Парад Победы - Валентин Варенников

— Возможно, есть смысл решить через немецкие власти — этот вопрос в нашу пользу? Они же пойдут нам навстречу!

— Думаю, делать этого не надо, — сказал генерал Крот. — Дело в том, что, кроме этого бармена, у американцев есть еще немало других немцев, следящих за [300] нашей дивизией. А если мы этого уберем, то сами лишимся источника информации. А мы через него хоть знаем, чем они интересуются и, конечно, подкармливаем его. А американцы и англичане делают то же самое, получая своевременно сигнал, когда дивизия начинает «шевелиться».

Из дальнейшего рассказа генерала я понял, что бармен является свидетелем проведенной Гитлером казни подозреваемых в измене. И я попросил генерала Крота организовать мне встречу с ним. Поскольку я выезжал в дивизии обычно на несколько дней и останавливался в нашей гостинице, то в один из вечеров и состоялась эта встреча.

Карл Шмулькер (позже читателю станет понятно, почему мне запомнилась эта фамилия) — рыжеватый мужчина за пятьдесят, среднего роста, плотный, с багровым лицом и бегающими глазками в обрамлении коротких, как щетина, белесых ресниц. Прихрамывает. На правой руке нет двух последних пальцев (невольно провожу сегодня аналогию с другими известными не только мне, но и всему миру лицами). Не дожидаясь моих вопросов, сам охотно рассказал все о себе. Оказалось, гаштет, который построил его отец, ему достался по наследству. В армии не служил — еще в детстве попал в автомобильную катастрофу и повредил себе правую ногу и правую руку. Считается инвалидом, но был в особом списке информаторов полицейского участка в Потсдаме. Рассказывая о казни, изменился в лице. Постоянно откашливался, видно было, что даже по прошествии десятилетий вспоминать тот страшный эпизод ему было тяжело. Он нарисовал ужасную картину казни. Но, что удивительно, при этом не обронил ни одного слова упрека в адрес фюрера, хотя из его же рассказа было видно, насколько дикой и жестокой была расправа разгневанного диктатора. Но странное дело — эти крючья с цепями [301] висели на мощных древних платанах еще и в 1969 году. К чему бы это?

Да, Гитлер метался, как зверь, загнанный в угол. Время неумолимо приближало час расплаты. Всем становилось ясно, возмездие наступит скоро.

Мною, читатель, сделано такое отступление в целях более полного представления обстановки того времени.

Советская Армия в ходе зимне-весеннего наступления 1944 года разгромила все южное крыло немецко-фашистских войск и вышла в район южнее реки Припяти (то есть на севере этого стратегического направления) — в районы Ковеля, Верба, Берестечко. Это приблизительно 30–50 километров до границы с Польшей. По решению Ставки ВГК на основное западное стратегическое направление советско-германского фронта выдвигаются самые мощные и прославленные соединения и объединения Вооруженных Сил. Такая честь была оказана и нашей 8-й гвардейской армии, которая была включена в состав 1-го Белорусского фронта. Уже тогда можно было предположить, что перед нами кратчайшее расстояние до Берлина. А какие личности командовали нами! На это направление выдвигаются: Георгий Константинович Жуков, Константин Константинович Рокоссовский, Иван Степанович Конев, Василий Иванович Чуйков, другие полководцы. Уверен, что от одних этих фамилий немцев уже бросало в дрожь, а личный состав наших войск эти военачальники вдохновляли на подвиги. Такие фигуры уже были хорошо известны миру.

Переброска войск с юга страны на север, в сторону Белоруссии, осуществлялась по железной дороге. Через пять дней 35-я гвардейская стрелковая дивизия выгрузилась на станции Сарны и 21 июня 1944-го сосредоточилась в лесах восточнее Ковеля. Части дивизии в первые же дни зарылись в землю «с ушами», чтобы [302] никакая бомбежка не могла нанести ущерба. Была организована четкая система огня по отражению наземного и воздушного противника. Выставлено охранение. В течение оставшихся дней июня и в первые две недели июля в дивизии, как и в других соединениях армии, шла интенсивная подготовка к предстоящим боевым действиям, Принимали пополнение, подвозили боеприпасы, горючее, продовольствие, другое военное имущество. Проводили занятия в основном по тактической и огневой подготовке. Приблизительно за десять дней до начала наступления командир 4-го гвардейского стрелкового корпуса генерал Глазунов собрал у себя вблизи штаба командный состав дивизий, бригад и всех полков. На огромном макете местности в течение шести часов шли занятия по организации взаимодействия частей корпуса при прорыве обороны противника.

Вместе с командиром и начальником штаба полка был приглашен на эти занятия и автор этих строк, занимавший в то время должность начальника артиллерии 100-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии. Дело в том, что для огневой подготовки прорыва обороны противника привлекались все без исключения артиллерийские и минометные стволы всего корпуса, в том числе и тех частей и подразделений, которые находились во вторых эшелонах и резерве. Наша дивизия в этот раз не была в числе непосредственно прорывающих оборону противника — она стояла во втором эшелоне и обязана была продвигаться за открытым флангом корпуса и армии, обеспечивая тем самым прикрытие от возможных ударов противника во фланг и тыл наших войск. Задача далеко не простая, тем более что из мобильных и быстродействующих средств, обеспечивающих информацию о противнике, кроме конной разведки и средств дивизии, у нас ничего не было. [303]

В то же время на период огневой подготовки атаки все орудия и минометы нашего полка, как и других стрелковых полков, и тем более 118-го гвардейского артиллерийского полка дивизии, привлекались по общему плану. Таким образом, на участке прорыва обороны противника достигалось 7–10-кратное превосходство артиллерии. Несомненно, это обеспечивало и подавление, и разрушение обороны противника. Каждой батарее были определены конкретные цели, которые она обязана была в строго назначенный период времени, с четко отведенным расходом снарядов, подавить или уничтожить. Учитывая, что с началом наступления вперед двинется огромная масса войск, надо было сделать все, чтобы наши батареи, участвуя в огневой подготовке, не затерялись и не отстали бы от своего полка или батальона, которые должны были подойти.

После занятий на макете местности у комкора такие же занятия были проведены в дивизии и в полку. Плюс всё было отработано также непосредственно на местности (в рамках возможного). Вместе со всеми, естественно, готовился к операции и автор этих строк: определил огневые позиции для каждой батареи; маршруты выдвижения к ним; места для НП, организовал связь и управление в целом. Особо разбирали с каждым комбатом участки (рубежи) огней на местности — как в период огневой подготовки, так и в период поддержки (в нее включался также и огневой вал).

По ночам мы отрывали огневые позиции и наблюдательные пункты, а к утру все маскировали. Однако самолеты-разведчики «фокке-вульф» все-таки появлялись на большой высоте, но и наши истребители «не спали» — не давали им зависать над передним краем наших войск, тут же отгоняли прочь.

В ночь на 17 июля все заняли свои НП, а в следующую ночь — вышла на огневые позиции вся приданная [304] и поддерживающая артиллерия. Утром 18 июля 1944 года 1-й Белорусский фронт под командованием Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского нанес своим левым крылом мощнейший удар по противостоящему противнику. И, несмотря на хорошо подготовленную систему обороны и крупные силы, немецкие войска были буквально раздавлены. Наша дивизия двигалась в северо-западном направлении из района севернее Владимира-Волынского на Красностав и Люблин. Уже к исходу 20 июля, то есть на третий день наступления, в обороне противника зияла брешь в 130 километров по фронту и 70 — в глубину.

Перед германским командованием отчетливо и реально вырисовывалась очередная катастрофа, тем более что войска 8-й гвардейской и 47-й армий с ходу форсировали реку Западный Буг и вступили в Польшу. Удар 1-го Белорусского фронта был такой силы, что наступление всей главной группировки войск развивалось очень высокими темпами. Поэтому, несмотря на довольно приличную подготовленность в инженерном и в других отношениях промежуточных рубежей обороны в глубине, противник не способен был предпринять что-либо эффективное не только для парирования удара, но хотя бы для временного задержания наших войск хотя бы на одном из направлений. Мало того, введенная в прорыв 22 июля 2-я гвардейская танковая армия, как стрела, промчалась 75 километров и в этот же день завязала бои за Люблин — один из крупнейших административных и промышленных центров Польши. Тяжело раненный в этих боях, командующий армией генерал-лейтенант танковых войск С. И. Богданов навечно прославил Советскую Армию и ее танкистов. Этот танковый удар — словно удар кинжала в грудь врага в открытом бою — несомненно, сказался на развитии дальнейших событий. А уже через сутки, то есть 24 июля, во взаимодействии [305] с нашей 8-й гвардейской армией танкисты Богданова овладели Люблином.