Сын погибели - Владимир Свержин

Он указал на рыцарей Гуго де Пайена, стоявших за его спиной.

— Пробил час избавления от скверны! Пусть же слово Божье станет броней для вас, и лик Господень — вашим знаменем! Пусть мечи ваши, обращенные против нечисти, наполнятся силой креста Господнего. И помните: сам Отец небесный ведет нас устами святителя Иоанна. — Он сделал знак, и Гуго де Пайен поднял для всеобщего обозрения серебряный реликварий в виде человеческой головы. — Здесь хранится то, чему имя — Предвечная Мудрость, и прозвание которому — Спасение! Здесь хранится высочайший дар, оставленный человеку волею Господа нашего, знамение извечной милости его. Восстаньте и воспряньте, рыцари Божии! И да не будет на этой земле кого-либо, носящего оружие, кроме отмеченных печатью воинства Христова! Слово Истины следует перед вами, но если козни врага рода человеческого заставляют неразумных посягнуть на Истину…

— Смерть! — взревело войско. — Так хочет Бог!

— Во славу Господа да поразят клинки ваши диавола, овладевшего помыслами и телами смертных! И да спасется душа их, и да вернется прах к праху!

Гул одобрения был ответом ему, и звон оружия недвусмысленно говорил о пылком желании новых крестоносцев немедленно идти спасать души, обращая в прах бренную плоть.

На пустошь у монастырских стен вылетел одоспешенный всадник на взмыленном коне.

— Ваше сиятельство, — наездник осадил коня, — у Шантелера задержан эскорт папского легата.

— Кого?

— Легата Его Святейшества, — повторил гонец.

— Так ведите его сюда.

— Он отказывается. Говорит, что следует в Париж — к королю.

— В таком случае мое приглашение будет еще более настоятельным!

— Но его сопровождает немалый отряд папской гвардии. Они хорошо вооружены и, похоже, не собираются повиноваться.

— Никаких других вооруженных людей, кроме отмеченных знаком вот такого креста, — Тибо Шампанский указал на свой плащ, — не должно быть в моих владениях. Если они попробуют воспротивиться, пусть остаются в этой земле навечно! — для убедительности он топнул, точно прощупывая место для возможной могилы. — Мчись обратно и передай, что я не буду против, если сам легат и его свита развернутся и отправятся восвояси. Я также даю слово чести именем великого Учителя — преподобного Бернара, что не причиню ни малейшего вреда посланцу Его Святейшества, покуда он будет находиться в гостях — иного выбора нет. Спеши и передай мои слова, а мы последуем за тобой.

Людовик трясущимися от ярости пальцами расстегнул золотую фибулу и отбросил плащ в сторону. Короля Франции корчило от злобы. Воин, стоящий перед ним с опущенной головой, должно быть, прикидывал сейчас, каков шанс выйти из дворца живым: как ни крути, шанс получался минимальным.

— Мы не ожидали нападения, — оправдывался вояка. — Кто ж знал, что граф Шампанский вздумает восстать…

— Вы увидели перед собой несколько сотен рыцарей в доспехах и с оружием. Над ними развевалось знамя Шампани. Что же вы, интересно, подумали? Они, по-вашему, собрались на охоту с боевыми копьями? А доспехи их спасают от рогов оленей? Что вы подумали?

— Я посылал… — с испугом в голосе начал горе-вояка, — но моего человека убили, едва он приблизился к строю мятежников.

— Остолопы, Господи, какие остолопы! Где же отыскать разумных подданных вместо этих дармоедов?

— Они ударили так неожиданно… Мы едва схватились за оружие. Строй был разорван, большая часть солдат погибла в первые минуты боя… Лишь немногим удалось спастись бегством… Теперь граф Тибо стоит у ворот Клерво и в его армию собираются все новые и новые сторонники аббата Бернара. Все они нашивают красные кресты на плащи, и пока я добрался до Парижа, видел множество вооруженных людей, шествующих в сторону Шампани с такими крестами!

— Проклятие! — Король вскочил с трона и с неожиданной для себя резвостью побежал к неудачливому военачальнику. — Ты прозевал врага! Из-за тебя я лишился десятков превосходных солдат! Тебя следовало бы запереть в крепость! Но сейчас каждый меч на счету…

— Я благодарен, мой король!

— Ты пойдешь, и когда я скажу умереть — умрешь!

— Всегда верный слуга вашего величества!

Людовик Толстый уже не слушал собеседника.

— Каков подлец! — яростно взревел он, пиная ногой маленькую табуреточку, на которой во время собраний тронного совета сидел наследник престола. — Этот кликуша, возомнивший себя мессией, осмелился поднять оружие против меня? Ну, так от меча и погибнет!

— Мой государь, — попытался вставить слово замерший перед ним рыцарь.

— Ну, что еще?

— Я уже подъезжал к Парижу, когда меня нагнал отряд.

— Какой отряд?

— Отряд папской гвардии.

— Папской гвардии? — переспросил король. — Наконец-то этот чертов легат соблаговолил добраться до Парижа.

— Мой государь, там не было папского легата.

— Как — не было? Куда ж он, дьяволово отродье, подевался?

— Полагаю, что командир этих гвардейцев сможет лучше ответить на ваши вопросы.

— Так пусть он идет сюда! Да поскорее! У меня нет времени дожидаться!..

Оставшись один, король сжал виски, в которых гулко стучала спешащая к голове кровь.

— Шампань вспыхнула, — пробормотал он, натужно дыша. — Нормандия полыхнет со дня на день. Можно ли надеяться на Бургундию — неведомо. Лотарингия? Хорошо, что трон Империи пуст — нет сомнений, дворяне Лотарингии примкнули бы к моим врагам. Золото императора им ценнее, чем слова любых златоустов. Откуда ждать подмоги? Нужно слать гонца в Аквитанию и заключать брачный союз, нужно объяснить, что безумие клервосского пустосвята заразно и грозит не только Парижу, но и цветущим землям трубадура на троне, что Бернар не пощадит никого. Но успеет ли Гийом прийти на помощь? Господи, за что ты покинул меня?! Сколько лет я насаждал мир и покой во Франции, сколько лет трудился не покладая рук, дабы агнец здесь мог возлечь рядом со львом, не опасаясь быть пожранным! Чем же я заслужил гнев твой, Господи?

— Монсеньор, — услышал Людовик.

Человек, ждавший его повеления войти, не поражал ни красотой, ни богатством наряда, но было в его облике нечто странное, предупреждающее о близкой опасности. Так опасна мирно греющаяся на камне змея.

— Кто ты? — Король решительно шагнул в сторону гостя.

— Барон ди Гуеско, капитан гвардии Его Святейшества.

— Где легат? — Людовик продолжал быстро идти на собеседника. Обычно этот прием действовал безотказно: стремительно надвигавшаяся массивная туша монарха заставляла посетителя смешаться и отступить. Но итальянец был не таков. Он стоял, не меняясь в лице, точно не замечая королевского маневра.

— В плену, ваше христианнейшее величество.

— Тогда почему ты здесь?

— Чтобы сообщить вам, что граф Тибо Шампанский со своими людьми настойчиво пожелал пригласить в гости посланника Святейшего Папы, угрожая в противном случае уничтожить всех, включая Его Преподобие. А также слуг, кучеров, а может, даже и коней. Моей задачей было во что бы то ни стало сохранить жизнь принципала, а не демонстрировать свою доблесть. Легат в плену, но жив. Или был бы свободен, но мертв.

— Да, ты прав. — Король, остановившийся в шаге от Майорано, сжал кулаки, затем разжал и положил руку на плечо барона ди Гуеско. — Их там много?

— Мятежников? Я насчитал более трехсот рыцарей и, судя по всему, к ним прибывают новые подкрепления.

— Проклятие! Мы должны их разгромить…

За спиной Анджело Майорано грохнули об пол, опускаясь, древки копий стражи. Он мягко повернулся, освобождая плечо и кладя руку на эфес кинжала, но опасения были излишни — в тронную залу, покачиваясь на негнущихся ногах, медленно вошел аббат Сугерий.

— Что? Что произошло? — позабыв о госте, Людовик обратился к своему духовному отцу.

— Папский легат… — через силу прохрипел Сугерий.

— Да, я знаю, они захватили его. Этот выродок Тибо Шампанский.

— Захватили? — На бледном лице аббата Сен-Дени выступила испарина.

— Да, этот барон… Как тебя?

— Ди Гуеско.

— Барон ди Гуеско только что сообщил.

— Это многое объясняет. Должно быть, они пытали его.

— Кого? Барона?

— Легата. Государь, мужайтесь — Франция под интердиктом.

Торговый город Антверпен состоял из огромного и беспорядочного скопища домов вокруг ярмарки. Глядя на то, как расположены жилища вдоль дорог, именуемых здесь улицами, можно было предположить, что вечером, когда закрывались лавки, подгулявшие в трактирах купцы шли куда глаза глядят, в поисках, где бы преклонить голову. Если за день было выпито много, таковое быстро отыскивалось на ближайшем пустыре, а проснувшись, купец решал ставить там дом и затем строил новый трактир — поближе к дому. Его посетители находили, в свою очередь, новые пустыри. Так город разрастался, но весьма случайным образом.