер Гордон поможет нам, и меня устроит, если Маркус возвратится сейчас вместе с вами в Розфилд.

Граф кивнул. Он протянул свободную руку сыну и заковылял к двери. Но перед тем как покинуть комнату, он остановился и, отказавшись от помощи Маркуса, направился к Мерседес. Она сразу же встала, и он запечатлел прощальный поцелуй на ее щеке.

- Вы хорошая девушка, Мерседес. Я всегда был уверен в этом. Надеюсь, что у вас все будет хорошо. Не могу сказать, чтобы я когда-либо жаждал заполучить Уэйборн-Парк.

- Я понимаю, - сказала она. - И спасибо вам. Я очень признательна вам за то, что приехали.

Она подвела его к Маркусу и открыла дверь. В холле никого не было, и она могла лишь догадываться, что Колин и мистер Абернэйти расположились в одной из гостиных. И шериф, видимо, присоединился к ним. После передачи Северна и графа в добрые руки миссис Хеннпин Мерседес вернулась в библиотеку.

- Что это значит? - спросил Бриттон, как только она закрыла двери. Сильвия говорит, что теперь я должен стать графом.

- Это верно, - невозмутимо ответила Мерседес.

Бриттон скривил рот и серьезно, как взрослый, скрестил руки на груди.

- Да, но я не думаю, что мне этого хочется. А как же Брендан? Он тоже будет графом?

- Нет. Ты родился первым, и титул принадлежит тебе.

Хлоя вздохнула:

- Мы пытались объяснить.

- Я не сомневаюсь, Бриттон, что со временем ты поймешь это. Я не очень понимаю, чем ты так обеспокоен.

- Ну как же, все, даже Сильвия, говорили, что он нам не отец, и вдруг теперь - он нам отец. Вернее, бы потому что теперь он умер.

Мерседес положила руку на его узенькое плечо.

- Понимаю, - мягко сказала она. - На вас сразу свалилось так много нового.

- Да, довольно много.

Необычайно серьезный вид Бриттона вызвал улыбку на губах Мерседес.

- Мистер Гордон, вы сказали, что это добавление к завещанию моего дяди пришло к вам пять дней назад?

- Правильно, - официальным тоном ответил он.

- А каким числом оно датировано?

- Минуточку! Предыдущим днем.

- - И вы нашли тех лиц, которые засвидетельствовали желание моего дяди признать своих сыновей?

- Да. - Он откашлялся. - Это было непросто, скажу я вам. Не совсем обычный случай, но они оказались вполне надежными.

- И кто же это?

- Некто мистер Эшбрук и мистер Дикинз, - ответил он.

Мерседес едва не упала. Мистер Гордон выскочил из-за стола и участливо спросил:

- Вам плохо? Могу я чем-нибудь помочь?

- Нет... Просто... я подумала... Нет, все хорошо. - Она заметила, что Сильвия с Хлоей внимательно наблюдают за ней. - Если вы не против, я сяду.

Бриттон немедленно выскользнул из-под ее руки и предложил свое место.

- Можете ли вы рассказать мне что-нибудь об этих господах - Эшбруке и Дикинзе? - спросила она, немного придя в себя. - Кажется, вы сказали, что они не совсем обычные для этого дела люди. Что вы имели в виду?

- Я имею в виду, что они не принадлежат к кругу друзей вашего дяди. Мистер Эшбрук - владелец портовой таверны, а мистер Дикинз продает билеты на морской линии Гарнста.

- Вы не находите это странным? - спросила она. - Почему мой дядя попросил именно их засвидетельствовать эти изменения в своем завещании?

Гордон перевел взгляд с Мерседес на остальных членов семейства. Потом снова посмотрел на Мерседес и начал с некоторой боязнью, еще более усугубляющей его скованность:

- А вы уверены...

- Вы вполне можете говорить при них, - сказала она. - Ведь они его дети..

- Хорошо, - решился он. - Признаюсь, я думал, что Уэйборн собирался покинуть страну.

Мерседес кивнула.

- То же самое думала и я. Мистер Гордон, я хотела бы пригласить сюда капитана Торна, его поверенного и мистера Паттерсона, нашего шерифа, чтобы они узнали эти новости из ваших уст. Сильвия, Хлоя!

Девушки вскочили со своих мест, не дожидаясь конца фразы, и, взяв за руки близнецов, выбежали из библиотеки.

- Не будете ли вы столь любезны, мистер Гордон, чтобы попросить их выслушать вас.

Когда все собрались, Мерседес сделала небольшое вступление.

- Думаю, вам будет интересно послушать, что сейчас скажет мистер Гордон. И особенно вам, мистер Паттерсон.

Шериф важно кивнул Мерседес, всем своим видом демонстрируя готовность слушать.

- Мистер Гордон, пожалуйста, повторите, что вы, сейчас сообщили нам.

Поверенный графа насадил покрепче очки на нос и начал еще раз зачитывать изменение к завещанию графа. ;

Колин не обращал внимания ни на чтеца, ни на содержание документа. Он сидел позади всех в кресле, где только что сидела Мерседес, и наблюдал за ней настороженным взглядом из-за полуприкрытых век.

Она сидела одна на маленьком диване, спокойно положив руки на колени. В ней не было того напряжения, которое он наблюдал в последние дни. Ее серые глаза снова были ясные, не затуманенные страхом или тревогой. Брови разгладились, и она больше не кусала свою бедную нижнюю губу. Щеки омыл слабый румянец, прогнав ту сероватую бледность, которая не покидала ее лицо с тех пор, как она узнала о смерти дяди.

Черная траурная одежда подчеркивала стройность ее фигуры с подобающей случаю строгостью. Эти бесчисленные метры искусно подогнанной мануфактуры не пригибали ее к земле, а гармонично облегали ее формы, заставляя Колина вспоминать свои руки на ее теле...

Колин приказал себе в дни траура избегать ее. Сделать это было намного легче, чем заставить себя не думать о ней. Он делал вид, что не замечает ее попыток заговорить с ним, поймать его взгляд. Он знал - она хотела объясниться с ним, но он не желал выслушивать никаких оправданий и объяснений. И когда наконец злость его прошла, все, что ему осталось, было горькое чувство измены и... утраты.