Взгляд Медузы - Торкиль Дамхауг

Аксель выхватил письмо из конверта, проштемпелеванного четырьмя неделями раньше того, что он только что прочел.

Все хожу из угла в угол и считаю дни до твоего приезда. Радуюсь тому, что смогу показать тебе все то, что мне так дорого. Я знаю одно место, о котором больше никому не известно, там можно отлично искупаться. Маленькое озерцо недалеко отсюда. И еще мы можем подойти поближе к границе, и там я тебе покажу медвежью берлогу. Может быть, и сама матушка-медведица окажется на месте. Не так давно я там видел следы медведицы и двух медвежат. Ты же говорила, что внутри я — медведь. Да и ты тоже, мне кажется. Я привел машину и порядок и встречу тебя на станции, как мы договаривались. Но на эту старую развалюху полагаться нельзя. Если она вдруг забарахлит на лесовозной дороге, придется тебе до Омуэна ехать на автобусе. Домик расположен почти на десять километров севернее, в глубине леса, так что даже и не пытайся разыскать его сама, попроси кого-нибудь из ребят с бензоколонки «Эссо» подвезти тебя сюда. Я у них подрабатывал на школьных каникулах еще с тех пор, как был совсем мальчишкой. Спроси Рогера Охейма и передай ему привет от меня.

Аксель заново перечитал последние строчки. «Она в этом домике! — пронеслась у нет и голове мысль. И в ту же секунду: — Я знаю, как мне его найти».

Было пять минут пополуночи. После седьмого звонка он уже начал сомневаться, что кто-нибудь снимет трубку. И тут на другом конце кто-то хмыкнул.

— Том? Это папа.

Ответа не было, но ему слышно было дыхание сына. Аксель представил себе, как тот стоит в темноте своей комнаты в боксерских трусах и футболке и пытается понять, что происходит.

— Отец, — пробормотал он. — Вот черт…

Волосы у него наверняка падают на глаза, и ему холодно. Когда Акселю в последний раз так хотелось обнять сына? Прижать его к себе так крепко, чтобы он никуда не мог от него деться.

— Что тебе надо? — Голос зазвучал раздраженно: парень вновь обрел самообладание.

— Том, у тебя ко мне тысяча вопросов. Скоро ты получишь ответ на все, если я только буду в состоянии ответить. Но вот как раз в этот момент ты должен помочь мне в одном очень срочном деле. Ты понял?

В трубке снова хмыкнули.

— Ты помнишь карты, которые остались после дедушки, те, что лежат на чердаке? Мы их еще смотрели все вместе — ты, я и Даниэль.

— Это те старые, с войны?

— Вот именно их я и имею в виду. Ты должен подняться на чердак и найти их.

— Что, прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.

— Зачем они тебе?

Аксель сказал как можно спокойнее:

— Пропала женщина. Я должен найти ее, пока не поздно.

— Вы с матерью собираетесь развестись?

— Ты должен сделать то, о чем я тебя прошу. Залезь в шкаф, который стоит за чемоданами и тюками с зимними вещами. Возьми с собой телефон. Не разбуди никого.

Он слышал, как Том открыл дверь своей комнаты, как он пробирался по дому. Аксель представил себе, что тоже идет там, рядом с сыном, по дому своего детства. Запахи из кухни, ванной и туалета, мыла, духов, хлеба и остатков ужина. И запах самого дома — запах, пропитавший стены, хранящие всю историю семьи. И запах спящих, тех, кто больше всего значил для него в этом мире, для кого он значил больше всех. Бели дверь закрыта неплотно, он мог бы остановиться перед ней, прислушаться к дыханию Бии в темноте.

Он услышал, как Том открыл дверь на чердак, и взял себя в руки. Подробно рассказал, где именно должны лежать карты — в коробке на второй сверху полке в шкафу.

— Ну что, нашел карты, Том?

— Да.

— Ты должен их отправить факсом туда, где я сейчас нахожусь. Но сделать это надо тихонечко, чтобы не разбудить маму.

— Чё-то кажется, они не влезут в факс.

— Тогда ты должен разрезать их и отправить мне по частям.

— Ты хочешь, чтобы я их испортил?

— Их можно будет склеить, если они нам еще понадобятся.

Он объяснил Тому, в какой последовательности что делать. В комнатке рядом с кабинетом загудел факс. Убедившись в том, что изображение получилось достаточно четким, он спросил:

— Как дела у Марлен?

Том не знал.

— Она теперь спит вместе с матерью. Почему я никогда не встречался с Бреде, если он мой дядя?

Аксель посмотрел на часы. Было уже без пяти час.

— Он не хочет меня видеть.

— Мать говорит, что он чокнутый.

— Она его тоже никогда не встречала. С Бреде плохо обошлись. Он был обозлен, потому что я всегда оказывался в лучшем положении.

Том сказал:

— Если ты — Даниэль, то я — Бреде.

Сердце у Акселя ёкнуло.

— Это неправда, Том. Я тебя очень люблю.

— Про тебя пишут во всех газетах и говорят по телевизору. С кем бы я ни встретился, сразу начинают говорить о тебе за моей спиной. Называют тебя убийцей проклятым.

— Они ошибаются.

— Ты от нас переедешь?

— Я не знаю, Том. Я знаю только, что это скоро кончится.

Он разложил листки на столе. Карты были составлены в сороковые годы. Пути, по которым можно было перейти границу Швеции, изображенные борцом Сопротивления Торстейном Гленне для своих сыновей. И кружочки там, где находились домишки, в которых можно было спрятаться. Через много лет после этого Аксель показывал их своим сыновьям и объяснял теми же самыми словами, какова цена победы.

В Интернете он нашел карту Оснесского района и распечатал ее тоже, нашел Омуэн. «Почти на десять километров севернее», — было написано в полученном Мириам письме. Он водил пальцем по карте отца, разыскивая нужные точки: озеро Фаллшёэн, Омуэн, проселочная дорога на север, от нее в сторону грунтовая дорога. Он прикинул расстояние. Получалось, что это одно из мест, обведенных Торстейном Гленне в кружочек.

— Там ты ее держишь, сволочь! — пробормотал он. — Но теперь я знаю, где это.

Инспектор полиции Нурбакк ответил с первого раза. Аксель сказал:

— Я знаю, где она.

— Какого черта! Вы о Мириам говорите?

Аксель объяснил, что он нашел в письмах. Он думал, что его слова будут восприняты скептически, но, похоже, инспектор полиции отнесся к ним всерьез.

— Письма подписаны? — спросил он.

— Нет, но в одном месте упоминается имя. — Аксель нашел фотографию. — «Освальд», — написано там. Это, наверное, тот человек, что сфотографирован вместе с Мириам. Крупный мужчина, у которого, по-видимому, синдром Дауна.

— Прекрасно, это зафиксировано. Еще что-нибудь?

— Автор писем рассказывает, что он работал на бензоколонке «Эссо» в местечке под названием Омуэн.

Нурбакк протяжно присвистнул:

— Мы свяжемся с хозяином. Может быть, этот тип все еще работает у них. Вы за один вечер сумели сделать больше, чем полиция за четыре недели.

Аксель не знал, как это понимать. Может быть, эта фраза должна была послужить своего рода извинением.

— Мы сразу же пошлем туда людей, — решил Нурбакк. — Объясните мне, как туда ехать, а я пока позвоню в оперативный центр.

— Проехав Омуэн, нужно через пару километров свернуть. — И он описал весь маршрут через лес.

— Я открыл карту на компьютере. Какие-нибудь указатели там есть после того, как свернешь с шоссе? — уточнил Нурбакк.

Аксель сверился со своей картой:

— В конце первой после поворота дороги стоит указатель «Охейм». Нужно проехать мимо и свернуть к востоку, уже отъехав довольно далеко оттуда.

Нурбакк попросил его повторить описание маршрута.

— Ладно, мы возьмем с собой кого-нибудь, хорошо знакомого с местностью. И еще нужно прихватить людей из группы быстрого реагирования. Но нам надо торопиться. Мы вам перезвоним, если у нас возникнут сомнения в правильности пути.

— Я тоже еду туда, — сказал Аксель.

На другом конце провода повисла тишина. «Я должен ее найти, — подумал Аксель. — Может быть, после этого я ее больше никогда не увижу. Но я должен найти Мириам, иначе я потеряю все».

— Думаете, это разумно? — засомневался Нурбакк. — Это очень тонкая операция.

— Я возьму с собой карту и письма.

Положив трубку, Аксель ощутил покой. Несколько капель дождя прилетели из ночи и образовали узор на окне. У него было такое чувство, будто его мысли очистились от нескольких слоев шлака.

— Я еду туда, — повторил он, закрывая дверь кабинета.

Вчера вечером, когда я сидел в машине, залепив тебе рот скотчем, я не проронил ни слова. Только теперь, когда ты лежишь там на постели, ты услышишь все, что я хочу сказать. Летом три года тому назад мы в последний раз лежали в этой постели вместе. Этой ночью мы тоже будем лежать так. Может быть, я развяжу тебе руки, чтобы ты могла прикасаться ко мне. Ни одну из других я не тронул. Я не такой. Ложился там рядом с ними только для того, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Но ты принадлежишь мне. Я хочу взять тебя в последний раз перед тем, как снесу тебя в подвал. Ты там и раньше побывала. Если бы ты знала, как я радуюсь тому, что увижу твои прекрасные глаза в тот миг, когда ты поймешь, как это произойдет. Ты рассказывала мне эту историю про близнецов, которые не хотели разлучаться. Одному из них пришлось отправиться в царство мертвых. Может быть, я скоро приду туда, вниз, к тебе, так что мы сможем быть вместе. Когда это произойдет, определит бог случайностей. Торопиться нужно только с тобой. Скоро выяснится, что ты пропала. Я просил тебя взять с собой те фотографии, которые я положил в твой почтовый ящик, а ты оставила их дома. Может быть, я успею туда заскочить перед работой завтра с утра. Может быть, я позволю их найти кому-нибудь другому. Я постоянно оставлял им следы, за которые можно ухватиться. Масса возможностей найти меня до того, как я тебя захвачу. Если бы они там, в своем Управлении полиции, умели работать, этого бы не случилось. Ни с тобой, ни с другими. Пусть сами себе скажут спасибо, идиоты. Я тебе говорил, что неверность — худший из всех грехов. Да, в общем-то, единственный. Я это сказал в один из самых первых дней занятий в школе. Мы тогда прогуливали уроки и отправились вдоль фьорда. Ты сказала, что тоже так считаешь. Я думал, ты понимаешь, что я говорю серьезно. Ты же только делала вид, будто поняла. А нужно было слушать меня. Ты совершила то, чего тебе ни в коем случае нельзя было совершать. Кто он, мне наплевать. Он может быть кем угодно. Теперь уже поздно. Теперь я вхожу к тебе, Мириам.