Война Хонор - Дэвид Вебер

– В разгар войны? – возразила Хонор.

– Войны, которую мы выигрывали… пока я не допустила, чтобы эти сволочные ублюдки приняли «перемирие» Сен-Жюста! – огрызнулась королева.

– Прекрати, Елизавета! – Хонор посмотрела на свою повелительницу почти сердито. – Задним умом все сильны, и ты не исключение, но сейчас твои гадания ничего не изменят. Ты была как капитан в разгар сражения. Он должен решить, что ему делать сию секунду, под обстрелом ракет и лазеров. Потом, когда все кончится, любой может сесть у компьютера и проанализировать, что именно следовало сделать с учетом всех обстоятельств. Но ему-то нужно было принимать решение тогда, имея на руках только то, что он знал и предчувствовал во время боя, и когда никто не знал, чем всё закончится. И уж конечно ты не могла заподозрить, что правительство Высокого Хребта использует мирные переговоры для того, чтобы увернуться от выборов! Конечно, ты могла бы заставить их раскрыть свои карты. Но ты не умеешь ни предсказывать будущее, ни читать мысли. Альтернативой в тот момент был полный паралич власти, а окончание войны – далеко не очевидным. Поэтому ты решила не рисковать. И только потом Высокий Хребет загнал нас всех в ловушку этими своими бесконечными мирными переговорами. Никто не говорил, что он, Декруа и Новый Киев не разбираются в пружинах внутренней политики – особенно подлой её разновидности.

– Не говорил, – наконец согласилась Елизавета и вздохнула. – Жаль, что Конституция не дает мне власти распустить парламент и самой объявить новые выборы.

– И мне жаль. Но раз не дает, значит сделать этого ты не можешь. Что возвращает нас к моим проблемам. В отличие от тебя, Высокий Хребет может объявить новые выборы когда только пожелает. И он постарается использовать Хэмиша и меня до тех пор, пока это кровавое пиршество не склонит в его сторону результаты опросов общественного мнения. А вот тогда – придет его время.

– Может быть, ты права, – сдалась Елизавета, явно против воли. – Но даже если ты действительно права, Хонор, я не думаю, что отъезд домой на Грейсон хоть что-то исправит. Во-первых, это будет выглядеть так, будто они тебя вышвырнули. И, во-вторых, внутренняя политика Мантикоры – это ведь не все, о чем нам приходится беспокоиться, не так ли?

– Так. – Хонор опустила голову, ибо на этот раз королева была абсолютно права.

Нравы Звездного Королевства были по сути своей весьма либеральны, и «преступление» Хонор и Хэмиша в глазах мантикорцев состояло в том, что любой намек на интрижку между ними нарушал святость клятвы, которую граф Белой Гавани давал при совершении таинства брака. Другие религии и верования практиковали менее строгие версии брака, и каждая из них считалась в глазах общества столь же юридически законной и морально приемлемой, как и все остальные. Как ни странно, из-за этого предполагаемое преступление Хэмиша становилось более тяжким: он добровольно связал себя с женой совершенно определенными, глубоко личными обязательствами, при том что его не побуждали к этому никакие внешние требования, ни социальные, ни юридические. Если бы сейчас он отдал свою любовь другой женщине это означало бы, что он уклоняется от ответственности, которую ранее принял на себя по собственной воле. Это уже было очень плохо. А на Грейсоне, где – по крайней мере, до самого последнего времени – существовал единый религиозный и социальный кодекс и патриархальный институт брака, все воспринималось гораздо хуже.

Больше всего в грейсонцах Хонор удивляла сейчас не бурная реакция, а ничтожное число поверивших обвинениям. Она искренне ожидала, что большинство населения, особенно памятуя её связь с Полом, будет готово поверить в самое худшее и безоговорочно осудить. Но она ошиблась, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему так получилось.

Граф Белой Гавани по праву пользовался на Грейсоне огромным уважением общества, но это почти не сыграло роли. Все дело было в Хонор. Они её знали, они ей верили. Да, вот так вот просто. Они помнили, что она никогда не скрывала, что они с Полом были любовниками, никогда не пыталась притвориться кем-то, кем она не являлась. Даже те, кто по-прежнему ненавидел её по религиозным соображениям, знали, что она никогда не стала бы отрицать истину. И потому, услышав ложь, легко отличили её от правды.

А в результате назревала чудовищная катастрофа. Грейсонцы были сердиты не на Хонор, потому что знали, что все обвинения – ложь. Они обозлились на Мантикору – за то, что это государство не сумело предотвратить гнусную кампанию. Они воспринимали её как публичное оскорбление и унижение женщины, которая дважды спасла их мир от завоевания и по крайней мере один раз от ядерной бомбардировки религиозными фанатиками. Хонор всегда было изрядно неловко от безудержных восхвалений грейсонцев. Ей казалось, что их почти религиозное почитание кощунственно по отношению к другим людям, погибшим в битвах у звезды Ельцина. Но происходящее ей не приснилось бы и в самых жестоких ночных кошмарах.

Отношение Грейсона к Звездному Королевству за последние три стандартных года опасно изменилось. Прежние благодарность, восхищение и уважение к Королевскому Флоту Мантикоры, к центристам и – в особенности – к самой королеве Елизавете были по-прежнему огромны. Но в обществе вызревала глубокая, неистовая ненависть, направленная на действующее правительство. Высокомерная манера, с которой кабинет Высокого Хребта своевольно и в одностороннем порядке принял предложение Оскара Сен-Жюста о перемирии, когда безусловная победа была уже у Альянса в кармане, вызвала всеобщее негодование. Это решение многими расценивалось как предательство по отношению ко всем союзникам Звездного Королевства, и в особенности к Грейсону, который внес в войну несоизмеримо больший вклад и понес несоизмеримо большие потери, чем все остальные партнеры по Альянсу.

Последующие действия барона Высокого Хребта не смягчили этой реакции. Грейсонцам, как и самим хевенитам, было очевидно, что Высокий Хребет и Декруа ввязались в бесконечные переговоры отнюдь не из соображений доброй воли. Интерпретации их мотивов могли быть разными, но их двуличие было очевидно для всех союзников. Барон нисколько не улучшил ситуацию, продолжив в том же духе: он просто объявлял свои решения тем, кто, как предполагалось, были для него партнерами по договору. Даже не делал вид, что собирается советоваться и согласовать свои действия с остальными. Отчасти, как полагала Хонор, подобная недальновидность была вызвана его крайней сосредоточенностью на чисто внутренних проблемах, но она также служила наглядным отражением его характера. Он считал мантикорских йоменов и простолюдинов существами, стоящими бесконечно ниже него самого, а уж иностранные простолюдины по определению были недостойны того, чтобы тратить на них драгоценное время.