Сновидения - Нора Робертс

– Кто занимался финансами в Обители – до того, как вы получили диплом?

Филадельфия нетерпеливо фыркнула.

– Повторяю: я не понимаю, к чему эти вопросы. Ну, Нэш занимался. По большей части. Мы выросли в очень консервативной семье. Отсюда и наш первоначальный подход к Обители. Мы действовали в меру своих знаний и умений. Но потом нам обоим стало ясно, что у Нэша просто нет деловой жилки. А у меня есть. Наша вера, в частности, дает нам убежденность в том, что свои способности надо применять, вот почему я пошла учиться дальше. Спасать Обитель было уже поздно, но мы считаем, что замысел именно в этом и состоял.

– Чей замысел?

– Высшей силы. Божий промысел – знакомы с таким понятием? Мы учились на своих ошибках, мы потеряли одно здание, но получили новый шанс и на этот раз преуспели.

– Удобно. Значит, теперь финансами заведуете вы.

– В БВСМРЦ – да, вместе с нашим бухгалтером.

– А личными финансами вы занимаетесь по отдельности? Каждый своими?

– Разумеется. Лейтенант…

– Я просто пытаюсь составить себе картину, – перебила Ева. – А ваш второй брат?

– Монти? Монти умер.

– В Африке. В прошлом месяце было пятнадцать лет, как это произошло. А в чем состояли его функции? Какие у него были обязанности? Какую часть работы он выполнял?

– Он… помогал везде, где мог. Ему нравилось помогать на кухне, делать какой-то мелкий ремонт. Время от времени он помогал Броди.

– То есть был подсобным рабочим.

Брови у Филадельфии опять сошлись, образовав все ту же глубокую складку над переносицей.

– Я не знаю, что это такое.

– Ну как же? Ни тебе ответственности, ни реальной работы. Одни мелкие поручения.

– Монти не имел образования, чтобы…

– А почему, собственно говоря? Почему он не учился, чтобы сделаться вашим партнером? Вы же со старшим братом получили дипломы?

– Не понимаю, почему вас это так волнует. Это наша частная жизнь…

– Теперь ваша частная жизнь – предмет моего профессионального интереса, – выпалила Ева, так что Филадельфия дернулась. – Погибли двенадцать девочек. Неважно, понятен ли вам вопрос. Отвечайте!

– Да будет тебе, Даллас, – умиротворяюще пропела Пибоди, вступив в свою роль доброго полицейского. – Нам нужно знать, – обратилась она к Филадельфии, – все, что только возможно, и тогда мы сможем попытаться сложить все факты в единую картину. Ради вот этих девочек, – добавила она и подвинула фотографии поближе к Филадельфии.

– Я хочу помочь, просто… просто мне больно говорить о Монти. Он был для нас малышом. – Она вздохнула и слегка обмякла. – Самый младший из нас. Наверное, мы его немного избаловали. Особенно когда мама умерла.

– Покончила с собой.

– Да. Это и сейчас больно, а тогда для всех нас было во сто крат больнее. Она просто была нездорова, не в себе. В разладе с собой. Утратила веру и лишила себя жизни.

– Для семьи это большое испытание, – сказала Пибоди очень мягко. – Тем более для такой верующей семьи, как ваша. А ваша мама веру утратила.

– Мне кажется, она утратила желание держаться этой веры. Она была больным человеком, и рассудком, и душой.

– Ваш отец по этому поводу занял весьма строгую позицию, – вставила Ева.

Снова на щеках Филадельфии появился румянец, на этот раз – больше от возмущения, чем от неловкости, решила Ева.

– Это была – и есть – трагедия исключительно личного характера. Если, как вы выражаетесь, он и занял строгую позицию, то из-за того, что испытал великое горе и великое разочарование. Вера моего отца была неколебима.

– А матери – нет.

– Она была нездорова, – повторила Филадельфия.

– Она заболела – или обратилась за врачебной помощью – вскоре после рождения самого младшего из вас.

– Это была неожиданная и тяжелая беременность. И вы правы, на ее здоровье она сказалась.

– Трудная и неожиданная, – повторила Ева. – Но все же ребенка она выносила.

Руки Филадельфии, крепко сжатые, лежали на столе. Она холодно произнесла:

– Мы уважаем принимаемое каждым конкретным человеком решение, однако прерывание беременности, если оно не продиктовано исключительными обстоятельствами, было для моей матери немыслимым делом – как и для любого человека, разделяющего нашу веру.

– Хорошо. Значит, беременность была неожиданной и тяжелой, повлекшей за собой клиническую депрессию, беспокойство и в конечном итоге самоубийство.

– Почему вы произносите это таким ледяным тоном?

– Таковы факты, мисс Джонс.

– Мы не хотим ничего упустить, – сказала Пибоди, легонько коснувшись руки Филадельфии. – Ваш младший брат – он ведь еще жил с родителями, когда матери не стало?

– Да, ему было всего шестнадцать. Он поселился со мной и Нэшем спустя несколько месяцев, когда отец продал дом и уехал в миссионерскую поездку. И вскоре после этого, на нашу долю от продажи дома, мы и купили здание на Девятой и основали Обитель.

– Остаться без матери в столь юном возрасте… – сочувственно проговорила Пибоди. – А с другой стороны, когда вы основали Обитель, ему было самое время подумать о высшем образовании. Либо о профессионально-техническом обучении. Но в его досье я ничего такого не нашла.

– Верно. Монти не проявлял склонности к высшему образованию и вообще к получению какой-либо специальности, и честно говоря, у него и способностей таких не замечалось – ни психологических, ни организационных. Вот работать руками у него получалось хорошо, к этому у него был талант.

– Но и этому он не обучался.

– Он хотел быть поближе к нам, а мы ему потакали.

– И он лечился от депрессии, – добавила Ева.

– Да, лечился. – Филадельфия Джонс посмотрела на Еву с нескрываемым негодованием. – И что с того?! Это не преступление! Монти был человек в себе. Интроверт. В большей степени, чем Нэш или я. Когда мы повзрослели, начали совершать поездки, пошли учиться в колледж, и потом вдруг умерла наша мать, он очень страдал от одиночества и впал в депрессию. Тогда мы обратились за помощью, и он ее получил.

– Интроверт. Значит, когда он стал жить с вами в Обители, то не стремился к общению с обитателями и персоналом?

– Я уже сказала, когда отец уехал в командировку, мы взяли Монти к себе, помогли ему найти себя. Он был несколько застенчив, но детей любил. В каком-то смысле он и сам был ребенок. Обитель была и его домом тоже.

– А как он воспринял утрату этого дома?

– Откровенно говоря, ему было тяжело. Это же был его первый дом после родительского, он считал его родным – как все мы. И как и нам всем, расставаться с этим домом ему было нелегко. Он был расстроен, и это понятно. Всегда трудно признавать свою неудачу. Но эта неудача открыла нам дверь в будущее.

– И сразу после того, как вы вошли в эту дверь, вы отправили его в Африку. Своего застенчивого, интровертного младшего брата.

– Подвернулась такая возможность. Мы понимали, что Монти пора расширять границы своего мира. Так сказать, вылететь из гнезда. Если честно, мне было тяжело, но для него это был шанс. Своя дверь в будущее.

– А кто это все устроил?

– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду под этим словом «устроил». Глава миссии в Зимбабве решил выйти в отставку, вернуться домой к семье. Для Монти это был шанс повидать мир, как это было и у нас с Нэшем, посмотреть, есть ли у него, в конце концов, призвание.

– И ему там нравилось?

– Судя по его электронной почте, он был очень доволен. Казалось, в Африку он влюбился с первого взгляда. Я уверена, что, если бы он от нас так рано не ушел, он там расцвел бы. Он нашел свое место в жизни. И свое призвание, в котором я до этого сомневалась. В соболезнованиях, которые мы получали после его гибели, говорилось о его доброте, сострадании, его… радости. Больно и одновременно отрадно сознавать, что перед тем, как нас покинуть, он обрел свое счастье.

– Вы часто с ним разговаривали?

– Разговаривали? Мы вообще не разговаривали. Когда в первый раз едешь с миссией, тем более если это вообще твоя первая самостоятельная поездка, легко поддаться желанию цепляться за родной дом, семью и друзей. Но в первые несколько месяцев лучше все эти контакты ограничить, чтобы ты мог сосредоточиться на миссионерской работе, стал считать родным свое новое обиталище, обрел семью в тех людях, кому проповедуешь. И всем сердцем стал им служить.

– А-а. Напоминает армейскую учебку.

Теперь Филадельфия была не так напряжена и даже слегка улыбнулась.

– Пожалуй, да, в некотором смысле.

– А какие у него были отношения с Шелби? Они ладили?

– Ладили?

– Вы сказали, он сам был словно один из них.

– Да, но я просто имела в виду, что он был намного моложе нас с Нэшем, и годами, и душой.

– Так как он ладил с ребятами? И конкретно – с Шелби?

– С девочками он был особенно робок, но отношения у них, по-моему, были неплохие. Я бы сказала, Шелби он несколько побаивался. Характер у нее был сильный, а временами так просто несносный.