День независимости - Ричард Форд

Полиция сосредоточена на краю парковки, перед последним домиком, поэтому я останавливаюсь на другом конце, за конторой мотеля, в ней горит свет, а в окно видна стойка портье. Если мне удастся получить номер вдали от театра активных действий, я смогу проспать оставшуюся треть ночи.

Внутри конторы вовсю работает кондиционер, из-за двери, занавешенной красной тканью, несется густой и едкий запах какой-то стряпни. Сидящий позади стойки клерк – худощавый, хмурый уроженец Индийского субконтинента – окидывает меня быстрым взглядом. Он с безумной быстротой тараторит по телефону на языке, мне неведомом. Не прерывая разговора, клерк снимает со стопки регистрационных карточек верхнюю и подвигает ее по стеклянной поверхности стойки к посаженной на цепочку ручке. Под стеклом лежат несколько написанных от руки недвусмысленных инструкций относительно поведения в номере: никаких домашних животных, еду готовить нельзя, телефон бесплатный, почасовая оплата не практикуется, гостей не принимать, бизнесом не руководить (ничто из этого в мои нынешние планы не входит).

Клерк, одетый в положенную ему по чину белую рубашку с короткими рукавами и грязным воротничком, так и продолжает тараторить и даже в какой-то миг переходит на крик, пока я, заполнив гостевую карточку, не пододвигаю ее к нему вместе с моей «визой». Тут он просто кладет трубку, откашливается, встает и начинает что-то писать на карточке собственной шариковой ручкой. Мои нужды, по-видимому, мало чем отличаются от нужд других постояльцев, поэтому обмен любезностями мы опускаем.

– Что случилось на том конце? – спрашиваю я, надеясь услышать, что все уже закончилось, дальнейших серьезных потрясений не предвидится. Может, там просто демонстрируют отцам города Риджфилда полицейские процедуры.

– Не беспокойтесь, – отвечает клерк с нервозностью, способной обеспокоить кого угодно. – Все уже уладилось.

Он протягивает мою карточку сквозь щель проверяющей кредитоспособность машинки, поднимает на меня взгляд, не улыбается, просто утомленно вздыхает и ждет, когда зеленые цифры подтвердят, что заплатить 52 доллара 80 центов я в состоянии.

– И все же, что случилось? – настаиваю я, изображая полное отсутствие беспокойства.

Клерк вздыхает:

– Лучше держаться подальше оттуда.

Он привык отвечать только на вопросы о стоимости номеров и времени, на которое они сдаются. Шея у него длинная, тонкая, такая гораздо лучше смотрелась бы у женщины, уголки рта затенены маленькими, уже не женственными пучочками волос. Большого доверия он не внушает.

– Мне просто интересно, – говорю я. – Идти туда я не собираюсь.

И оглядываюсь сквозь окно на огни, полицейские и «неотложки», по-прежнему разгоняющие тьму. На 7-м шоссе остановилось несколько машин, явно принадлежащих зевакам, вспышки мигалок озаряют лица водителей. Двое патрульных полицейских штата Коннектикут со стетсонами на головах стоят, совещаясь, у своей машины – руки скрещены на груди, плотная, облегающая форма придает им обличие людей сильных и строгих, но, вне всяких сомнений, справедливых.

– Кого-то ограбили, – говорит клерк, пододвигая ко мне квитанцию, на которой я должен начертать: «Фрэнк Баскомб». В этот миг из задрапированной двери появляется низенькая, полная, густоволосая женщина в черно-красном сари и с затравленным выражением на лице. Глухо сказав что-то клерку, она уходит обратно. По непонятной причине я чувствую, что она участвовала в недавнем телефонном разговоре и теперь клерка снова требуют к аппарату – возможно, оставшиеся в Карачи родственники желают намылить ему шею за то, что произошло на другом конце парковки.

– Как это случилось? – спрашиваю я, выводя свое имя над пунктирной линией.

– Мы не знаем. – Он покачивает, сравнивая подписи, головой, затем разрывает квитанцию пополам; о женщине ни слова, точно ее здесь и не было. Уверен, это ей мы обязаны ядовитым кухонным запахом. – Они вселились. Потом был какой-то шум. А как и что произошло, я не видел.

– Кто-нибудь пострадал? – Я смотрю на квитанцию в его пальцах, уже сожалея, что подписал ее.

– Может быть. Не знаю. – Он протягивает мне мою «визу», квитанцию и ключ. – Будете уезжать, мы вернем залог за ключ. Не позже десяти утра.

– Отлично, – отвечаю я и безотрадно улыбаюсь, прикидывая, не отправиться ли мне все же в Дансбери.

– Ваш номер на этом конце, годится? – говорит клерк и указывает в окошко на тот край вереницы дверей, в котором я и надеялся поселиться, и равнодушно улыбается, демонстрируя маленькие ровные зубы. Ему, надо полагать, зябко в его рубашке с короткими рукавами, впрочем, покончив со мной, он сразу снимает с телефона трубку и начинает бормотать что-то на своем непостижимом языке, понизив голос из опасения, что мне известно слово-другое из урду и потому я могу проникнуть в некую важную тайну.

Я выхожу на парковку, ночной воздух кажется еще более наэлектризованным и тревожным. Другие постояльцы мотеля уже расходятся по постелям, но полицейские рации продолжают потрескивать, нервно подрагивающее красное слово «МОТЕЛЬ» гудит, а автомобили полиции, «неотложка» и остановившиеся на шоссе машины создают у меня отчетливое ощущение сильных инфразвуковых вибраций. Где-то неподалеку проснулся от всего этого и разволновался скунс, и едкий запах его словно летит сюда, на свет, из-за темных деревьев. Я думаю о Поле, до которого мне уже рукой подать, и желаю ему спокойного сна – от которого и сам не отказался бы.

Дверь последнего в противоположной череде мотельного домика распахнута, за ней горит резкий свет, быстро мелькают чьи-то тени. Несколько полицейских стоят вокруг запаркованного прямо перед дверью синего «шевроле субурбан», все дверцы нараспашку, внутреннее освещение включено. К машине прикреплен прицеп с лодкой, «Бостонским китобоем», и отпускным снаряжением: велосипед, водные лыжи, связка легкой раскладной мебели, баллоны для подводного плавания и деревянная собачья конура. Местные копы что-то ищут в лодке, светя фонариками. К заднему боковому окну машины прилеплена на присосках картинка – плотоядно ухмыляющийся Багз Банни.

– Безопасного места теперь нигде не отыщешь, – произносит за моей спиной хриплый мужской голос, и я даже подпрыгиваю от неожиданности. Быстро обернувшись, я вижу здоровенного, тяжело дышащего негра в зеленой униформе перевозочной компании «Мейфлауэр». Под мышкой у него зажат черный кейс, а над нагрудным карманом и под красным «Мейфлауэр» вышито в желтом овале слово «Тэнкс». Смотрит он туда же, куда только что смотрел я.

Мы стоим прямо за моей «краун-викторией», и, едва увидев его, я замечаю также фургон «Мейфлауэр», запаркованный по другую сторону 7-го шоссе, у закрытого в этот час овощного ларька.

– Что там происходит? – спрашиваю я.

– Мальчишки вломились в номер хозяев этого «субурбана», ограбили их. А после убили владельца. Оба вон там, – он указывает пальцем, – в той полицейской машине. Кому-нибудь стоило бы пойти туда, вышибить из них дух, да и дело с концом.

Мистер Тэнкс (имя, фамилия, прозвище?) тяжело вздыхает. У него широкое лицо покрывшегося копотью футбольного форварда, огромный нос с большими ноздрями и почти невидимые, так глубоко они сидят, глаза. Униформа мистера Тэнкса состоит из нелепых длинных зеленых шортов, которых едва-едва хватает, чтобы обтянуть его гузно и бедра, и черных нейлоновых гольфов до колен, подчеркивающих сходство его икр с большими бифштексами. Мистер Тэнкс на голову ниже меня, но мне не составляет труда представить его в обнимку со шкафом или новым холодильником, который он тащит по нескольким лестничным маршам.

Двое патрульных полицейских по-прежнему охраняют свою машину, стоящую с включенными фарами в самой середке парковки. Сквозь ее заднее окно я различаю сначала одну белую физиономию, потом вторую; юношеские лица склонены вперед – это означает, что оба в наручниках. Юноши молчат и, по-моему, наблюдают за патрульными. Тот, которого я вижу яснее, вроде бы улыбается в ответ указавшему на него мистеру Тэнксу.

Глядя на эти лица, я чувствую, как у меня что-то нервно подрагивает внутри, словно в животе закрутился вентилятор. И гадаю, не сулит ли это нового содрогания, но нет, обходится без него.

– А как узнали, что это их рук дело?

– Да они удрать попытались, вот так и узнали, – уверенно отвечает мистер Тэнкс. – Я как раз выезжал на седьмое. И вижу – полицейская машина шпарит на скорости миль в сто. Милях в двух отсюда их взяли. Разложили обоих по капоту, мордами вниз. Всего за пять минут управились. Мне об этом патрульный рассказал.

Мистер Тэнкс вздыхает снова, угрожающе. От него, водителя грузовика, приятно попахивает кожей сидений и упаковочным уплотнителем, в который завертывают хрупкие вещи.

– Бриджпорт, – бормочет он, выговаривая «порт» как «пот». – Убийство, оно и есть убийство.