Чужую ниву жала (Буймир - 1) - Константин Гордиенко

Комиссия довольна. Вот и чудесно. Эконом согласился и этим вызвал общую приветливость. Комиссия может засвидетельствовать - разумно распоряжается Чернуха, не вступает в пререкания, не горячится, потому что знает: все равно ни к чему не приведет. Такого хозяина надо уважать.

Похвала людей должна понравиться эконому.

Задумали вымотать жилы из эконома, не иначе. Разве с ним когда-нибудь так разговаривали? Как на ярмарке! И он должен слушать, терпеть. Чего доброго, еще позовут распить магарыч? Неизвестно, кто тут устанавливает порядки - он или они? Чернуха совсем обмяк, на него напало тягостное безволие.

Выступил рассудительный человек Иван Чумак. С косовицей порешили добром - при этих словах эконом передернулся, - теперь надо обеспечить село пахотной землей, пока манифест выйдет о прирезке земли обществу, чего все село ожидает и надеется. Понятно, силой не сделаешь ничего, согласия не добьешься, надо улаживать дела добром, а если нет...

Тут Грицко Хрин воспользовался тем случаем, что Чумак споткнулся, Грицко Хрин ничего не сказал, только длинными жилистыми пальцами сделал такой выразительный жест перед самыми глазами эконома, словно кому-то откручивал голову. Против кого направлена такая угроза, нетрудно было догадаться. Он выделывал руками какие-то удивительные движения, веселившие товарищей и нагонявшие страх на эконома.

А Чумак таки совсем примолк, нахмурил лоб. Одна мысль пропала, набежала другая, и он неожиданно запутался. Непостижимое дело, что творится в людских головах!

У Мороза всегда ясная голова на плечах. Помогая соседу, он подтвердил: скоро начнется обработка полей, и поэтому село заботится о земле, чтобы, значит, дали в аренду и не по сорок рублей десятина, как было, а так... рублей по пять, по шесть.

- И чтоб дали нам Доброполье, потому что иной земли мы не возьмем, решительно закончил Иван Чумак.

Замечание его понравилось всем. Комиссия, охотно приняла дельный совет, который выражает давние людские чаяния, дала свое полное согласие.

- А уже сельский комитет распределит эту землю между людьми, услужливый Грицко Хрин обстоятельно поясняет эконому, как думает село разбить аренду, чтобы, значит, всем досталось.

- Если же какой-нибудь клин останется, если не все Доброполье разберут крестьяне, тогда экономия имеет право по-своему распорядиться этой землей, - внес полную ясность Захар и тут же добавил: - Но вряд ли так будет.

- Ведь пану земля досталась за гроши, а мы ему дадим рубликов по пять, по-божески, - засвидетельствовал снова Мороз.

- А у кого не на чем обрабатывать? - спросил безлошадный Охрим Жалий.

Никто ничего не ответил, только Захар повел глазами на панскую конюшню, и взгляд его поняли все, и взгляд этот больше всего встревожил эконома.

- Мамай и Мороз помогут, - напоминает соседу Грицко Хрин не без насмешки: кто не знает этих жадных хозяев?

Словно с добрым приятелем, разговаривают люди с Чернухой, развели болтовню, как на ярмарке, и эконом уже не возмущается, не поражается, а только растерянно разводит руками на невероятные требования общества. И уже не разберешь, с просьбой ли обращается общество к эконому или отдает приказание. Чернуха, понятно, не может ничего обещать: о таком важном деле, как аренда, нужно договориться с самим Харитоненкой. И Мороз с этим не спорит, комиссия понимает - дело важное... Правда, общество строго наказало, чтобы без аренды не возвращались, но какой-нибудь день подождать можно, эконом сам знает - время теперь дорого. Разве только и мороки у людей, что аренда?

- Оплата еще очень низка, надо прибавить. До каких пор люди будут работать за бесценок? - напоминает снова Захар, и комиссия в один голос твердит, какая цена должна быть во время жатвы. Как сказано в приговоре: косарям - полтора рубля, вязальщикам, полольщикам - по рублю, а уж за другие работы, чтобы Александра Степанович не заботился и головы себе не морочил, - сельский комитет обо всем подумает, всех удовлетворит. И если уж Чернуха не полномочен сам решать дело, установить порядок, не имеет на это права без согласия Харитоненки, то люди какой-нибудь день подождут выкосят исполу сено, а там управятся с жатвой, покосят, повяжут снопы. Своя нивка не уродила - какая там жатва! - позаботятся о хлебах экономии, заскирдуют, обмолотят, чтобы не было утрат, убытков, потому что это же хлеб святой, - конечно, если только Харитоненко примет людские требования. А нет... Кто знает, что может статься? Все может быть. Люди не могут заглянуть вперед. Трудно и предположить, что может случиться. Все равно погибать. Замучены голодом. Теперь снова неурожай. А если Александра Степанович не настоящий хозяин в экономии, ничего не решает без позволения Харитоненки, пусть тогда не сопротивляется и не винит никого, потому что люди теперь, - Захар разводит руками, словно складывает с себя вину перед экономом, - ничего не сделаешь, взбаламучено село, вот тут кипит, - он смотрит на эконома подбитым глазом, как бы спрашивая: стражников на луга кто послал?

Чернуха мелко дрожит, как борзая собака на морозе, уверяет людей: не по его воле заведены порядки в экономии, не он устанавливал оплату полевым рабочим, не он будет и надбавлять.

Сказал решительно. А откуда взялись эти порядки - никому не понять, они словно выплывали из туманной дали...

- Если Александра Степанович действительно такой подневольный здесь человек, не лучше ли было бы ему совсем покинуть экономию, избавиться от этой мороки в такое опасное время? - сочувственно спросил эконома Захар.

Чернуха не вытерпел - слишком много позволяет себе этот мужик. Эконом поставил на место зазнавшегося человека. Захар сразу согласился, оправдываясь: он ведь только из добрых побуждений предупредил эконома, чтобы тот потом не каялся...

Тут произошел спор в самой комиссии. Молодая женщина до поры до времени молчала из уважения к бородачам. Когда же заговорили про оплату, спохватилась.

- Ведь в приговоре ясно сказано: чтобы женщина имела равные права. Почему же косарям полтора рубля, а вязальщицам рубль? - с недоумением обращалась к мужикам.

Что ей скажут на селе? Ее отрядили женщины, наказывали, чтобы она постояла за их права.

Непомерные требования предъявляла крестьянка к эконому. Видно, наслушалась ораторов.

В комиссии смятение, мужики были недовольны. Вместо того чтобы остановить, удержать молодуху, Павло одобрительно отнесся к ее словам. Это ли дело? Бородачи решительно воспротивились - пустая мысль пришла в голову Орине. Напустились на Павла - сроду не было такого, чтобы женский труд ценился наравне с мужским. Никто, конечно, не против, чтобы женщинам вышли права, но оплата... Никто не возражает, чтобы вязальщице платили полтора рубля, но тогда косарю надо два, потому что какой косарь поставит себя наравне с вязальщицей? Найдите такого!

Люди решительно остановили женские разглагольствования. Есть ли у нее опыт в мужских делах?

Потерпев неудачу, Орина смутилась, почувствовала: нелегкая доля выпала ей, немало преград придется еще ей преодолеть за свою жизнь. Она задумалась, забеспокоилась, хотела найти силу и веру, чтобы не ослабеть в борьбе за свободу. Сердце согревалось только той мыслью, что они с Павлом не расходятся в думках. Но неудача расстроила и его. Легче бороться с врагом втрое сильнейшим, чем видеть разногласие среди друзей.

А Грицко Хрин тем временем предъявляет требования, чтобы экономия не нанимала людей из других сел на прополку и жатву. Он имеет в виду, чтобы экономия не схитрила, а то будут нанимать людей со стороны снова за бесценок.

- Надо, чтобы на работу брали только из нашего села! - решительно твердил он.

Чернуха легко доказывает безрассудность этого требования. Может ли одно село собрать урожай хлебов и обработать свеклу? Ведь у крестьян свои поля, огороды!

Павло тут снова предлагает:

- Сельский комитет должен следить, чтобы никто из соседних сел не нанимался за оплату меньшую, чем установлено комиссией.

Но Грицко и здесь чувствует возможную опасность.

- Соседние села наймутся, а тогда где мы получим работу?

К этому присоединяется комиссия. Мысль Павла снова не принята.

Неудачливый советник! Должно быть, не очень уверенно чувствует он себя сейчас. Не сумел людям пригодиться. Нет ничего удивительного молодой, чего там лезть с советами, коли есть старшие?

Чернуха тут увидел, что и комиссия не единогласна в своих мнениях, и стал старательно выискивать щелку, в которую можно забить клин.

Но молодой бунтарь не угомонился, завел речь о восьмичасовом рабочем дне, о том, чтобы полевым рабочим давали сытные харчи, и на этот раз люди весьма благожелательно отнеслись к его словам, а когда он решительно сказал, что отныне село не признает никаких штрафов и отработок, раздались одобрительные выкрики - давние людские желания. К этому еще прибавили от себя кое-что.