Я буду первым - Натали Лав

— У меня ведь 31 неделя только. Что с моей дочерью?! — шепчу так, словно кричу на всю палату.

— Жива она. Жива! — Платон мгновенно считывает мое состояние и не дожидается следующих вопросов, — В кувезе она. Не бойся. Врачи ей обязательно помогут.

Что он глупости говорит? Как можно не бояться? Она же наверняка крохотная совсем. И мало ли какие осложнения…

Говорить тяжело. Но он меня и так понимает.

— Не нагнетай. Это же наша дочь. Она справится. Мы в хорошей клинике. Ей проводят необходимое лечение. Нужно будет привезем еще спецов. Оборудование. Лекарство. Всё будет, что нужно.

— Увидеть хочу, — шепчу, понимая, что рада, что он здесь, рядом.

— Нет, — мне кажется, я вижу, как он отрицательно машет головой, хотя глаза я закрыла. Они сами закрылись. Сил нет, — Нельзя. Ты после операции. Врач разрешит вставать, сходим вместе.

Помолчав какое-то время добавляет:

— Она красивая.

Что в его голосе? Нежность? Странно так. Мне казалось, что Платон и нежность несовместимы.

— Им документы твои нужны… добавляет он, имея в виду персонал клиники.

— В машине должны быть. Паспорт и страховка.

Стоп. А как меня оперировали без документов?

— Платон, ты, что, документы не нашел?

— Я их и не искал. Не до того мне было.

— А как же тогда?

— Деньги, Лен.

Возвращаются воспоминания, как все случилось.

— Я тонула. Ты меня вытащил?

Я делаю над собой усилие и открываю глаза, внимательно изучая идеальное мужское лицо.

Он серьезно смотрит на меня:

— Ты от меня не отделаешься. Даже не мечтай.

— А я думала, ты меня еще притопишь. Чтобы не мучилась.

— Твое счастье, что ты — больная. А то бы я тебя выпорол за то, что ерунду говоришь, — вот теперь знакомая кривоватая усмешка танцует на его губах, — Я позову кого-нибудь, чтобы убрали.

Он нажимает какую-то кнопку, появляется сотрудница клиники, которая вытирает пол.

Мне нужно еще многое узнать, но у организма нет на это резервов. Глаза снова закрываются.

Я успеваю лишь пробормотать:

— Мама?

— Знает. Они с Давлатовым летят сюда.

После этого, несмотря на тошноту, я снова проваливаюсь в небытие.

В следующий раз в себя меня приводит испанская речь. В палате мужчина и женщина в белых халатах. Врачи. Они обсуждают мое состояние. Заметив, что я очнулась, начинают сыпать вопросами. Отвечаю.

В свою очередь спрашиваю, когда мне можно будет встать. Очень хочу увидеть дочь и понять, что она на самом деле существует.

— Сегодня лучше этого не делать. Завтра после осмотра, — отвечает мне мужчина.

— А моя дочь? Как она? — задаю вопрос, который заставляет сердце сжиматься от страха и неизвестности.

— Ребенок недоношенный. Вес 1600 грамм, рост 35 сантиметров. Есть проблемы с легкими. Но Ваш муж оплатил необходимые препараты. Их уже доставили. Проводится соответствующее лечение. Угрозы жизни нет. Для остального необходимо время.

Сердце сжимается от слов "1600 грамм", "рост 35 сантиметров". Слишком крохотная. Проблемы с легкими вообще не внушают оптимизма. Я так сильно беспокоюсь, что мой мозг не сразу распознает какое-то странное слово "муж". Нет у меня никакого мужа. О чем я и собираюсь заявить, но вовремя прикусываю язык. Вряд ли им нужны подробности моей личной жизни.

Вместо этого интересуюсь с запинкой:

— Проблемы с легкими?

— Да. Девочка родилась рано. Легкие не до конца развиты, — заметив испуг на моем лице, женщина добавляет, — Не переживайте. Это все поправимо.

Мне хочется ей верить. Хочется взять мою малышку на руки и никому не отдавать.

В дверях показывается Платон. Врачи отчитываются ему о моем состоянии. А он выглядит тем, кто привык командовать. И брать ответственность за себя и других людей. Я такого Платона пока не знаю. Но он мне более симпатичен, чем тот другой Платон, который перевернул мою жизнь с ног на голову.

Врачи, переговорив с Хромовым, покидают палату.

Он подходит ко мне и протягивает мне телефон.

— Матери перезвони, а то Давлатов обещал меня утопить, когда увидит.

— Зачем?

— Видимо, решил, что это всё из-за меня.

За беспокойством о дочери я совсем забыла об их "нежных" отношениях.

— Перезвоню, конечно. А почему ты моим мужем назвался?

— Как-то по-другому надо было? — и, не давая мне ответить, заявляет, — Выйдешь за меня?

Неужели я слышу это от него? Нет, не может быть. Он же считает, что во всем этом нет никакого смысла, а женщины существуют лишь для того, чтобы скакать на его члене.

На всякий случай, вдруг у меня галлюцинации после наркоза, переспрашиваю:

— Что ты сказал?

— Выйдешь за меня замуж, Лен?

Глава 20

Еленка

Я уверена, что не ослышалась.

Но все равно не ожидала этого, поэтому спрашиваю как всегда прямо:

— Зачем?

Подтягивает стул к моей кровати, опускается в него.

— Я люблю тебя, — простые слова звучат словно звон колокола по палате, — Ты можешь мне не верить. Я сам себе долго не верил. Однако ж… И меня угораздило.

Вместо ожидаемой усмешки Платон остается серьезным. Протягивает руку, касается моей щеки. Шероховатости на кожи мужской руки ощущаются мною, как нечто само собой разумеющееся. От руки я чувствую тепло, которое согревает мою истерзанную душу.

— Сейчас после всего я бы не стал в нашу первую ночь заниматься с тобой сексом. Я бы подарил тебе кольцо и попросил бы твоей руки. Отвел бы сначала в ЗАГС, потом в церковь. Любовался бы тобой в белом платье. И как маньяк ждал бы первой брачной ночи. Так бы было правильно, Лен. Я понял это поздно. Только ничего не изменилось. Я хочу, что бы ты была моей, чтобы носила на пальце мое обручальное кольцо, чтобы в храме дала клятву быть со мной и в болезни, и в здравии, чтобы родила мне еще детей. А я буду беречь тебя, потому что ты самое большое мое сокровище. Клянусь, что больше никогда тебя не обижу. И сделаю все, чтобы ты была счастлива.

Он продолжает гладить меня по щеке, а я смотрю на него во все глаза. Что случилось с тем циником, которого я знала?

— Так что — выйдешь за меня замуж? Или будем жить во грехе? Другого выбора я тебе не дам.

Может, и надо встать в позу. И вечно припоминать ему то, что он сделал. Но я не хочу. Я ведь тоже люблю его. И мне хочется узнать его по-настоящему. Без состояния войны.

— Выйду, — соглашаюсь на предложение, решив рискнуть.

Если не давать друг другу ни малейшего шанса стать лучше, если не прощать, то какой смысл любить другого человека? В этом