Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

— У твоей матери было два сына, — быстро начинает Брэдвел. — Потом она взяла тебя с собой в Японию, когда ты был ребенком, и влюбилась там в доброго короля, и родила от него. Кто был добрым королем? Я не знаю. Но он был хорошо осведомлен, это точно.

Прессия бросает взгляд на Партриджа, который застыл на месте — от страха или от злости? Брэдвел выглядит очень взволнованным, полностью поглощенным тем, что говорит. Он смотрит то на Прессию, то на Партриджа, и Прессия не понимает, что происходит в его голове в этот момент. Почему он настолько взвинчен?

— Ну же, Прессия, — почти умоляет Брэдвел, — ты не просто девочка, прячущая свою куклу. Ты же уже поняла, уже все знаешь!

— Девочка? Только что я была долгом, который ты отдал. — Прессия прикасается к кукле. — Не нужно мне говорить, кто я.

Но в то время, как она произносит это, ей становится интересно, а вдруг она все еще девочка? Всего несколько дней назад она собиралась прожить свою жизнь в шкафу около парикмахерской. Она была готова сдаться и выкинуть из головы все вырезки из журналов и мечту о Прежних Временах и Куполе.

— Ты никогда не была для меня долгом. Послушай меня, — начинает оправдываться Брэдвел.

— Давай вернемся к истории, — советует ему Прессия.

— Скажи нам, что ты на самом деле думаешь, — просит Партридж.

— Хорошо, — сдается Брэдвел. — Вот как я все понимаю. Человек, от которого родила твоя мать, был в курсе всего, что делали японцы — или что пытались предотвратить. Радиационная устойчивость. Твоя мать передавала ему информацию, и я согласен с ее решением. В Японии были очень хорошие ребята, я так думаю. Мои родители были того же мнения. — Он делает паузу. — Я едва помню их лица…

Брэдвел бросает взгляд на Партриджа:

— Почему тебя больше не кодировали? Почему не довели дело до конца?

— Они пытались, но я был устойчив к кодированию. Оно не работало со мной, — отрезает Партридж.

— Как твой папочка отреагировал на все это?

— Не называй его так!

— Бьюсь об заклад, он просто рвал и метал!

— Послушай, я ненавижу отца больше всех на свете. Но я его сын. И только я имею право ненавидеть его так сильно.

Становится очень тихо.

Партридж произносит:

— Я ненавижу его снисходительность, его сдержанность. Я ненавижу его за то, что он никогда не смеется громко и не плачет. Ненавижу его лицемерие. Ненавижу то, как он постоянно покачивает головой, будто не одобряет то, что я делаю. Ненавижу то, как он смотрит на меня, будто я не стою ни гроша. — Партридж обводит взглядом комнату. — Был ли он счастлив, видя результаты моего кодирования? Думаю, вряд ли.

— Почему же? — спрашивает Брэдвел.

— Потому что он думал, что на них повлияла мать.

— Он недооценил ее, — говорит Брэдвел. — Я думаю, она знала все об операции «Феникс», как и человек, подаривший ей этот кулон. Ей нужно было знать, что в голове у ее мужа и его людей — массовое уничтожение, выживание под Куполом, в конце концов, регенерация земли и появление сверхвидов. Возможно, она передала другой стороне информацию о том, что он задумал. Королева-лебедь стала крылатым вестником, так было в сказке? Они пытались предотвратить исполнение плана, спасти некоторых людей. Но в какой-то момент твоя мать поняла, что у них не хватит времени… Я не думаю, что Уиллакс беспокоился, жива она или нет, один раз он уже оставил ее умирать. Жалеет ли он, что не убил ее? Неужели это все месть? Может быть, он использует своего единственного сына, чтобы убедиться, что его жена мертва? Или все-таки то, что она жива, означает, что она что-то знает, и ему нужна эта информация.

— Ты его совсем не знаешь, — говорит Партридж, но его голос слаб и звучит так, словно он не уверен в своей правоте.

Брэдвел смотрит в пол и качает головой.

— Посмотри, что он сделал с нами, Партридж. Мы — те, кто имеет право его ненавидеть так, как не можешь даже ты.

Прессия смотрит на голову куклы, как на напоминание о детстве, которого у нее не было.

— Какое отношение все это имеет ко мне? — спрашивает она.

В голове нет ясных мыслей, лишь гул. Она понимает, что ее жизнь вот-вот изменится, но она не знает как. Она смотрит на бахрому кукольных ресниц, на маленькое отверстие в губах. Щеки Прессии пылают. Все вокруг нее уже догадались, но не хотят говорить. Может, она и сама уже поняла? Все сказано там, в сказке на ночь, но она не может разглядеть этого.

— Почему и УСР, и Купол хотят, чтобы я нашла Партриджа? Откуда они вообще узнали о моем существовании?

Партридж нервно засовывает руки в карманы и упирается взглядом в пол.

Наверное, он уже все понял. Скорее всего, он умнее, чем думает Брэдвел.

— Ты — та самая девочка, — шепчет Брэдвел, — из сказки. Ты дочка доброго короля.

Прессия резко переводит взгляд на Партриджа.

— Ты и Партридж… — продолжает шептать Брэдвел.

— Значит, ты — мой брат? — спрашивает Прессия. — Моя мама и твоя мама…

— Это одна и та же женщина, — заканчивает за нее Партридж.

Прессия явственно слышит стук своего сердца. Вот и все.

Ее мать — королева-лебедь. И она может быть жива.

ПРЕССИЯ

ЧИП

Все, о чем может думать Прессия, — это что все ее детство, которое придумал дед, оказалось неправдой. Да и дед ли он ей? Гигантская диснеевская мышь в белых перчатках, пони на день рождения, торт-мороженое, чашка-карусель, золотые рыбки на итальянском фестивале, венчание родителей под белым шатром… Было ли хоть что-нибудь из этого правдой?

Но рыб-то она помнит! И не из дедушкиных историй, не в полиэтиленовом пакетике на фестивале. Бак с рыбами и бумажник с кисточкой существовали, как и что-то урчащее отопительное под столом, пальто отца. Она сидела на его плечах, нагибаясь под цветущими ветками. Она знала, что это был отец. Но женщина, чьи волосы она расчесывала, от которой так вкусно пахло, — была ли это ее мать? Или ее мать — женщина в компьютере, поющая о девушке на крыльце и мальчике, который хочет с ней сбежать? Была ли это ее мать? Она, наверное, записала песню для Прессии, потому что знала, что не будет с ней, потому что должна была вернуться в свою настоящую семью, к законным сыновьям. Кто-то исполнительно каждый день проигрывал эту песню для Прессии, даже когда Прессия выросла и она ей надоела. Бесплодная женщина, вот как сказал Партридж.

Это все не сказка. Это реальность. Песня звучит у Прессии в голове — Земля Обетованная, и звуки гитары, и как парень собирается умчаться с девушкой в автомобиле.

Замок на двери щелкает, и дверь распахивается. Это женщина с метлой-копьем. Она принесла большую бутылку спирта и стопку аккуратно сложенных тряпок, марлю и еще кожаных повязок для остановки кровотечения, такую же они использовали для перевязки мизинца Партриджа. Виднеются завернутые в ткань ножи. Брэдвел берет все это, и, не говоря ни слова, женщина выходит, снова заперев дверь на несколько оборотов ключа.

Прессия закрывает глаза, пытаясь прийти в себя.

— Ты уже решилась? — тихо спрашивает ее Брэдвел.

— Я была бы рада, если бы это сделал кто-нибудь другой. Я не хочу быть тебе должна.

— Прессия, — шепчет Брэдвел, — твой дедушка здесь не причем, я сам пришел за тобой. Я просто выпалил не то, сам не знаю почему. Но это не все…

Прессия останавливает его:

— Давай быстрее покончим с этим.

Она не желает сейчас слушать никакие истории, тем более те, в которых Брэдвел будет пытаться оправдываться.

Прессия ложится животом прямо на пол, подложив куртку под голову. Колокольчик, который она нашла в парикмахерской, чудом остался в кармане. Она забыла о нем и сейчас рада ему — как напоминанию о том, сколько всего она пережила. Прессия кладет голову куклы под подбородок и закрывает глаза. Пол пахнет грязью, пылью и немного нефтью.

Брэдвел разводит ее волосы по обе стороны, обнажая затылок и шею. Прессию очень удивляет его прикосновение — легкое, почти невесомое.

Затем она слышит шепот:

— Все будет хорошо, я буду очень осторожен.

— Хватит болтать, — говорит Прессия, — давай уже, делай.

— О господи, ты что, собираешься резать ее вот этим? — возмущается Партридж. Перед глазами Прессии лежат мясные ножи. — Ты промыл все это спиртом? Инструменты должны быть чистыми!

Вот как себя ведут старшие братья? Носятся вокруг? Беспокоятся?

— Уйди с глаз долой, — бурчит Брэдвел.

— Уж поверь мне, я и не хочу на это смотреть, — отвечает Партридж.

Она слышит шаги Партриджа, которые, однако, не отходят далеко. Он стоит где-то поблизости. Прессия вдруг понимает, что он тоже пытается все это осознать. Образ матери изменился. Она была святой и в то же время имела ребенка от другого мужчины? Интересно, как он пытается ужиться с новым образом матери? Легче думать о Партридже, чем о себе, но мысли не остановить. Почему дед не сказал ей правду? Почему лгал все эти годы? Но в то же время она сама знает ответ на этот вопрос. Наверное, он нашел маленькую девочку и взял к себе.