Другой взгляд на Сталина - Людо Мартенс

«Некоторые кулаки убивали советских служащих, сжигали колхозное имущество, сжигали даже собственный урожай и посевное зерно. Отказывались сеять или убирать урожай, возможно, полагая, что власти сделают уступку и в любом случае будут давать им еду.

Последствием стал „украинский голод“ 1932–1933 годов… Зловещие подсчеты, большей частью фиктивные, появились в нацистской прессе в Германии и в херстовской прессе в США, зачастую иллюстрированные фотографиями, оказывавшимися сделанными в 1921 году на Волге… „Голод“ не был в его высших проявлениях результатом нехватки пищи, несмотря на резкое уменьшение количества посевного зерна и урожая, проистекавших от весенних реквизиций 1932 года, которые, очевидно, были вызваны страхом войны с Японией. Большинство жертв голода составляли кулаки, отказывавшиеся засевать поля или уничтожившие свой урожай»{354}.

Интересно отметить, что эти свидетельские показания были подтверждены в 1934 году статьей Исаака Мазепы, лидера Украинского националистического движения, бывшего премьера правительства Петлюры в 1918 году. Он хвастался, что правые на Украине преуспели в организации широкого саботажа сельскохозяйственных работ.

«Во-первых, были беспорядки в колхозах, а еще были убиты коммунистические служащие и их агенты, но позже получила предпочтение система пассивного сопротивления, которая была нацелена на систематическое расстройство планов большевиков по посеву и сбору урожая… Катастрофа 1932 года была тяжелейшим ударом, которому должна была противостоять Советская Украина со времен голода 1921–1922 годов. Осенняя и весенняя посевные кампании провалились. Целые поля остались незасеянными, а в дополнение, когда урожай был собран… во многих местах, особенно на юге, 20, 40 и даже 50 % его осталось на полях и было или вообще не убрано, или потеряно при молотьбе»{355}.

Второй причиной голода была засуха, поразившая некоторые области Украины в 1931-м и 1932 годах. Для профессора Джеймса Мейса, защищавшего украинских крайне правых в Гарварде, это просто «басни», созданные советским режимом. Однако Михаил Грушевский, признаваемый самими националистами как «ведущий украинский историк», описывая 1932 год в своей «Истории Украины» заявил: «Вновь засушливый год совпал с хаотическими сельскохозяйственными условиями»{356}. Профессор Николай Рясновский, преподававший в Русском исследовательском центре Гарварда, писал, что в 1931-м и 1932 годах наблюдалась засуха. Профессор Михаил Флоренский, боровшийся против большевиков во время Гражданской войны, писал: «Жестокая засуха 1931-го и 1932 годов, особенно на Украине, ухудшила состояние хозяйств, создав условия, близкие к голоду»{357}.

Третья причина голода была связана с эпидемией тифа, свирепствовавшей на Украине и Северном Кавказе. Доктор Ганс Блюменфельд, широко известный и уважаемый архитектор, награжденный Орденом Канады, работал в Макеевке на Украине во время голода. Он писал: «Нет сомнения, что голод унес многие жизни. У меня нет данных, на которых можно оценить их число… Возможно, что большинство жертв в 1933 года случилось вследствие эпидемий тифа, тифозной лихорадки и дизентерии. В Макеевке часты были смерти, связанные с плохой водой для питья; я сам едва перенес приступ тифозной лихорадки»{358}.

Хорсли Грант, человек, давший абсурдное число в 15 миллионов погибших от голода – 60 % всех украинцев в 1932 году, – отмечал, что в то же самое время, «когда пик эпидемии тифа совпал с голодом… невозможно было определить, какая из этих двух причин была более существенной в наступлении смерти»{359}.

Четвертой причиной голода был неизбежный беспорядок, вызванный реорганизацией сельского хозяйства, а также глубокие потрясения в экономических и общественных отношениях: недостаток опыта, самовольство и неисполнительность, недостаток подготовки и левацкий радикализм среди части беднейших крестьян и гражданских служащих.

Один или два миллиона умерших от голода – это совсем не малое число. Эти людские потери во многом произошли вследствие жесточайшего сопротивления эксплуататорских классов реорганизации и модернизации сельского хозяйства на социалистических основах. Но буржуазия хотела бы провозгласить Сталина и социализм виновниками этих смертей. Число один или два миллиона надо также сравнить с девятью миллионами погибших от голода 1921–1922 годов, вызванного главным образом вооруженной интервенцией восьми империалистических держав и оказываемой ими поддержкой реакционных вооруженных групп.

Голод не продолжился долее периода, предшествовавшего урожаю 1933 года. Советское правительство предприняло чрезвычайные меры по обеспечению успешной уборки урожая того года. Тридцать пять миллионов пудов зерна, продовольствия и фуража было выделено Украине весной 1933 года. Была улучшена организация и укреплено управление колхозами, поставлено несколько тысяч дополнительных тракторов, комбайнов и грузовиков.

Ганс Блюменфельд представил в своей автобиографии описание того, что он испытал во время голода на Украине: «Голод был вызван совпадением нескольких факторов. Во-первых, жаркое и сухое лето 1932 года, которое я провел на Севере, в Вятке, вызвало низкие урожаи в засушливых районах на юге. Во-вторых, борьба за коллективизацию подорвала сельское хозяйство. Коллективизация не была спокойным, упорядоченным процессом, шедшим по бюрократическим правилам. Она состояла из действий бедных крестьян, вдохновленных партией. Бедные крестьяне стремились экспроприировать кулаков, но имели гораздо меньше стремления к организации кооперативной экономики. К 1930 году партия уже выделила кадры для укрепления и исправления крайностей… Проявив самообладание в 1930 году, партия вновь предприняла наступление в 1932 году. Результатом было падение производства кулацкой экономики в этом году, а новая социалистическая экономика оказалась пока слаба. Первые претензии на несоответствующий уровень были к городской промышленности и вооруженным силам (и первые вложения направлялись туда); так как будущее всего народа, включая крестьян, зависело от них, иначе и быть не могло…

В 1933 году дождей было достаточно. Партия направила свои лучшие кадры на помощь в организации колхозов. И успех пришел: после сбора урожая 1933 года ситуация улучшилась коренным образом и удивительно быстро. У меня было чувство, будто мы тащили тяжелую телегу на вершину горы, не будучи уверенными в успехе; но осенью 1933 года мы перевалили вершину и с того момента смогли двигаться вперед нарастающими темпами»{360}.