Тот, кто умрет последним - Джеймс Гриппандо

– Ей было двадцать четыре года, когда это произошло. – Голос Рене дрогнул.

Джек стоял, ощущая, как кровь пульсирует в его висках. Двадцать четыре. Могли он вспомнить, как чувствует себя человек, когда ему всего двадцать четыре года? Мог ли вообще представить себе такую молодую женщину с четырехлетней дочерью, совершенно разорившуюся, работающую по ночам в заведении «Хуттер», и ее мужа, который работает в двух местах, чтобы держать семью хоть отчасти на плаву? Разве это та жизнь принцессы, о которой Салли мечтала в детстве? Та самая жизнь, когда ей шесть раз в неделю приходилось возвращаться домой пропахшей сигаретным дымом и пивом. Когда она была вынуждена чрезмерно подчеркивать гримом красоту своего лица, надевать плотно облегающую тело кофточку, чтобы под ней были видны торчащие соски, и носить нейлоновые шорты, напоминающие узкие бикини. И все это только потому, что если бы она одевалась как обыкновенная женщина, то потеряла бы несколько долларов чаевых. А был ли во взрослой жизни Салли счастливый период? Понимала ли Салли, что ее никудышная жизнь не так уж плоха и могла бы быть значительно хуже, поскольку настоящий кошмар был еще только впереди?

– Кажется, идти дальше одна я не смогу, – призналась Рене.

Джек, не отдавая себе отчета в том, что делает, взял ее за руку, и они вместе двинулись по темному коридору. Шли они медленно, и под их ногами скрипели половицы террасы – скрип, скрип, скрип, – словно они отсчитывали время в обратном направлении, время их ухода в чудовищный мрак прошлого. Джек не тянул Рене вперед. Наконец Рене остановилась у открытой двери в ванную комнату.

Джек был рядом и включил свет, что позволило осмотреть внутреннюю часть помещения. На крышке унитаза сидела кошка, словно ожидая возможности напиться, потом она убежала. На раковине была широкая полоса ржавчины, а белую часть керамики покрывала плесень. Зеркало на шкафчике для лекарств прорезала глубокая трещина. Прямо напротив ванной комнаты была дверь, вероятно, ведущая во внутренний дворик.

– Вот откуда он проник в дом, – сказала Рене.

– Через окна с жалюзи?

Она кивнула. Он просунул руку сквозь жалюзи и открыл замок, повернув круглую ручку.

Джек посмотрел на замок, представил себе, как поворачивается ручка, и подумал о том, что делали Салли и маленькая Кэтрин, когда появился незнакомец. Интересно, о чем думал этот монстр, когда закрыл за собой дверь, вошел в дом и направился к спальне? Дрожал ли он или, возбужденный сексуально, ничего не боялся? А может быть, он по-настоящему трусил, той болезненной трусостью социально опасного человека, которая не шла ни в какое сравнение с бесконечными часами его извращенных фантазий, боязнью того, что все его планы и надежды окажутся несбыточными? Ведь его не удовлетворит ни власть над девочкой, ни над ее матерью, вызывающей у него вожделение, ни то, что он может делать с ними все, что захочет.

Рене прошла мимо раковины и остановилась в немом изумлении.

Джек сразу же понял почему. Ванна. Ее не было. Ее убрали и заменили душем с поддоном, но отпечаток от ванны зиял огромным шрамом, жестоким напоминанием о разыгравшейся здесь трагедии. Джек видел многие места преступлений и их фотографии, но привыкнуть к этому зрелищу так и не сумел. При осмотре такого места до сознания доходило, что преступление действительно произошло, что ничего нельзя изменить, что комок будет сдавливать твое горло до тех пор, пока ты не почувствуешь боль, не услышишь крики, не представишь себе в полном объеме ужас, охвативший жертву. Именно здесь преступник склонился над ванной, наполнил ее водой и смыл кровь Салли со своего ножа. Именно здесь он застирал окровавленную блузку Салли, опуская ее в воду и выжимая, пока вода не стала розовой. Потом он принес дочь Салли, еще живую, связанную по рукам и ногам, и опустил в ванну, испытывая наслаждение от того, что в глазах ее застыл ужас. Потом он медленно перевернул Кэтрин лицом вниз и смотрел, смотрел с удовольствием. Джек знал, что он смотрел, потому что провел четыре года, защищая подобных монстров, приговоренных к смертной казни. Он видел, как тусклый свет загорался в их глазах, когда они вспоминали о своих «победах», Эти чудовища не видели никакого смысла в убийстве, если не могли наблюдать последний момент расставания с жизнью. Этот сукин сын смотрел, как содрогается тело девочки, как поднимается и опускается ее голова, как поднимаются и опускаются ее связанные ноги – страшное подобие движений Русалочки. Он удовлетворил свое любопытство лишь тогда, когда своими собственными глазами увидел, сколько нужно окровавленной воды, чтобы заполнить ею ее маленькие легкие.

– Мы можем уйти, – предложил Джек.

– Нет, я хочу посмотреть спальню.

Они вышли из ванной комнаты и направились дальше по коридору. Дверь спальни была приоткрыта примерно на фут, как раз настолько, чтобы кошки могли беспрепятственно входить и выходить. Рене открыла дверь полностью и включила свет. В люстре на потолке было четыре лампы, но горела только одна, отчего в полутемной комнате появилось множество теней – теней кошачьих, теней от десятков кошек. Кошек на кровати, на трюмо, на полу, в корзинах для грязного белья, разбросанных по полу. И Джек почувствовал, как его глаза наполняются слезами.

– Похоже, его одиннадцать кошек принесли большой приплод, – заметил он.

– Я хочу осмотреть стенной шкаф.

Из того, что он читал о преступлении, Джек знал, что убийца прятался в стенном шкафу. Рене обошла спящий рыжий комочек, и Джек последовал за ней в конец спальни. Рене остановилась перед закрытой дверцей.

– Открыть ее? – спросил Джек.

Безмолвно посмотрев на дверцу, Рене кивнула.

Джек предложил открыть дверцу без колебаний, но, когда потянулся к ручке, что-то в нем затрепетало. С момента преступления прошло пять лет, с тех пор в доме жили десятки разных людей, и умом он понимал: бояться того, что могло быть по другую сторону дверцы, не следовало. Но что-то внутри его противилось этому.

– Пожалуйста, – попросила Рене, – откройте.

Металлическая ручка дверцы была холодна, так же холодна, как кровь, которая текла по жилам убийцы. Он повернул ручку. Запор щелкнул. Открыв дверцу, Джек неожиданно увидел черное пятно, отчего сердце у него ушло в пятки. Поверх ботинок Джека промчалась кошка.

Они с Рене переглянулись, стараясь успокоить разыгравшиеся нервы. Джек раскрыл дверцы полностью и заглянул внутрь.

– Вы говорите, что он вошел через окно в ванной комнате, да?

– Так мне рассказывала Салли. Согласно полицейскому докладу, были признаки проникновения через дверь ванной комнаты.

– Значит, он проник в ванную комнату, прошел через холл к спальне Кэтрин и спрятался в стенном шкафу?

– Такова версия.

Джек показал на дверцу в потолке внутри стенного шкафа.

– А куда, по-вашему, ведет эта дверца?

– На чердак? – неуверенно ответила Рене, взглянув наверх.

К стене шкафа были прикреплены полки, которые можно было использовать как лестницу. Джек поднялся на третью полку, толкнул клееную фанеру и открыл дверцу в потолке.

– Да, это чердак. Интересно, не пробрался ли он сюда этим путем?

– Думаю, это возможно. Салли, по-моему, не знала всех версий, которые отрабатывала полиция. Прокурор проявлял особую скрытность в том, что касалось расследования, которое он вел.

– Расскажите мне об этом. Несколько недель назад я сам слегка повздорил с ним. Они считают, что, поскольку следствие еще не закончено, предавать его результаты широкой огласке не стоит.

– Вы не хотели бы заглянуть?

– На чердак?

– У полиции было пять лет на расследование этого преступления. Почему бы и нам не посмотреть?

– О'кей, конечно. Почему бы нет? – Джек пожал плечами.

Он поднялся по полочкам, откинул потолочную дверцу в сторону и просунул голову на чердак. Воздух на чердаке был тяжелый, и Джек почти сразу вспотел, поскольку температура там оказалась градусов на десять выше, чем в доме. Присмотревшись, Джек увидел голую электрическую лампочку на проводе. Он потянул за шнур, и чердак осветился.

– Есть свет, – сообщил Джек.

– Хорошо, – ответила Рене.

Джек поднялся по оставшимся ступенькам и подтянулся на руках. На чердаке не было пола – только открытые балки да изоляция. Поэтому ему пришлось распределить свой вес между тремя балками. Слабого освещения было достаточно для того, чтобы осмотреть весь чердак. Он был такой же длины, как и дом, и шел от одного конца крыши до другого. Джек очутился в том месте, где высота чердака была наибольшей, то есть в самом центре. До крыши было около трех футов. Окон он не видел.

– Вряд ли он мог попасть в дом отсюда, – сказал Джек. – Никакого доступа извне сюда нет.

– А доступа из другой комнаты нет?