Судьбы наших детей - Фрэнк Йерби

Ведь Клайгер знает, что идет прямо в западню.

И все-таки он придет, это несомненно.

Значит, если Дон не ошибается — а он, конечно, не ошибается, — ради этой выставки Клайгер готов лишиться даже свободы.

Свободы или даже…

Рядом Бронсон привычно вороватым движением сунул руку под мышку, и Дон свирепо зашипел сквозь зубы:

— Никакой стрельбы! Понятно? Без тебя обойдется!

В душе он проклинал холодную, бездушную логику Пенна. В войну самое разумное — уничтожать все, чем нельзя воспользоваться, чтобы оно не попало в руки врага; но ведь сейчас не война и речь идет не о машинах и не о боеприпасах.

Клайгер наверняка знает, что рискует жизнью.

Дон вздрогнул: Эрлмен стиснул его руку и кивком указал в конец галереи, глаза его на изможденном лице сверкнули.

— Гляди, — чуть слышно шепнул он. — Вон там, у той витрины. Видишь?

Клайгер!

Он был… совсем обыкновенный. В пылу охоты Дон рисовал его себе то ли сверхчеловеком, то ли чудовищем, но вот он стоит и не сводит глаз с какого-то горшка, обожженного в ту пору, когда западной цивилизации не было еще и в помине, и ничего сверхъестественного в его облике нет — самый обыкновенный человек, только больше обычного увлекается вещами, которые кажутся красивыми лишь немногим.

И однако он знает нечто такое, что делает его величайшей угрозой для безопасности Запада.

— Поймали! — раздался ликующий шепот Эрлмена. — Ты опять попал, Дон! В самую точку!

— На место! — Грегсон не отрывал глаз от тщедушного человечка, за которым так долго охотился. — Стань у двери, вдруг он вздумает удирать. Сам знаешь, чтó надо делать.

— Знаю. — Эрлмен чуть помедлил. — А Бронсон?

— Это моя забота.

Дон выждал, пока Эрлмен, словно гуляя, прошелся мимо витрин и небрежно облокотился о перила дальней лестницы. Понятно, что Макс сейчас вздохнул с облегчением: они проработали вместе восемь лет, и его неудача была бы в какой-то мере и неудачей Эрлмена.

Но все отлично удалось.

И, упиваясь сладостью победы, Дон двинулся вперед, он почти забыл, что по пятам идет Бронсон. Клайгер не обернулся. Держал в руках плоскую широкую чашу, осторожно поглаживал ее края и любовался яркими красками, не выцветшими за века.

— Клайгер!

Тот медленно поставил чашу на место.

— Не пытайтесь бежать. Не сопротивляйтесь. Не делайте глупостей, — мрачно прошептал Дон. — Вам все равно не уйти.

— Знаю.

— К вашему сведению, я из ЦРУ.

— Знаю.

— Это тупик, Клайгер.

— Знаю.

Его спокойный, бесстрастный тон злил Грегсона. Ему бы клянчить, ругаться, спорить, а он твердит, как попугай, одно и то же. Дон в ярости схватил его за плечо и повернул лицом к себе.

— Может, вы вообще все на свете знаете?

Клайгер не ответил. Он опустил тяжелые веки, и Дон вспомнил, как описывал эти глаза Левкин. «Удивительные» — сказал тогда антиквар, но это было не то слово. Затравленные. Иначе не скажешь.

Затравленный.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — Клайгер раскрыл глаза и взглянул прямо в мрачное лицо охотника.

Дон пожал плечами.

— К чему вопросы? Ведь вы как будто и сами все наперед знаете.

— Я ясновидец, — спокойно сказал Клайгер. — Я умею видеть будущее, но ведь и вы тоже умеете. А вы? Вы все знаете?

— Я… — Дон проглотил комок в горле. — Что вы сказали?

— А иначе откуда бы вы узнали, что я сюда приду? Именно узнали, а не догадались. Вы так же точно знали, что найдете меня здесь, как я точно знаю, что…

— Ну, дальше, дальше!

— У вас тоже есть этот дар. Вы знали, что я буду здесь в этот час, значит, вы «видели» будущее. Может быть, не очень далеко и не очень отчетливо, но вы его видели. Каких вам еще доказательств?

— Но я просто был уверен, что… Так, значит, вот как оно действует, ясновидение!

— У вас, видимо, так. У других, возможно, не совсем так. Но если вы твердо убеждены, что в такую-то минуту произойдет такое-то событие или хотя бы что оно наверняка произойдет, пускай чуть раньше или чуть позже, значит, вы обладаете даром, который так высоко ценит генерал Пенн. — Клайгер горько усмехнулся. — Только ничего хорошего от этого не ждите.

Дон помотал головой, в ней просто не умещалось все, что обрушилось на него за одну минуту. Рядом Бронсон переступил с ноги на ногу. Вокруг никого не было, все посетители отошли к другим витринам, и они остались втроем, точно на необитаемом острове.

— Я с вами не пойду, — объявил Клайгер. — Хватит с меня Дома Картрайта.

— У вас нет выбора. Клайгер улыбнулся.

— Вы забываете, что тут нет речи о выборе, — сказал он мягко. — Я просто знаю. Мы с генералом никогда больше не увидимся.

Бронсон глухо зарычал.

Он был как молния, но Дон оказался еще быстрей. Подстегнутый каким-то неведомым шестым чувством, он круто обернулся, едва блеснул поднятый пистолет, вцепился в руку Бронсона — и выворачивал ее, силясь отвести злобное черное дуло от цели. Мышцы напряглись до предела, потом что-то треснуло, точно сухой сук под ногой: сломалась кость. Пистолет выпал из оцепеневших пальцев Бронсона, он раскрыл рот, но Дон ударил его ребром ладони по шее, и немой рухнул на пол.

Дон схватил пистолет, с трудом поднял бесчувственного Бронсона и поддерживал его, насилу одолевая в себе нахлынувшую ненависть. Как он ненавидит этого Бронсона, который тем только и жив, что мстит всему миру за свое увечье! Как ненавидит Пенна, который обратил этого немого психопата и ему подобных в цепных псов! Сделал их убийцами во имя священной целесообразности: они надежны, потому что не могут проболтаться.

Во всей галерее один только Эрлмен видел, чтó произошло. Он подбежал к Грегсону и ожегся о его горящие глаза.

— Убери эту дрянь, живо!

— Значит, пришлось ему все-таки попытаться! — Эрлмен перехватил у Дона бесчувственное тело. — Пенн будет от тебя просто в восторге!

Дон сквозь зубы с шумом втянул в себя воздух, стараясь подавить прилив ненависти.

— Отвези его обратно в отель. Из-за Пенна я еще успею поволноваться.

— А Клайгер?

— Предоставь его мне.

В неистовстве этих последних минут Дон чуть не забыл про Клайгера. Тот стоял перед какой-то вазой и разглядывал эту древность, будто спешил упиться ее красотой и навеки запечатлеть в памяти. Он осторожно поднял вазу, завороженный неповторимым искусством старого мастера, и Дон вдруг ощутил ком в горле — он понял.

Пенн не доверял женщинам. Секретарь у него был мужчина, как и все его сотрудники. Он только глянул на Дона и потянулся к звонку.

— Не трудитесь. — Дон прошел мимо него к двери во внутренний коридор. — Просто скажите генералу, что я иду.

— Но…

— Как же, по-вашему, я прошел в здание и добрался до вас? — Дон пожал плечами. — Попытайтесь-ка сообразить.

Пенн был не один. У него в кабинете сидел Эрлмен, горестно дымя сигаретой, и лицо у него было еще более измученное, чем прежде. Видно, он первый попал генералу под горячую руку. Дон захлопнул за собой дверь и широко улыбнулся Эрлмену.

— Привет, Макс! Кажется, тебе здорово досталось.

— Дон! — Эрлмен вскочил. — Где ты пропадал? Ведь уже больше недели прошло! Где Клайгер?

— Клайгер? — Дон улыбнулся. — Он где-нибудь в Советском Союзе, и сейчас его, должно быть, допрашивают при помощи всех детекторов лжи, какие только есть на свете.

Минуту в комнате стояла зловещая тишина, потом Пенн наклонился вперед.

— Ладно, Грегсон, пошутили, и хватит. А теперь подавайте мне Клайгера или получайте по заслугам.

— Я не шучу. — Дон угрюмо взглянул прямо в глаза генералу. — Всю прошлую неделю я только тем и занимался, что толковал с Клайгером, устраивал ему переход границы и сбивал со следа ваших ищеек.

— Предатель!

Дон не отвечал.

— Гнусный, подлый предатель! — Пенн вдруг заговорил с ледяным спокойствием, и оно было куда страшней его ярости. — Конечно, у нас демократическая страна, Грегсон, но мы умеем защищаться. Зря вы не отправились к вашим друзьям вместе с Клайгером, так было бы для вас безопаснее.

— К друзьям! По-вашему, это я для них старался?

Дон опустил глаза, оказалось, руки его дрожат. Тогда с рассчитанной медлительностью он сел и зажег сигарету, дожидаясь, чтобы бешенство немного улеглось.

— Вы требуете лояльности, — сказал он наконец. — Слепой, безоговорочной, не рассуждающей. По-вашему, кто не с вами, тот непременно с вашим врагом, но вы ошибаетесь. Существует верность, которая превыше верности отдельному человеку, государству или группе государств. Это верность человечеству. И да настанет день, когда это поймут все!

— Дон!

Эрлмен рванулся было к нему, но Дон только рукой махнул: сиди, мол.

— Ты слушай, Макс, и вы тоже, генерал. Слушайте и постарайтесь понять.