Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Марк…
– Итак?
– Итак?
– Можно пригласить тебя на этот танец?
Марк и Уинтер тихо покачивались в такт музыке, которая напоминала напоенную запахом роз террасу, июньскую свадьбу и чарующее начало их волшебной любви. Они танцевали целуясь, целуясь и шепчась.
– Как чувствует себя та женщина? – Губы Уинтер касались губ Марка, когда она говорила.
– Лучше. Думаю, она выкарабкается.
– А сестра?
– Сестра?
– Ну та, с глазами, как у лани, и в слишком коротком платье, которая так и льнула к тебе.
– Я даже не заметил.
– Хорошо. Приятно слышать.
– Это мне приятно тебя слышать.
– Но мне все равно лучше уехать, да?
Голубые глаза Марка, полные любви, ответили: «Да, наверное, но я буду по тебе скучать».
– Я уеду при одном условии.
«Я совсем не хочу, чтобы ты уезжала, Уинтер. Не ставь мне условий!»
– Да?
– Когда ты позвонишь и разбудишь меня среди ночи, потому что только сейчас добрался до телефона, – звони, звони обязательно! – или когда ты не сможешь позвонить в течение двух дней, пожалуйста, не начинай со слов «прости меня».
– Ладно.
– Пожалуйста, начни с «я тебя люблю».
– Это очень легко. Я люблю тебя, Уинтер.
– Я люблю тебя, Марк. Интересно, сможем ли мы сказать это друг другу, когда займемся любовью?
– Что до меня, так мне нужно будет только прошептать то, что я все время думаю.
– Мне тоже.
– Попробуем? Прямо сейчас?
– Да. Прямо сейчас.
Эллисон любила клуб на Рождество! Мерцающие огоньки и колеблющееся пламя свечей, венки из падуба, запах хвои, лавра и мускатного ореха…
И елка. Маленькой девочкой Эллисон обычно сидела там, где сейчас стояла, перед сверкающим деревом, завороженная огнями, буйством красок и изысканными, удивительными украшениями со всего света. Эллисон подумала, что ее замечательное чувство цвета и формы, наверное, всегда было с ней, а падение просто пробудило его к жизни, потому что воспоминания о рождественской елке и радужных огнях были очень яркими; искрящиеся воспоминания о красном и зеленом, голубом и золотом; воспоминания о цвете, чувствах, о чуде для маленькой девочки.
Эллисон тихонько закрутила золотистый шар. Раскручиваясь, он вспыхнул всеми цветами радуги, как маленький личный фейерверк. Эллисон была бесконечно рада, что завернула сюда по пути на рождественский ужин с родителями и Ванессой. В камине полыхали рыжие языки пламени, негромко звучали рождественские гимны, а откуда-то издалека доносился будто нежный звон колокольчиков – столовое серебро соприкасалось с тончайшим костяным фарфором. Каким покоем веет, как все красиво и какая это роскошь – оказаться одной в таком уютном месте…
– Добрый вечер.
Кто бы это ни был, кто бы ни являлся обладателем этого мягкого низкого голоса, он чувствовал то же самое, очутившись в этом дивном месте.
– Питер? Здравствуйте! – Эллисон почувствовала, как вспыхнули ее щеки, когда она повернулась и встретилась взглядом с его темными глазами.
– Здравствуйте, Эллисон. Какая красота, правда?
– Да. Очень красиво. – Эллисон хотела найти другие слова, чтобы описать эту милую комнату, но для нее это была комната чувств, а не слов, комната личных воспоминаний, страница из ее детского дневника. Для этих глубоко личных чувств Эллисон не могла подобрать слов, но нашла другие счастливые слова, чтобы поговорить с Питером. – Как поживает Оладья?
– Оладья ужасно разбаловалась, валяясь на своих художественных подушках.
– Неплохо.
– А я ужасно разбаловался, живя в своем художественном доме. – Питер улыбнулся.
Неплохо. Эллисон тоже улыбнулась.
– Вы уже все места подобрали для съемок «Любви»? – спросила она. – Уинтер говорит, что вы начинаете репетиции сразу после Нового года.
– Подобрали и определились с порядком. А вы знаете Уинтер?
– Она моя лучшая подруга. Она очень волнуется из-за фильма. – Эллисон мягко добавила: – Уинтер говорит, что сценарий – просто чудо.
– О, даже так…
Обмен комплиментами произошел – Белмид, триумф Эллисон, и «Любовь», грядущий триумф Питера, – и собеседники не искали других слов. Они приветливо улыбнулись друг другу и стояли, глядя на мерцающие огоньки великолепной елки и слушая отдаленные звуки рождественских гимнов и перезвон серебра и фарфора. Ни Эллисон, ни Питер не пытались заговорить, потому что никто из них не тяготился молчанием, находясь в этой красивой и мирной комнате.
Наконец и без того уже опоздавшая на ужин Эллисон тихо проговорила:
– Мне надо идти. Веселого Рождества, Питер.
– Веселого Рождества, Эллисон.
Глава 17
Беверли-Хиллз, штат Калифорния
Январь 1985 года
Роба, вероятно, не будет на месте, сказала себе Эмили. Он уйдет на ленч, но…
Если он будет у себя и не занят, она сможет показать ему фотографии Сесилии Фонтейн, которые только что напечатала. За все четыре месяца, что Эмили проработала на «Портрет», она ни разу сама не заходила к Робу. Более того, она никогда сама не договаривалась о встрече.
Утром они с Робом улетают в Париж. Если Роба не будет в офисе, она просто оставит фотографии на его столе с запиской: «Я подумала, что вы захотите взглянуть на фотографии С.Ф. до поездки в Париж. Эмили». Можно даже добавить что-нибудь бодрое, например: «С нетерпением жду путешествия».
Дверь в кабинет Роба была открыта, и Эмили услышала знакомый певучий южный выговор… Элейн.
– Ты остановишься в «Ритце»?
– Да, в «Ритце», – ответил Роб.
Он сказал что-то еще, уже не так громко, но слова сделались неразборчивыми, как будто Роб прошелся по большому кабинету, удаляясь от двери. А может, его слова заглушили губы Элейн. Эмили положила конверт с фотографиями на стол Фрэн и написала короткую записку: «Фрэн, фотографии Сесилии Фонтейн. Эмили». Она уже повернулась, чтобы уйти, когда услышала следующий вопрос Элейн:
– Она тоже там остановится?
Эмили застыла. Элейн говорит о ней! И в ее голосе было столько презрения… презрения, сравнимого со скептицизмом, который Эмили видела в глазах этой женщины в тот день, когда делала ее фотопортреты. Эмили следовало уйти, это подсказывал ей инстинкт самосохранения, но она осталась. И услышала произнесенный на одном дыхании монолог Элейн, весь, от начала до конца.
– В самом деле? В ее-то одежде? Я согласна, что ее новый образ от Энни Холл – шаг вперед по сравнению с ребяческим образом поникшего цветка, но все равно… Она поставит тебя в неловкое положение, Роб. И не важно, насколько хороши ее фотографии. Не понимаю, почему она ничего не делает со своей внешностью. Возможно, она была бедна прошедшим летом, на свадьбе, но ты, вне всякого сомнения, платишь ей достаточно, чтобы она купила более достойную одежду, привела в порядок волосы. Если хочешь, я могу с ней поговорить.
