Мисс Черити - Мари-Од Мюрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я (Ли Чонгу)
Знаете ли вы мистера Эшли? Мистера Кеннета Эшли?
Не уставая улыбаться, мистер Ли Чонг кивнул.
ЛИ ЧОНГ
Да, да, Э… шиш. Лучший гашиш у Ли Чонг, два шиллинг.
Я
Нет же, нет. Эшли. Не шиш. Эш-ли.
ЛИ ЧОНГ
Два. Два шиллинг.
Его улыбка испарилась, обнажив жуткое лицо пройдохи, и я рассудила, что лучше отдать ему эти несчастные два шиллинга.
Я
Я ищу мистера Эшли. Он появляется тут время от времени? Эшли… Высокий джентльмен… с усами…
Вновь просияв в улыбке, Ли Чонг кивал на каждое сказанное мной слово, тут же повторяя их в переиначенном виде: «Да, да, Ашли, сусашли…» И, рассыпаясь в поклонах, будто указывая дорогу, показал пальцем на лежащего на циновке старика.
Я (в отчаянии)
Нет же! Мистер Эшли молодой!
Мистер Ли Чонг повторил: «Два, два», – давая таким образом понять, что мы можем лечь поперек кровати, а старичок подвинется.
Я (обращаясь к Глэдис, подавленно)
Он ничего не понимает.
Китаец тем временем набивал нам трубки. Для мистера Ли Чонга все люди были одинаковые – он не знал никого, кроме курильщиков опиума по два шиллинга.
ГЛЭДИС (шепотом)
Мистера Эшли тут нет. Пора драпать.
Но мистер Ли Чонг уже протягивал зажженную трубку, немного удивленный, что я все еще не устроилась рядом со старичком.
Я
Благодарю вас, мистер Чонг. В другой раз.
С этими словами я попятилась к двери – и наступила на чье-то тело. Мужчина – а это оказался моряк – приподнялся, свирепо на меня уставился, словно его выдернули из кошмарного видения, и завыл. Глэдис, утратив последнее самообладание, рванула к двери, наступая без разбору прямо на руки и на ноги лежащих на полу. Из разных углов раздались вопли. Мистер Ли Чонг погнался за нами, осыпая нас неразборчивыми проклятиями, но, к счастью, дверь, которую мы толкнули изо всех сил, распахнулась, и мы вылетели на улицу. Никогда в жизни мне не доводилось бегать с такой скоростью. Вскоре Лаймхаус скрылся из вида, и завеса, разделявшая меня и мистера Эшли, окончательно опустилась.
Родители ни за что бы не поняли, если бы в июне я вдруг отказалась ехать с ними в Кент, в мой любимый Дингли-Белл. Покидая Лондон, я чувствовала, что предаю мистера Эшли. Удастся ли ему совладать с собой и бросить свои двухшиллинговые развлечения? Осознал ли он, что закрывшиеся перед ним сегодня двери театра вновь откроются завтра; а зрители, рукоплескавшие актеру в пьесе Оскара Уайльда, с тем же восторгом станут аплодировать ему в пьесе Бернарда Шоу? После «Оружия и человека» в театре Авеню я нисколько в этом не сомневалась. Мистер Шоу мог бы написать для мистера Эшли великолепную роль. Но придется убедить в этом обоих; и, конечно, ничего не получится, если мистер Эшли продолжит «гонять дракона».
Оказавшись в Дингли-Белл, я сразу приступила к акварельным зарисовкам для новой сказки, которую пообещала написать Розе Шмаль, про ее черепашку. В сказке под названием «Домик для Малышки Розы» речь шла о черепахе, которую пригласил в гости крот. Ей захотелось такой же домик под землей, и она отправилась разыскивать какую-нибудь другую крышу, кроме собственного панциря. Я купила маленькую черепашку, чтобы было с кого срисовывать, и нарекла ее Малышкой Розой. Работа продвигалась медленно. Подперев подбородок руками, я часами наблюдала, как Малышка Роза передвигает то одну ногу, то другую, останавливается, осторожно вытягивает шею, потом прячется. То, что я узнала о черепахах, меня встревожило. Оказывается, они не заводят семью, а бросают яйца сразу после кладки; они не играют, их невозможно дрессировать; они погружаются в спячку на четыре месяца, а на протяжении оставшихся восьми ни с кем не общаются; то есть черепахи – это нечто вроде Ли Чонга в панцире; и хуже всего то, что так они доживают до восьмидесяти лет! Неврастеникам категорически противопоказано заводить черепах. Иногда я выносила Малышку Розу в корзинке на улицу и выпускала неподалеку от дома, чтобы изучить ее поведение в природе. Черепашка упрямо карабкалась на гладкий камень или пыталась проползти под густо сплетенными ветками. Она долго и напряженно трудилась ради пустяка, а потом, все-таки преодолев препятствие, мрачно смотрела на меня, словно вопрошая: «Ведь ты сама так живешь?» Чтобы как можно точнее передать ее выразительную мимику, я нередко ложилась на живот и смотрела на нее, опершись на локти.
ГОЛОС (доносящийся сверху)
Потеряли что-то, мисс Тиддлер?
Разразившийся гром, несомненно, поразил бы меня гораздо меньше, чем этот голос. Я не могла ни двинуться, ни говорить, ни реагировать.
КЕННЕТ ЭШЛИ (опускается на колени)
Мисс Тиддлер? Дайте знак, что вы живы!
Он схватил меня за руки и помог подняться.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Вы упали? Вам плохо? Я заходил поздороваться с вашей матушкой, она сказала, вам уже лучше… Ну скажите же что-нибудь!
Я
Вы больше не гоняете…
КЕННЕТ ЭШЛИ
Гоняю ли я… Хм-м-м… Случается…
Я
…дракона? Больше дракона не гоняете?
Мистер Эшли выглядел скорее озадаченным, чем пристыженным.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Вы уверены, что с вами все в порядке?
Тут я осознала, что он по-прежнему держит меня за руки и что из окна гостиной маме открывается чудесный вид на нас с мистером Эшли.
Я осторожно высвободилась, пристально его рассматривая. Он выглядел юным и загорелым, скулы округлились. Но вместе с тем его явно что-то беспокоило.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Что вы там делали, лежа на животе, мисс Тиддлер? Гоняли… хм-м-м… дракона?
Я
Это не я, это вы этим занимаетесь!
Постепенно у меня закралось страшное подозрение. Что, если подавальщик из трактира попросту солгал?
КЕННЕТ ЭШЛИ
Позвольте я провожу вас домой, мисс Тиддлер. Это, должно быть, солнечный удар.
Он взял меня за руку, намереваясь, очевидно, вести за собой.
Я (вздрагиваю)
Боже мой, черепаха!
КЕННЕТ ЭШЛИ
Черепах вы тоже гоняете?
Я судорожно принялась искать под ногами и звать: «Малышка Роза!» – понимая, что вряд ли она тявкнет мне в ответ. Мистер Эшли стоял, не двигаясь, опустив руки, по-прежнему с удрученным видом.
Я
Ну же, помогите мне! Это все из-за вас, вы меня отвлекли! Только не наступите на нее! (Зову.) Малышка Роза!
Она не могла уползти далеко. Стоя на коленях, я обшаривала траву, раздвигала листья папоротника и наконец торжествующе вскрикнула. Штурмуя очередную вершину, черепашка свалилась на спину, и под листвой ее не было видно.
Я (торжествую)
Ну вот! Вот и она, Малышка Роза!
КЕННЕТ ЭШЛИ
Та-а-ак… А где дракон?
Я
В моей сказке. Она встречает дракона.
Мы оба выдохнули с облегчением.
Я
Вы ненадолго к нам в деревню, мистер Эшли?
КЕННЕТ ЭШЛИ
Получилось, что надолго. Уехал из Лондона месяц назад.
Я посадила черепашку в корзинку, мистер Эшли вызвался ее нести, и так мы дошли до ворот Дингли-Белл. По дороге мистер Эшли сказал о своем решении навсегда покинуть сцену. Директор Сент-Джеймса вышвырнул его на улицу, «друзья» – актеры его оклеветали, а зрители наверняка и думать о нем забыли. Все в точности как с Оскаром Уайльдом.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Посредственность всегда готова растоптать гения, едва тот оступится. Я хотел и дальше играть в пьесах мистера Уайльда… И тогда они распустили слух, что я одних с ним нравов.
Эти слова дались ему нелегко; в дрогнувшем голосе звенели слезы. Мистер Эшли приехал искать убежища в деревне, где прошло его детство, но и там не обрел покоя.
КЕННЕТ ЭШЛИ
Я люблю свою мать, но не выношу типа, в которого она влюбилась. (Передает мне корзинку.) Завтра возвращаюсь в Лондон. Чем там займусь? Понятия не имею…
Я
Вы живете театром, мистер Эшли. Непременно возвращайтесь. И чем раньше, тем лучше.
КЕННЕТ ЭШЛИ
«Давать советы – всегда ошибка, ведь хорошего совета вам никогда не простят». Это из Оскара Уайльда. Доброго вам дня, мисс Тиддлер.
32
Остаток лета я провела, размышляя над тем, как можно попросить об услуге того, кого ты не знаешь. Вернувшись в Лондон в конце сентября, с помощью миссис Картер я навела кое-какие справки о Бернарде Шоу, ее знаменитом родственнике. Он был убежденным холостяком, обедал в своем клубе (Клуб Реформы[23]), а иногда встречался там во второй половине дня с друзьями из Фабианского общества[24], чтобы заранее обсудить упразднение частной собственности, судьбу женщин и их будущее участие в выборах – поскольку через сотню лет некоторые решения нельзя будет принимать необдуманно. Я не обладала правом голоса и не была членом клуба, поэтому мне снова пришлось позаимствовать не только папину одежду, но и его визитную карточку, на которой было написано: «Мистер Альберт Тиддлер».