Путешествие в Египет - Александр Дюма

Велико же было наше удивление, когда Мухаммед перевел нам эту речь; помимо обиды на старых друзей, так быстро нас забывших, мы испытывали унижение оттого, что нас, как товар, передают из рук в руки, но больше всего нас поразило то обстоятельство, что ни один из наших арабов не пришел вместе с новым эскортом сообщить о происшедших переменах. В ответ на последнее замечание шейх объяснил: все они, как один, несмотря на его просьбы, отказались исполнить эту миссию, ничем не желая запятнать свое доброе имя. Племя валеб-саид - племя воинов, и все наши проводники испытывали известный стыд, что поддались на уговоры женщин; к этому примешивался и страх: если они не устоят перед нашими просьбами или же устоят, все равно мы будем иметь право упрекнуть их в неблагодарности, поскольку они охотно принимали наше угощение и взяли задаток. Угрызения совести сильно мучили их, добавил наш собеседник, и они даже ушли со старой стоянки, где мы устраивали привал, из боязни, что кто-нибудь из нас явится взывать к их добрым чувствам или к их порядочности, а у них недостанет мужества и морального права отказать нам.

Вся эта история была рассказана с неподдельной искренностью и чистосердечием, и, несмотря на все ее неправдоподобие, мы не могли не поверить в ее истинность. Шейх тут же заметил сомнение, промелькнувшее на наших лицах, и заявил, никак, впрочем, не вынуждая нас торопиться, что, раз уж мы готовы к отъезду, лучше воспользоваться утренней прохладой. Таким образом, уверил он нас, мы сможем устроить привал возле источника; если же тронемся в путь в полдень, как было уговорено, то сможем воспользоваться лишь запасами воды из монастыря; он затронул самые чувствительные струны нашей души. Мы тотчас же простились с добрыми монахами, велели спустить нашу поклажу и последовали за ней, хотя сомнения все еще не оставляли нас. Мухаммед и Абдулла выказывали на этот счет полное безразличие.

Наши первые впечатления о незнакомом племени были не слишком благоприятными, хотя, возможно, грешили некоторой предвзятостью. Нам показалось, что шейх не имел той абсолютной власти над людьми, как Талеб. Среди новых проводников мы не встретили никого, напоминавшего бы своим обликом честного и мужественного Арабаллу или радостно-лукавого сказителя пустыни Бешару. Дромадеры оказались невысоки ростом, правда, такие же худые. Несмотря на все это, нам предстояло на что-то решиться.

Мы оседлали верблюдов, и новый проводник Мухаммед Абу-Мансур, или Мухаммед - Отец Победы, подал сигнал трогаться, пустив своего верблюда в галоп. Наши дромадеры последовали за ним. Мы лишь успели обернуться и послать последний прощальный знак нашим добрым монахам, которые еще долго махали нам вслед, хотя голоса их до нас уже не долетали.

Вместо того чтобы следовать по дороге, приведшей нас на Синай, мы повернули на запад, по направлению к Тору; внезапно у нас под ногами открылась дивная долина, и мы устремились вниз с быстротой камней, летящих по склону. Мы скакали головокружительным галопом, однако дорога становилась все труднее, и вопреки недовольству шейха мы потребовали, чтобы эскорт двигался не так быстро; он подчинился лишь после того, как от вежливых просьб мы перешли к категорическому приказу. Тогда мы благоразумно взяли аллюр, позволявший нам преодолевать три лье в час. К полудню наш караван достиг горной вершины, откуда мы могли в последний раз взглянуть па монастырь. Он был уже очень далеко от нас, но его белые стены и зеленый сад четко выделялись на фоне сиреневых гор. Во время этой короткой передышки, которую я еле вымолил у нашего шейха, мне показалось, что вслед за нами движутся какие-то точки. Я указал на них Абу-Мансуру, п тот вскричал, что различает людей и, более того, узнает в них представителей враждебного племени. При этих словах он вновь пустил верблюда в галоп, а наши дромадеры, послушные своему вожаку, немедленно последовали за ним.

Вскоре Абу-Мансур вывел нас из долины к оврагу, и мы спустились в него со скоростью горного обвала. Эта адская скачка продолжалась уже семь часов, а эскорт не проявлял ни малейшего желания передохнуть, но внезапно из арьергарда раздались крики. Обернувшись, мы увидели Арабаллу, его тюрбан размотался, одежда была в крайнем беспорядке, а сам он, весь покрытый пылью, стремительно мчался на своем дромадере вслед за нами. Абу-Мансур решил тотчас же увеличить скорость, но мы заявили, что не намерены двигаться дальше, не дождавшись объяснений, а если наши верблюды, подражая его дромадеру, не пожелают остановиться, мы размозжим им головы рукоятками пистолетов; таким образом, шейху пришлось сделать привал. Через пять минут, сметая все на своем пути, появился Арабалла. Он сразу же дал понять настами, как он рад нас видеть; затем, подойдя вплотную к стоявшему в стороне Абу-Мансуру, стал что-то говорить ему отрывисто и резко, по его тону и по горящим глазам мы заключили, что он упрекает шейха в чем-то недостойном. Тот вместо ответа подал сигнал трогаться в путь.

Тогда Арабалла схватил его за руку, но Абу-Мансур высвободился и вновь приказал пуститься в галоп. Арабалла бросился наперерез и преградил путь каравану; шейх сделал движение, словно собирался схватиться за ружье, а его люди приготовили копья; увидев, что пришел наш черед вмешаться, мы достали пистолеты и бросились на выручку старому другу, угрожая открыть огонь,- четверо против четырнадцати арабов. Абу-Мансур застыл в нерешительности, не зная, что предпринять, как вдруг сзади раздались новые крики - это показались Талеб и Бешара, так быстро мчавшиеся по склону оврага, словно у их верблюдов выросли крылья; подкрепление придало нам новые силы п поубавило решимости у наших противников.

К тому же позади них и на вершине горы начали появляться остальные участники нашего прежнего эскорта, и теперь помимо уверенности, что мы бьемся за правое дело, у нас уже был численный перевес. Бешара п Талеб в белых бурнусах, как неуловимые призраки, галопом промчались мимо нас, выкрикнув на скаку слова приветствия, и устремились к Абу-Мансуру.

Арабы же ринулись на выручку к своему вождю. Чувствуя поддержку, вождь тоже повысил голос. Тем временем, крича и угрожая, подъехали остальные члены эскорта, каждый из них потрясал копьем или ружьем; мы поняли, если не вмешаться, сражение неминуемо, и бросились в самую гущу, стараясь изо всех сил перекричать этот адский шум.

Сначала мы лишь увеличили суматоху и усилили шум; наконец стали слышны приказы господина Тейлора, и его главенство было немедленно признано; прежде всего он велел всем замолчать, затем отделил наших друзей от новоиспеченных проводников, одних поставил справа, других - слева; они отложили свои объяснения до вечернего привала и пообещали рассчитаться с теми, кто этого заслужил. Талеб попросил нас спешиться и вернуться к старым верблюдам, но господин Тейлор резонно предположил, что подобный маневр не только повлечет за собой потерю драгоценного времени, но еще и подольет масла в огонь. А если прозвучит хоть одни выстрел, прольется хоть одна капля крови - то наши разъяренные противники не пойдут ни на какие уступки. Он ответил, что мы спешимся, когда будет привал, и приказал трогаться в путь. Друзья и недруги повиновались, и две группы, одна по правую, другая по левую сторону от нас, молча двинулись под лучами палящего солнца, но на сей раз обычным аллюром.