Выход из кризиса есть! - Пол Кругман

К весне 2011 года резкий рост цен привел к усилению реальной инфляции, и Европейский центральный банк посчитал это основанием для повышения процентных ставок. Такая реакция могла бы показаться разумной, если бы не два обстоятельства. Во-первых, было очевидно, что это – временное явление, обусловленное событиями за пределами Европы. Базовая инфляция почти не изменилась и такое усиление реальной инфляции вскоре обратится вспять, что, собственно, и произошло. Во-вторых, как известно, ЕЦБ слишком остро отреагировал на временный, вызванный ростом цен всплеск инфляции в 2008 году, подняв процентные ставки, когда мировая экономика стремительно катилась к рецессии. Не будет же ЕЦБ повторять эту ошибку и через несколько лет? Повторил.

Почему же Европейский центральный банк так упорствовал в своих заблуждениях? Подозреваю, что финансовый мир недолюбливает низкие ставки процентов, причем эта нелюбовь не имеет отношения к страху инфляции, который был спровоцирован в основном для обоснования уже сформировавшегося желания увидеть повышение процентных ставок.

Зачем поднимать ставки процентов в условиях высокой безработицы и низкой инфляции? Было несколько попыток дать приемлемое объяснение, однако все они лишь сбивали с толку.

Так, например, Рагурам Раджан из Чикагского университета опубликовал в газете «Financial Times» статью «Бернанке должен положить конец эре сверхнизких ставок» («Bernanke Must End Era of Ultra-low Rates»). Автор предупреждал, что низкие процентные ставки могут привести к рискованным действиям и инфляции на рынке ценных бумаг. Странный предмет для беспокойства, учитывая более чем очевидную проблему массовой безработицы. Однако Раджан утверждал, что безработицу невозможно победить, усилив спрос (этот аргумент я рассматривал и, надеюсь, опроверг в главе 2) и далее продолжал:

Суть в том, что восстановление занятости предполагает, что США должны провести глубокие структурные реформы, чтобы улучшить предложения на рынке труда. Качество финансового сектора, его физическая инфраструктура, а также человеческий капитал – все это нуждается в серьезном усовершенствовании, сложном в политическом отношении. Если такова наша цель, неразумно возрождать схемы спроса, существовавшие до кризиса, проводить ту же монетаристскую политику, которая привела к катастрофе.

Мысль, что достаточно низкие процентные ставки, способствующие улучшению ситуации на рынке труда, могут стать препятствием для экономической гибкости, выглядит странной, однако она знакома тем из нас, кто наблюдал за растерянными экономистами, пытавшимися понять механизм Великой депрессии. Предположения Раджана перекликаются со знаменитым высказыванием экономиста, социолога и историка экономической мысли Йозефа Шумпетера, в котором тот предостерегает против мер оздоровления, которые могут помешать «работе депрессий»:

Во всех случаях, а не только в двух, которые мы проанализировали, восстановление происходит само собой. Речь идет о рекуперативных силах нашего промышленного комплекса. Но это не все: анализ приводит нас к выводу, что восстановление устойчиво только тогда, когда оно вызвано внутренними причинами, потому что любое возрождение, обусловленное искусственными стимулами, оставит часть «работы депрессий» несделанной и к непереваренным остаткам диспропорций прибавит новую, которая, в свою очередь, потребует ликвидации, угрожая бизнесу новым кризисом. В частности, наша история предостерегает против мер оздоровления, которые действуют через деньги и кредиты. Дело в том, что основная проблема не в деньгах и кредитах, и политика такого рода сохраняет и множит диспропорции, вызывая в будущем новые трудности.

Когда я изучал экономику, идеи вроде высказанной Шумпетером считались характерными для представи телей «ликвидационистской» школы, утверждавших, что страдания во время кризиса полезны и естественны и никаких мер для их облегчения принимать не нужно. Ликвидационизм, учили нас, был решительно опровергнут практикой. Подобные взгляды критиковал не только Кейнс, но и Милтон Фридмен.

Тем не менее в 2010 году ликвидационистские аргументы, не отличающиеся от предложений Шумпетера (или Хайека), внезапно приобрели вес. Наиболее открыто современный ликвидационизм проявился в работах Раджана, но схожие аргументы я слышал от многих руководителей финансовых структур. Новые доводы, с чего бы вдруг понадобилось воскрешать эту теорию, представлены не были, убедительные причины тоже не озвучены. Откуда столь внезапный поворот?

Полагаю, на этом этапе мы должны обратиться к мотивации. Почему теория строгой экономии оказалась такой привлекательной для людей, которых принято называть очень серьезными?

Причины

Джон Мейнард Кейнс в начале своего главного труда – «Общей теории занятости, процента и денег» – высказал предположение, почему в научных кругах так долго преобладала вера в то, что экономика не может пострадать от неадекватного спроса. Кейнс называл это рикардианской теорией – по имени экономиста начала XIX века Давида Рикардо. Его размышления и сегодня не утратили своей остроты и силы:

Полнота победы рикардианской теории – явление весьма любопытное и даже загадочное. Связано это с тем, что теория Рикардо во многих отношениях весьма подошла той среде, к которой была обращена. Она приводила к заключениям, совершенно неожиданным для неподготовленного человека, что, как я полагаю, только увеличивало ее интеллектуальный престиж. Рикардианское учение, переложенное на язык практики, вело к суровым и часто неприятным выводам, что придавало ему оттенок суровой добродетели.

А способность служить фундаментом для обширной и логически последовательной надстройки придавала ему красоту. Властям импонировало, что это учение объясняло многие проявления социальной несправедливости и очевидной жестокости как неизбежные издержки прогресса, а попытки изменить такое положение выставляло как действия, которые могут в целом принести больше зла, чем пользы. То, что оно оправдывало в определенной мере свободную деятельность индивидуальных капиталистов, обеспечивало ему поддержку господствующей социальной силы, стоящей за властями предержащими [37] .

Действительно, мысль, что экономическая теория, требующая строгой экономии, одновременно объясняет необходимость усиления социального расслоения, рекомендуя такую политику властям, звучит очень убедительно.

Можно также вспомнить догадку другого экономиста ХХ века, Михала Калецки, который в 1943 году опубликовал очерк о том, как важна для руководителей бизнеса «уверенность». Поскольку к тому, чтобы снова была полная занятость, нет иных путей, кроме как восстановление уверенности бизнеса, отмечал он, бизнес-лобби, по существу, имеет право вето на действия правительства: предложите меры, которые им не нравятся, такие как повышение налогов или усиление власти наемных работников, и они могут выступить с предупреждениями, что это подорвет уверенность бизнеса и ввергнет страну в кризис. Но стоит задействовать монетаристскую и фискальную политику для борьбы с безработицей, как вдруг эта самая уверенность становится не такой уж обязательной, и необходимость рассеивать опасения тех, в чьих руках капитал, значительно уменьшается.