Восход Сатурна - Влад Савин

— Нет, мужики, если хотите, я рассказать могу. История же известная.

— Ну Саныч, давай. Время есть, отчего бы про Мадагаскар не послушать?

Уселись поудобнее. Налили чаю. Без спирта — лично проследил.

— Мадагаскар, чтоб вы знали, перед той войной был для Франции тем же, чем для нас Афган и Чечня. По крайней мере очень многие французские генералы и офицеры, герои Вердена и прочих, начинали там. Опыт приобретали, популярность и авторитет в армии.

И был тот Мадагаскар примером социалистической страны, погибшей во время их перестройки от нападения империализма!

Не смейтесь, я серьезно. Вот как назвать, когда вся собственность «казенная»? Земля принадлежит государству, но большей частью дается «в аренду» местным общинам, помещиков нет, зато есть и «государственные хозяйства», ну прямо совхозы? Есть также «общенародные» казенные отработки — дороги, мосты, и прочие стройки, в том числе и промышленных объектов. Были и заводы — литейные, оружейные, пороховые. На наиболее крупных из них работало до нескольких сотен человек, всего же промышленных рабочих было, по переписи, до десяти тысяч. Была письменность на основе латиницы, созданная с помощью миссионеров, были типографии, где на национальном языке печатались книги — религиозные, учебники, сборники сказаний. Были школы. Наиболее талантливых юношей посылали учиться в соседние английские колонии и даже в Англию — в основном для овладения техническими специальностями. Был развитый аппарат чиновников, руководствовавшихся письменным кодексом законов.

— Врешь, Саныч! Африка, девятнадцатый век! Что-то не похоже на дикие негритянские государства…

— Не дикие и не негритянские. Тип жителей не похож на типично африканский — фотографии сохранились, на них люди со смуглой, но явно светлой кожей, похожие на армян или грузин. Министры в шитых золотом мундирах с эполетами, тронный зал во дворце правителя, как в Лувре или Эрмитаже, парад войск в столице — четкие квадраты полков с ружьями на плече. Ну а государство там возникло, в чем юмор, в самом начале девятнадцатого века, причем при активном участии европейцев! Тогда король одного из тамошних племен, Имерины, принял на службу нескольких авантюристов и миссионеров, закупил через них ружья, создал и вымуштровал армию… и объединил весь остров под своей властью, создавая государство по образу и подобию европейских.

— То есть как Ирак и Америка… с поправкой на прошлый век?

— Ну в отличие от Саддама, самую первую войну с французами в 1883–1885 годах Мадагаскар сумел выиграть! Французы отступили, удержавшись лишь в немногих, но важных бухтах, причем даже французские военные признавали в общем удовлетворительную боеспособность островитян, вооруженных современными винтовками и пушками. Однако когда в 1895-м французы пришли снова, то встретили гораздо более слабое сопротивление. В первую войну почти два года они так и не смогли отойти от берега, где их поддерживал флот. Во вторую через несколько месяцев они приняли капитуляцию мадагаскарской армии возле столицы Антананариву.

Сами французы объясняли свой успех лучшей подготовкой. Действительно, если в первый раз они лезли нахрапом, не подумав о многом необходимом, да еще поставив во главе генерала, мягко говоря, не блещущего… то теперь они подготовились очень серьезно, со всем вниманием учтя опыт первой попытки. Однако бесспорно также, что и сопротивление им было оказано в этот раз намного слабее. И причина тому, как ни парадоксально, желание правителя подготовиться к новой войне.

До того промышленность, ремесла, торговля, культура естественным образом сочетались с первобытно-общинной жизнью основной массы населения. Не было даже своей национальной монеты… Расчеты велись в «у.е.», деньгах соседних английских или французских колоний. Для торговцев вовне это было удобнее, а внутри шел натуральный обмен. Однако правитель, ожидая, что для будущей войны потребуется много денег, решил срочно ввести капитализм и объявил приватизацию. Отныне каждый подданный был обязан платить налог в денежном виде, причем взымался он гораздо жестче и неукоснительнее, чем в прежние времена. Если прежде, при всех недостатках родо-племенного строя, простой крестьянин был уверен, что ему все же не дадут пропасть, то он узнал теперь, что отныне голод и бедствия лишь его проблемы. Как и то, где он добудет несколько монет налога, когда придут сборщики с солдатами; никакие отговорки не принимались. В деревнях появились батраки, чего не было раньше. Люди бежали от налогов в леса. Их ловили солдаты и расправлялись самым жестоким образом. Все для войны — все для победы. К тому же первым приватизатором правитель объявил себя, не забыв и о своем ближнем окружении. Если сам правитель все же искренне радел о благе государства, то не все из его родни были такими. Частыми были злоупотребления и открытое воровство. Легко понять, как отнеслись к нововведениям в народе, но даже торговцы и ремесленники жаловались, что чрезвычайные налоги, введенные в ожидании войны, для них непосильны. Они не могли быть уверены, что их собственность завтра не отнимут именем правителя и государства. И в глазах народа эти непопулярные нововведения связывались с чужой культурой и верой, люди не видели разницы между французами и собственной властью и армией. Тем более что денежной единицей в указе правителя был объявлен французский франк — монета будущего врага!

Французы пришли как раз в разгар этих событий. Конец истории печален и показателен. Правитель умер во французской тюрьме, но весь остров поднялся в восстании раньше, чем французы успели полностью разоружить армию. Возможно, бунт зрел уже давно, и последней каплей стали даже не французы, а отсутствие облегчения с их приходом. Любопытно, что сразу исчезли все внутренние противоречия. Знать и чиновники в большинстве примкнули к повстанцам, а попытки французов стравить между собой различные племена, сформировав из них местную полицию, полностью провалились. Всю войну Франции пришлось вести силами собственных солдат.

Особую жестокость событиям придало то, что Франция всерьез пыталась превратить Мадагаскар в свое подобие Австралии, поощряя колонизацию, раздавая земли на острове переселенцам. А там, где за солдатами идут гражданские колонисты, аборигены становятся просто лишним элементом. Для мадагаскарцев же любой пришелец был врагом. Отныне непримиримое различие шло даже не по нации — по культуре и вере: убивали за белую кожу, европейскую одежду, крест на груди. А островитян расстреливали за обряды по старой вере, за обучение чтению и письму на национальном языке. За спинами французских солдат были гражданские, которых должно было защищать от диких туземцев. Первое время партизаны были достаточно хорошо вооружены: отмечены случаи применения ими пулеметов, которые не состояли на вооружении прежней армии Мадагаскара, но не были и захвачены у французов! По обвинению в контрабанде оружия французские власти арестовывали американских и немецких торговцев. Значит, не все обвинения были сфальсифицированными. Шла война на истребление — народ на народ. Французы воевали за цивилизацию, мадагаскарцы — за возврат к вере и ценностям предков.

Восстание длилось 20 лет: с 1896 по 1916 год, вспыхивая и затухая, в разных частях острова. Чтобы его подавить, губернатор генерал Галлиени, тот самый, что позже станет героем Парижа в 1914-м, придумал особый способ. Идея была в обложении всех совершенно непосильным налогом, который взимался с предельной жестокостью, чтобы не оставалось никаких излишек партизанам, партизанская война тоже имеет свою экономику: если патроны можно взять у убитого врага, да и бои все же не ежедневно, то кормить бойцов надо всегда. Но теперь крестьяне не могли дать ничего — спасаясь от голода и французов, они бежали в лес. Поначалу это увеличило накал борьбы и число партизан, но затем начал сказываться избыток лишних ртов. Все попытки засеивать поля среди леса срывались французскими летучими отрядами, партизаны умирали от голода вместе с семьями чаще, чем от пуль. По оценкам французов, население острова с 1896 по 1905 год сократилось с пяти миллионов до двух с небольшим. Однако Галлиени, уезжая в 1905-м, мог рапортовать о подавлении восстания «в основном», но еще десять лет тлели искры.

Такая вот история. И ведь то, что творили французы, это однозначно геноцид! Посчитайте процент истребленного населения, даже Пол Пот в Кампучии перебил всего три миллиона из восьми! Однако в истории Франция конца XIX — начала XX века осталась исключительно как мирное буржуазное государство, никак не ассоциирующееся с беспощадным агрессором, страна высокой науки и культуры — Жюль Верн, Пастер, Мария Кюри, Ван Гог и Тулуз-Лотрек. Никто не клеймил Францию позором и не требовал международных санкций из-за того, что происходило на ее колониальных задворках — «джентльмен не заглядывает на задний двор к соседу». Это к тому, насколько международное право и общественное мнение тогда отличались от современного.