Из дневника. Воспоминания - Лидия Чуковская

Блатной. Наколка. Когда его окружили трое, заплакал: «Не бейте!» Они, конечно, не били, но потребовали имя и адрес.

11 апреля 69, пятница. Был Питер Норман37. Очень расспрашивал о классике. Я ему рассказала о Лже-Дмитрии.

А утром вчера внезапно явился Сам. Я его видела минут 7. Успел рассказать, что у него тошноты и головная боль – это, конечно, мозговые спазмы от многочасового труда. Работой доволен, но воздуха нехватка. Рассказал о звонке к нему секретаря Рязанского обкома. Тот просил зайти, поговорить. Ал. Ис:

– Нет, не могу, ни к чему. Позовите других товарищей.

– Ну зачем мы будем устраивать митинг.

– Я в Союзе говорил при 32 человеках и 3 стенографистках, и то мне приписывают то, чего я не говорил. А как же наедине…

– Вы слишком подозрительны.

Он стал жаловаться, что преследуют его гостей и пр. Тот все же настаивал, чтобы он пришел.

– Вы, наверное, не знаете, что такое писатель. Я 33 года собирался писать роман о I империалистической войне и вот теперь пишу – я не могу отрываться. Потом тот ему сказал что-то с упреком по поводу похвал ему в Ю<найтед> С<тэйтс> и напечатании там соответствующих глав – «вы должны определить свою позицию». Потом спросил, как он думает откликнуться на юбилей. Этот: «Я работаю по 10 ч. в сутки, если бы я откликался на каждый юбилей, я строки не написал бы». Потом тот ему что-то – «вот вы говорите мне». Этот: «Я этого не говорил». Спор. Тогда этот: «Вот когда вы будете смотреть магнитофонную пленку нашего разговора, тогда установите, что я этого не говорил».

В общем, я добра не жду. В «Лит. России», оказывается, была о нем какая-то брань. Я не читала.

18 июня 69, среда. Здесь классик.

Ходят дивные слухи, что Никита Сергеевич прочел Солженицына «В круге первом» и ему понравилось все – особенно сталинские главы. Но ведь, непонятно, что он говорил бы, если бы остался на своем посту. Нравилось ли бы ему тогда.

Когда-то Твардовский просил Лебедева38 показать Хрущеву сталинские главы. Но тот струсил, не показал. Вдруг бы Н. С. разрешил?

Подумать только: если бы не случилась дурацкая история с архивом, может быть, и «Раковый корпус» вышел бы у нас.

12 августа, вторник, Москва. Думаю вот о чем: почему Россия – та Россия, в которой мы живем, влача свое жалкое существование, – почему Россия в ответ на все происшедшее оказалась в силах создать Солженицына, а эмиграция – всего лишь Набокова?

15 сентября 69, опять Пиво-Воды. Видела классика – разумеется, 3 минуты. Радикулит; нога ноет и отнимается. Предполагает, что в октябре его будут исключать из Союза.

Будто бы его родная организация уже ринулась – но ее остановили до октября.

Ну что ж. Я исполню свой долг.

30 декабря 69, вторник. А. И. был на XIV симфонии Шостаковича и произвел там фурор: к нему подбегали в антрактах, и он писал на программах десятки автографов. Шостаковичу написал очень интересное и, пожалуй, злое и очень справедливое, на мой взгляд, письмо.

20 февраля 70, Переделкино. Грибачев39 в «Лит. газете» накатал ответ Вигорелли, протестовавшего от имени Е<вропейского> С<одружества> П<исателей> против исключения Солженицына, объясняя, что Солженицын был исключен по всем правилам демократизма (без собрания писателей!), а вот Е<вропейское> С<одружество> П<исателей> недемократично, и хвастая, что Солженицын жив, здоров и у него есть квартира. (Это – охранная грамота; шум в мире будет теперь заставлять Грибачевых хвастать, что вот, мол, у нас Солженицына не трогают – и НЕ трогать.)

14 апреля 70, вторник. Он в восторг пришел – действительно не преувеличиваю – в восторг – от моих мыслей о Твардовском и Лакшине. Что если они общественные деятели, то и должны были обратиться к обществу, устно или письменно, тогда и общество бы откликнулось – а для него главное: быть безупречным перед Воронковым и др., он их прикрывает. Он не сказал через их голову ни слова – как же он смеет требовать, чтобы кто-то «демонстрировал»?40

Классик вставит мои слова.

16/IV 70. Он сегодня специально звонил Люше, чтоб сказать еще раз, как он восхищен моей оценкой поступков Твардовского и Лакшина. Вот!

17 июня, среда, 1970, Пиво-Воды. Сейчас узнала: выпустили Жореса Медведева41.

А вчера вечером по ВВС и «Голосу» уже передавали, что писатель Солженицын протестует, но, к сожалению, не текст письма (гениальный)42, а только пересказ.

Накануне моего переезда сюда я писала ему, что выступить ему надо, но позднее, потому что пока возможно спасти человека уговорами негодяев, щеголянием званий (академики, лауреаты) надо дать им возможность уговаривать. «Главное, чтобы мальчик был дома»43. Он сначала послушался было (таково было не только мое мнение), но потом в субботу явился с готовым (переделанным к лучшему) текстом и заявил, что «враги человеку домашние его», что он не может ни жить, ни спать, ни работать и будет действовать.

А сегодня выпустили Медведева. Не знаю, будут ли теперь передавать письмо Ал. Ис., нет ли; и полезно это будет (там есть обобщение) или нет; и поможет ли это Наташе Горбаневской, которую судят сейчас, или нет; и повредит ли это самому Ал. Ис. или нет. И хорошо ли я сделала, что не послала свое письмо в прокуратуру, или нет. (Мне со всех сторон объясняли, что мое имя будет вредно, и я послушалась.)

19 июля 70, воскресенье. Люди приходят сюда искать Ал. Ис. «Ведь ваш отец любил его.»

Меня это трогает. Оба они уже принадлежат легенде, т. е. правде.

22 июля 70, среда. Вчера по Би-би-си и «Голосу» – радость: французские писатели обратились к шведам с выдвижением Солженицына на Нобелевскую премию. И очень хитро – за «Ивана Денисовича», напечатанного у нас, а не за «Круг» и «Раковый». Вчера цитировалось письмо Роже, в котором говорится, что Солженицын мужественно остался на Родине, когда ему предложили уехать. Ну, тут он не разобрался: предложение было пока чисто риторическое.

11 августа 70, вторник. Здесь был – к сожалению – когда я была в Москве – А. И. с женой. Он повез ее на могилу. Они сидели там – пришел человек, положил цветы и стал расспрашивать, как оттуда попасть на дачу Чуковского. А. И. объяснял со знанием дела. Тот сказал: «Там, говорят, живет Солженицын?» – «Вздор! – закричал А. И. – Бабьи сплетни!» – «Гражданин, вы просто не в курсе».

26 сентября 1970, суббота. Внезапно позвонил А. И. – как-то днем – и внезапно явился. Он в понятной тревоге: надвигается премия. Во всех случаях это момент серьезный: дадут – серьезно (пустят ли туда, пустят ли обратно), не дадут – как это скажется на здешнем обращении с ним. А у него на руках 35 листов неоконченного романа – где-то заело, он не поспевает к назначенному им самим сроку.