Элизабет Тейлор. Жизнь, рассказанная ею самой - Элизабет Тейлор

– Дети останутся сиротами… дети останутся сиротами…

Разрядилось все… смехом. Джессика, в ужасе раскрыв глаза, произнесла:

– Как с «Битлз»…

Сравнение с мальчишками почему-то нас троих рассмешило. К тому же раздались сигналы полицейских машин, прибывших на помощь. Я принялась помахивать ручкой, шепча те самые «Фак ю! И тебе фак ю!»…

Все это не могло не нервировать, а любое неудовольствие Бартон привык выплескивать на меня. Девочка для битья, отдушина, на которую можно наорать в любую минуту, даже если тебе просто надоели орущие под окнами фанаты или из-за дурной погоды болят суставы с застарелым артритом. Только эта «девочка» не собиралась молча сносить все нападки, я отвечала тем же, мы орали друг на дружку так, что слышала половина отеля. Мне казалось, что сам того не сознавая, Ричард винит в сумасшествии фанатов и нашем ненормальном образе жизни меня. От этого становилось еще обидней.

Как хотелось послать всех к черту и отправиться в Пуэрто-Вальярта на свою виллу, чтобы спокойно почитать и погреться на солнышке. Однажды я со вздохом объявила о своем желании, Бартон фыркнул:

– Не стоит, затопчут и Пуэрто. Хорошее же место, пусть хоть другие отдыхают спокойно.

Почему поклонники, не все, конечно, а вот такие, сумасшедшие, готовые визжать, орать и рвать на части, не понимают, что они отравляют жизнь своим кумирам, даже я, с детства привыкшая к орущим толпам и необходимости пробираться куда-то с помощью полиции, была потрясена волной безумия, вызванного нашим браком. Ну поженились, что ж из-за этого волосы рвать на сувениры?

Я всегда очень боялась за детей. В Пуэрто-Вальярта было еще относительно спокойно, а вот после сумасшествия в Торонто и затем в Бостоне мы принялись выставлять жесткие условия безопасности своего пребывания. Возможно, это повлияло на решение больше времени проводить в Европе. Поклонники в Америке куда более фанатичны и готовы рвать кумиров на части. В Англии много спокойней, в Швейцарии тем более, трудно в Риме, там долго помнили съемки «Клеопатры» и тоже желали иметь на память клок волос «Лиз и Дик». Но даже моих густых волос на всех не хватило бы.

Майкл, тебе хорошо знакома жизнь, когда ты видишь город либо из окна своего номера в отеле, либо поверх голов многочисленной охраны и ревущих фанатов. Из дверей отеля сквозь толпу с вымученной улыбкой на губах и опасливой мыслью, сумеет ли охрана удержать наступающих поклонников, в распахнутую дверь лимузина, куда тебя почти вталкивают, потому что напор желающих выразить свое восхищение явно превышает физические возможности охранников, помахивание рукой из машины и снова мысль, что автомобилю не удастся пробиться… Потом тебя также вытаскивают из машины, например, перед дверью ресторана или какого-то зала, протискивают внутрь иногда почти бесцеремонно, но ты не обижаешься, лучше получить легкий тычок в спину от охранника, чем быть порванной на части теми, чей напор он сдерживает.

К тому времени, когда полиция, наконец, научилась выставлять заграждение подальше, как делали во время визитов королевских особ, у нас было не счесть синяков от щипков поклонников. Никогда не думала, что существует столько ненормальных, которым доставляет удовольствие ущипнуть кумира, но испытала это на своем теле и поняла, что человеческая дурь не имеет границ. Что за удовольствие – поставить мне синяк на предплечье? Но кому-то это удовольствие доставляло…

Не будем о грустном, все же куда больше тех, кто действительно приходил посмотреть, поприветствовать, выразить свою любовь. Таких больше, и их глаза запоминаются сильнее, чем выходки ненормальных фанатов. Правда, таким редко удается пробиться в первые ряды, обычно совестливых оттесняют.

Бартон смеялся, что я должна платить высокие налоги не столько потому, что у меня большие заработки, сколько из-за необходимости держать штат конной полиции и тратить уйму сил на ремонт столбов и ограждения по пути моего следования. Я согласна, если бы полиция и правда защищала и принимала так называемые превентивные меры, но в самом начале нашего брака охранных мер было явно недостаточно, и платить тем, по чьей вине я сутками лежала в номере с примочками на лбу и перебинтованными руками, не хотелось.

Вот как я сердита на ненормальных фанатов и не умеющую справляться с ними полицию!

Если серьезно, то невозможность жить нормальной жизнью – проблема для большинства звезд. Закон прост – стал звездой, значит, стал всеобщим достоянием, забудь о своих собственных интересах, живи в угоду публике. Иного не дано, если есть популярность, значит, есть подглядывание, подслушивание, нездоровый интерес, гадкие сплетни, откровенная ложь, которой иногда больше, чем правда, и чем наглее эта ложь, тем больше ей верят. Каждый считает вправе сунуть нос в личную жизнь звезды, а если нос прищемили, то выдумать гадость и выдать ее за с трудом добытую информацию. Публика все проглотит.

Сейчас это стало привычным, но начинали с нас с Бартоном. Я не хвастаю, я сокрушаюсь. Иногда кажется, что мы оказали нехорошую услугу нынешним звездам. Может, если бы мы воевали с этой волной лжи и наветов, судились, выступали против, то папарацци были бы более осторожны. Но это означало бы превратить свою жизнь в сплошное судебное заседание, а тратить на это время и силы вовсе не хотелось. Казалось, проще не замечать, улыбаться, помахивать ручкой, сквозь зубы посылая к черту, и жить, как живется.

Бартон говорил, что нужно построить большой дом на отдаленном острове и накидать в воду вокруг плавучих мин. Но потом сам же смеялся, что, пожалуй, повесился бы в этом доме через неделю, как только соскучился по друзьям и выпивке. Возможно, мне было легче, я с детства просто не знала другой жизни, став звездочкой в десять, уже к четырнадцати привыкла к тому, что узнают на улице и приветствуют. Правда, привыкнуть к тянущимся к лицу и дергающим за волосы рукам фанатов так и не смогла.

Я уже многие годы мало интересна папарацци, они, конечно, преследуют каждый мой выезд в госпиталь и возвращение из него, но волос не рвут и за руки не щиплют. А виллу в Беверли-Хиллз охраняют тренированные парни из Израиля, там хороший спецназ. Хотя охраняют они не меня, кому нужна старая развалина, о нападении сексуального маньяка в моем возрасте и с моими болезнями можно только мечтать. Охраняют мои драгоценности, это верно, потому что я не могу позволить им пропасть. Вовсе не из скряжничества, а потому что считаю себя всего лишь их хранительницей, придет время, когда меня не станет, и драгоценностями будут владеть другие люди, очередные хранители, как были