Братья - Чен Да

Несмотря на полученное образование, мой друг северянин Фей-Фей стал моим издателем в «Blue Sea», вместо того чтобы отправиться обрабатывать сельскохозяйственные угодья в провинции Фуцзянь. Он окончил университет на три года раньше нас, уже успел приобрести печатное оборудование, разместив его по соседству, и издать пятьдесят различных книг.

— Все книги — просто бестселлеры! — хвастался он. — Я не слушаю советов, как уберечь себя от риска, и покупаю только те книги, которые люди хотят читать, а правительство не санкционирует их выпуск.

— Ты бы отрезал свои длинные волосы.

— Лон, — строго обратился он ко мне, — это часть моего имиджа. Мои волосы говорят: «Я — Фей-Фей, свободный независимый издатель». В тот день, когда я потеряю свои волосы, ты должен будешь уволить меня.

— Ладно, пусть волосы остаются. Но твой независимый дух меня беспокоит.

— Ты имеешь в виду моих подружек?

Я кивнул.

— Ничем не могу помочь. Они все не годятся на то, чтобы на них жениться.

— И ты слишком много пьешь.

— Ты хочешь, чтобы я превратился в монаха? Это часть моего образа. Писатели доверяют мне, потому что я веду себя так, как будто готов допустить все что угодно. Когда они чувствуют это, то раскрывают все, что лежит у них на сердце. А некоторые даже больше.

— Ты имеешь в виду своих юных женщин-писательниц.

— Лучше уж я, чем вы, босс. Вы должны быть уверены, что ваша корма надежно прикрыта и становится все толще, а я позабочусь обо всем остальном.

— Времена меняются. Правительство вскоре займется нами, если мы будем продолжать печатать то, что публикуем сейчас. Не делай свое положение и собственную жизнь еще хуже. Именно это беспокоит меня больше всего.

— Босс, босс, босс. «Blue Sea» станет просто синим обломком, если ветер резко переменится. Я буду действовать соответственно. Не забудь, что я пережил «культурную революцию», а это чего-то стоит.

Лена сообщила, что наше предприятие на юге процветает. «Дракон и Компания» на свои пятьдесят процентов вклада в банковское дело прибрежной зоны получил тройную прибыль. Общая доля прибыли достигла отметки в миллион юаней. Дедушка Лон настаивал на том, чтобы получать проценты от любого вида деятельности, в которую вложены его деньги. Мои двадцать пять процентов участия в каждой сотне плюс бизнес, под который он дал залог, очень скоро могли превратиться в небольшую процветающую империю сами по себе. Дедушка Лон, преданный воспитанник торгового дома «Натан Мейер Ротшильд и сыновья» в Лондоне, теперь возглавлял торговый коммерческий банк, к чему всегда и стремился.

Лена также писала, что ей удалось нанять на работу самых лучших выпускников экономического факультета Университета Амой, которые теперь помогали ей. И ей было приятно сообщить, что наша доля в деле отца, составлявшая пятьдесят процентов, принесла феноменальную отдачу: свыше двадцати миллионов юаней.

Фирма отца, которую он гордо назвал «Ветераны и Компания», заключила договор на создание совместного предприятия с тайваньской химической корпорацией по производству тканей и стройматериалов, что оказалось весьма прибыльным делом из-за разразившегося на юге строительного бума. Моя доля в пятьдесят процентов давала мне право проголосовать за или против и даже наложить вето на деятельность предприятия, но пока что отец не давал мне повода воспользоваться этим. И кроме того, отцу нужен был самый лучший менеджер, чтобы управиться с его невероятно разросшимся делом. Но гораздо важнее были его выплаты ветеранам, отправленным в отставку.

Все эти события лучше всего были описаны в письме от матери:

Дорогой наш сын!

Мы всегда скучаем по тебе. Дедушка занят больше, чем когда-либо, в роли финансиста. Местные жители называют его «серебряные счеты».

У твоего отца теперь в подчинении более пяти тысяч рабочих. И, поскольку все его работники — отставные военные, они называют его генералом. Он заслужил это прозвище, и оно ему нравится. И у деда, и у отца дела идут настолько хорошо, что мы решили пригласить тебя присоединиться к нам. Они согласились предоставить тебе минимальную долю участия, которая составит двадцать пять процентов от их собственности (как тебе известно, их доля в предприятиях составляет пятьдесят процентов, а другая половина принадлежит пассивным партнерам). Постепенно ты станешь равноправным совладельцем, а твои доходы будут более чем достаточными для того, чтобы создать семью.

Будущее Китая связано с югом. Люди, земля, непосредственная близость других стран Юго-Восточной Азии — все это убеждает меня в том, что ты скорее преуспеешь здесь, чем на севере, где все еще правит коммунистическая бюрократия. Мы знаем, что у тебя большие амбиции. Мой тебе совет, начни с какого-то определенного места, почему бы не отсюда? Кроме того — это твой дом. Разве может быть лучшее место для любого начинания, чем собственная семья?

Ты доставишь нам огромную радость, если вернешься, чтобы получить свою часть неожиданно свалившегося на нас богатства, которое ниспослал Будда.

Надеюсь, что ты серьезно задумаешься над нашим предложением.

С любовью

Мама, папа и дедушка.

«Я и так уже ваш партнер», — сказал я себе.

Но больше всего меня раздражали постоянные мамины намеки, что я должен создать семью. Она полностью игнорировала то, что я уже жил с Суми. Мама никогда не упоминала ее имени и не интересовалась ею, но еще меньше ее занимала судьба маленького Тай Пиня.

«О, эта дикарка с темным прошлым и ребенком на руках» — я как будто услышал, как она произносит это, когда я заговорил о помолвке с Суми.

Я не хотел раньше времени мучить мать. Мы с Суми договорились, что поженимся через два года. В моих планах было вновь постепенно познакомить двух самых главных женщин в моей жизни. Я был уверен, что если у них будет достаточно времени, то они полюбят друг друга, если не ради себя, то хотя бы ради меня.

В бурные восьмидесятые, когда я думал об этом, Пекин был проходным двором, в котором встречались «новые китайские богачи», и люди со связями, молодые энергичные предприниматели и мечтатели, считавшие, что деньги посыплются им на голову с древа капитализма сами собой. О деньгах говорили все. Зарождающийся капитализм, как запретный плод, заставлял всех пускать слюни от вожделения. И хотя коммунизм все еще оставался ведущей силой, некоторые стали потихонечку преодолевать его барьеры. Было какое-то чувство мистики и авантюризма в происходящем. Искатели приключений и денег создавали свои собственные тайные кружки. И эти тайные общества сумели переориентировать взгляды определенных слоев общества.

Я с удовольствием общался с этими колоритными новыми предпринимателями. Они сами находили меня, потому что представлял собой совершенно новое явление, получая значительные доходы из неизвестных источников. Но еще важнее оказалось то, что у меня были черты представителей голубой крови. Это автоматически делало меня человеком, достойным доверия. В моей фамилии Лон все еще звучало эхо мрачного прошлого могущественного Китая. Временное падение моей семьи делало меня в глазах этих людей героем. Я был для них графом Монте-Кристо, человеком, который сумел вернуться. Я стал говорить с небольшим гонконгским акцентом, столь популярным теперь. Если того требовали обстоятельства, я легко переходил на английский, который американцы считали смесью кокни с пышным южнокитайским креном. Именно благодаря знанию английского я познакомился с тощим долговязым парнем по имени Говард Джинджер из газеты «Нью-Йорк таймс» и румяным усатым виргинцем Майком Блейком, которого я записал в его собутыльники.

Говард являлся владельцем бюро, в котором он был и начальник и репортер. Он вел жизнь на манер вольного стрелка, нежелательного элемента, создающего ненужные проблемы, и вскоре стал врагом всей страны, потому что просто старался писать правду. Он был иностранным дьяволом, за которым постоянно следили китайские спецслужбы, пытающиеся помешать его общению с китайцами, поскольку через них происходила утечка всякого рода щекотливых фактов и информации непосредственно из правительственных кругов страны.