Большая игра. Война СССР в Афганистане - Грегори Фейфер

Лекарев как-то раз видел бронетранспортер, сгоревший из-за того, что солдат перепутал команду прапорщика и повернул орудийную башню не на пятнадцать градусов, как было приказано, а на пять градусов. Эта небольшая ошибка стоила жизни двенадцати солдатам. Но если с взаимодействием сухопутных войск между собой дела обстояли плохо, то координации действий с авиацией, насколько мог видеть Лекарев, не было вообще. Одним из подтверждений этого был налет звена вертолетов Ми-24 на его часть во время операции в провинции Гильменд.

Впервые Лекареву довелось взглянуть в глаза смерти во время обычного патрулирования, когда его подразделение было уже на полпути к базе. Он сидел на башне бронетранспортера, сопровождавшего другой конвой, когда попал под огонь из гранатометов. В тот момент, когда он заряжал свой автомат, одна из гранат разорвалась на расстоянии примерно двадцати футов от него, сбив его с БТРа. Когда он очнулся в госпитале восемнадцать часов спустя, врачи сказали, что у него тяжелая контузия и легкие ушибы, но других серьезных травм не было. Во время его пребывания в госпитале, он заметил девочку, приблизительно семи лет, которая сидела на полу неподалеку. Лекарев предложил ей часть своего госпитального пайка: шоколад и банку сгущенного молока. На следующий день она вернулась снова, а спустя еще один день пришла со своим отцом.

— Теперь ты можешь взять ее, — сказал бородатый человек в тюрбане на ломаном русском.

— Что Вы имеете ввиду? — спросил Лекарев.

— Ты заплатил калым — теперь она твоя.

Ошеломленный, Лекарев объяснил отцу, что он ничего не ожидал в ответ.

Позже он узнал еще об одном странном случае. Молодой рядовой, проезжавший на грузовике «Камаз» рядом с базой Лекарева, сбил насмерть маленького мальчика. Вскоре после этого, на базу пришел его отец с требованием поговорить с командиром бригады. Афганец требовал компенсации за смерть своего сына — мешок риса и мешок муки.

В некоторых районах Советы начали переговоры о перемирии со старейшинами и командирами моджахедов, чтобы установить «мирные зоны», через которые солдаты и мятежники могли бы проходить свободно, не обращая внимания друг на друга. Однако бывали и непредвиденные случаи. Например, однажды рота Лекарева открыла огонь по каравану моджахедов (как они считали), который на самом деле оказался свадебной процессией, двигавшейся от одного кишлака к другому. После таких инцидентов выходы за пределы базы становились более опасными, а посещение местных магазинов — и вовсе безрассудным делом из-за угрозы мести со стороны афганцев.

Однажды в январе 1988 года бронетранспортер Лекарева сопровождал конвой с запчастями для техники, когда они попали под обстрел за пределами Кандагара. По ровным интервалам между выстрелами сразу можно было понять, что стреляли опытные и хорошо вооруженные снайперы. Конвой остановился, солдаты выскочили из своих БТРов и откатились по песку под их прикрытие. Им пришлось прождать до самых сумерек, после чего конвой проследовал дальше без происшествий. Но лейтенант, командир роты Лекарева, горел желанием отомстить. «Давайте найдем тех снайперов!» — сказал он и повел восемь солдат к кишлаку, находившемуся неподалеку от места засады. Вооружившись противотанковыми гранатометами «Муха»[99] и огнеметом, они приблизились к селению с двух сторон. Когда они уже подползали к его глинобитным стенам, вдруг залаяла собака, и солдаты запаниковали. Но лай скоро прекратился, и они продолжили окружать поселение.

Когда они начали стрелять, внезапно, к удивлению солдат, жители сразу же открыли ответный огонь. Лекарев мало что помнил из этого небольшого, но яростного сражения. Другой солдат позже рассказал ему, что он видел, как тот обеими руками рыл песок, очевидно, пытаясь сделать окоп и укрыться. Сам Лекарев, к тому времени уже бывалый солдат, никак не мог этого объяснить. После того, как они разбили противника — отчасти благодаря огнемету и гранатометам, они действительно нашли в кишлаке снайперские винтовки. Это позволяло предположить, что они убили тех самых снайперов, которые обстреляли их утром того же дня.

Измотанные солдаты возвращались к своим БТРам, идя гуськом друг за другом, чтобы свести к минимуму риск подорваться на мине. Лекарев шел предпоследним. Вдруг, шедший позади него прапорщик Николай Плешаков споткнулся и упал. Обернувшись, Лекарев сказал: «Вот тебе и десантник, не может идти даже по ровному месту!» Эти слова вырвались у него прежде, чем он увидел, что Плешаков лежит неподвижно. Что-то действительно было не так. Наклонившись, чтобы помочь упавшему, Лекарев заметил, что тот дышит как-то неровно, но не обнаружил никакой крови. Только тогда он увидел, что Плешаков получил пулю в голову прямо позади уха, и эта рана ослепила его. Лекарев с другими солдатами подняли его и поспешили к своему БТРу, но тот умер прежде, чем они добрались до бронетранспортеров.

Валерий Востротин, который еще будучи неопытным лейтенантом в 1979 году участвовал в штурме дворца Тадж-Бек, в 1985 году закончил Военную академию имени Фрунзе в Москве. Теперь он был полковником и, проведя год в качестве командира воздушно-десантного полка в столице Молдавии Кишиневе, в 1986 году вернулся в Афганистан и принял командование 345-м отдельным воздушно-десантным полком, размещавшимся на базе в Ваграме, в состав которого входила и его старая 9-я рота.

Востротин, с его грубыми чертами лица, а теперь еще и изуродованный шрамами от ранений, пользовался особым уважением солдат, не в последнюю очередь благодаря усилиям, которые он предпринимал, чтобы поддерживать своих бойцов. Будучи известен как любитель женщин, видимо, из-за бесконечных семейных проблем дома, он постоянно собирал вокруг себя пьяные компании и вечеринки с женским персоналом базы. Его героем был Денис Давыдов, гусар девятнадцатого столетия и лирический поэт, прославившийся как организатор множества партизанских рейдов против вторгшейся в Россию армии Наполеона. Однако, в отличие от Давыдова, Востротин не организовывал партизанского сопротивления, а скорее наоборот, боролся с его силами, которые, по его признанию, оказались намного более опытными и лучше вооруженными, чем тогда, когда он покинул Афганистан в июле 1982 года. Самое большое отличие, которое он заметил с советской стороны, состояло не в боеспособности, а в инфраструктуре. Теперь, вместо переполненных палаток, офицеры жили в бараках с электричеством и водопроводом. Но если базы стали оборудованы намного лучше, насколько он мог видеть, то боевая тактика не претерпела существенных изменений, кроме решения прекратить крупномасштабные атаки и сократить численность подразделений, участвующих в операциях.

А тем временем командиры получили новые распоряжения о приеме бывших моджахедов на службу в Афганскую армию. Но Востротин сразу же отнесся к этому с неодобрением как к бессмысленной задаче. Главной целью этого, как он понял, были показные отчеты, которые должны были дополнить иллюзорную статистику 40-й Армии о прогрессе программы «национального примирения», типа: «В результате такого-то и такого-то действия, 125 моджахедов были убиты, 22 взяты в плен, изъято такое-то число такого-то вооружения… и такое-то число моджахедов присоединились к вооруженным силам ДРА[100]». Фактически же, потери противника были сильно преувеличены, а новобранцы, призванные в Афганскую армию, обычно дезертировали, едва получив униформу и оружие.

Во время одной из первых своих операций после возвращения в Афганистан, Востротин разбил лагерь около деревни Хасанхель среди зеленой равнины прямо к югу от Панджшерской долины. Это было совсем недалеко от того места, где шесть лет назад его БМД была подбита из гранатомета, а он сам получил тяжелое ранение. Он попросил переводчика сделать надпись на языке дари «МОДЖАХЕДЫ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ» на случайно найденном куске красной ткани. Затем он водрузил его на древко вместо флага, а вокруг него приказал солдатам установить мины. Когда он вновь вернулся к тому же месту три дня спустя, флага уже не было. Надеясь, что мины нанесли врагу достаточные потери, Востротин чувствовал, что теперь он расквитался с ними за свое ранение. Его бравада также снискала ему большое уважение среди солдат.

Начальником разведки у полковника был ладный, светловолосый капитан с римским носом. Франц Клинцевич возглавлял «специальную группу пропаганды» из тридцати человек в составе 345-го воздушно-десантного полка. Он вместе со своей группой был придан 345-му полку в 1986 году и с тех пор сдружился с Востротиным. Группа Клинцевича была сформирована под кодовым названием «Хамелеон», а ее первоначальной целью было внедрение своих агентов в лагерь моджахедов, но скоро она начала проводить и другие виды операций. Двадцативосьмилетний Клинцевич изучал язык дари и афганский диалект фарси в Военном институте иностранных языков в Москве.[101] Его назначение состояло не в добывании оперативных разведданных, а в борьбе против моджахедов идеологическими и политическими методами.